"Легче?" — едва ли Целест слышал. Ломило шею и что-то вязкое собиралось под языком, он выпростал из-под одеяла руки — закусить палец или закурить, то и другое — лучше всего.

Вербена — Амбивалент. Они нашли ее в Пестром Квартале, танцовщицу со смуглой кожей и луною в глазах; ее волосы пахнут полевыми травами и когда она рядом, Целест чувствует себя глупым и счастливым. Она богиня.

"Амбивалент".

Ничего не изменилось — перестановка знака, не более.

"Ну и пусть".

— За что простить? — проговорил Рони. Целест изучал потолок, словно обнаружил там скрижали — откровение свыше, и Рони встревожила пустотная отрешенность. Сходят ли воины с ума? Может ли мистик судить о безумии?

Он взъерошил давно не мытые волосы. Боль Целеста перекинулась ему, и саднило в виске, нарывающим зубом, воспаленным горлом и носоглоткой. За недели "экранирования" Рони привык, но сейчас прибавилось еще что-то свинцово-серое, как могильная плита; он задыхался.

"Это Элоиза", подумал он. Отрешенное кукольное лицо — рыжие волосы и распахнутые загустелые, как старый мед, глаза. Танцующая Вербена — у нее тоже взгляд-лунный камень, холодный камень. Она танцует и считает.

— За что простить? — повторил Целест, а Рони — за ним.

Сам Рони-то знал. Предстояло выслушать второй раз. Декстра сцепила пальцы в замок, и принялась говорить глухим монотонным голосом, от которого клонило в сон:

— Винсент чувствовал Амбивалента давно. Что он появился, как и было предсказано Архивом и дешифраторами, — не думай, что ты один наведывался в Пестрый Квартал за запрещенными книгами и в подворотни к людям-машинам. "Амбивалент здесь, в Виндикаре", говорил он, и я поначалу не верила — черт, мистикам частенько всякое мерещится, — Декстра прикусила язык, и улыбнулась уголком губы, — Извини, Рони. Но потом стали появляться "разумные" одержимые — следы Амбивалента прямо перед носом, черт бы их побрал. Нам дали "добро" на… пытки, но этого было недостаточно.

Целест пробовал слова на вкус. Сухие, как песок и скрипят на губах. У Декстры голос почти как у дешифратора из замороженного подвала. Они бы понравились друг другу.

— Ваше "объединение", — Декстра фыркнула и осеклась в который раз, — дурацкая идея, конечно, была. И ты там наломал дров. Не могло быть никакого объединения… а вот Амбиваленту оно на руку, о да, она, наверняка, надеялась всем выдрать мозги еще там — но что-то помешало. Может быть, даже Альена, мир праху его.

Декстра вновь замолкла.

Рони сглотнул: начиналось худшее. Перед ним на рваном одеяле лежали руки Целеста — когти гигантской птицы, желтые в коричневинку. Ощерятся ли они колючками? И вздумает ли Целест атаковать?

— Но подозрения насчет Вербены подтвердились именно тогда, на вашем глупом шоу. Она заворожила всех, людей и Магнитов, если бы она приказала броситься с верхушки Цитадели — без всякой одержимости бы спрыгнули. Как лемминги. Но Винсент и я знали, что Амбивалента так просто не поймаешь — хитер, гад, и защищен сторицей. И все-таки было у Вербены слабое место…

"Какое же?" — спросил Целест ватно и бесцветно — перевел Рони так же. Целест знал ответ.

— Ты.

Он кивнул.

— Ты, — повторила Декстра. — Прости. Да. Все, что случилось с твоим… отцом и с тобой, да и с…

"Нет, пожалуйста", — Рони прокусил губу до крови.

— …с Элоизой — все из-за нас. Мы с Винсентом объяснили план Тао и Авису — смышленные ребята, и хорошие друзья, Целест, они до последнего не хотели "подставлять" тебя.

"Хорошие друзья. У тебя хорошие друзья, парень", — Целесту хотелось выть и грохнуться в обморок. Он покачивался, как деревянная кукла-болванчик.

— Все — один к одному подобралось. Этот парнишка из аристократов, Триэн — мечтал стать главным и убрать Адриана Альену. Нам Верховный Сенатор тоже мешал. И ты — единственная приманка, которая могла бы вырубить Амбивалента, потому что проклятый Амбивалент оказался глупой девчонкой-подростком, влюбленной как мартовская кошка. В тебя влюбленной. И… почти получилось, Целест. Почти.

"Меня подставили. Меня использовали", — это были слишком громкие и резкие слова, все равно, что принять-таки пощечину — истерзанной половиной лица. Целест пожал плечами, а Рони сказал:

— Но Вербена оказалась сильнее.

Декстра пожала плечами:

— По крайней мере, мы попытались.

Целест продолжал раскачиваться — вперед-назад, по шее и ключице ползла дорожка слюны, которую он не мог удерживать развороченной щекой; влага повисла на ресницах и в вытаращенной склере. Декстру передернуло — она не ожидала, понял Рони, она готовилась к ярости, обвинению и ненависти экс-подчиненного (впрочем, почему "экс?" бывших Магнитов не бывает), но слезы обескуражили ее. Недо-женщина, из которой все женское вытравлено, выжжено под корень и до гари, до солончаков — она представления не имела, что делать с тем, кто плачет.

Рони вспомнилось, как хоронили… тех, от кого осталось что похоронить — выбирали останки из-под завалов, черных валунов Цитадели; было жарко днем и дождливо — ночью, Декстра ругалась и ломала ногти, выковыривая тронутое гнилью мясо. На третий день она нашла обезображенную голову Винсента, и пробормотала что-то вроде — прости, старик, ты был хорошим напарником.

Но оплакивать не умела. И теперь хотелось ей то ли хлопнуть дверью, то ли встряхнуть Целеста за шиворот — хорош реветь. Жаль, что не имела права.

— Я понял… госпожа, — снова выговорил он. По слогам, через силу проталкивая звук за звуком и вскидывая плечи от боли. Рони потянулся — экранировать, боль физическая и… не только, но Целест поставил заслон, и мистик отпрянул от красноречивого образа: дубовая дверь и тронутый ржавчиной амбарный замок.

Целест молчал и раскачивался — раз-два, безмолвный отсчет напоминал приговор Вербены; выпростались из "конского хвоста" и хлестали по полузажившим шрамам волосы, и капала на рваное одеяло слюна, вместе с ней — слезы; угловатые ключицы подрагивали от частого дыхания.

Потом он разжал губы вновь:

— Что с Элоизой? Что с остальными и Виндикаром?

— Эй… может, тебе передохнуть?

Целест отрицательно покачал головой.

— Виндикар обезумел. Амбивалент уничтожает город, каждый день — десятки и сотни одержимых. Магнитов почти не осталось, мы даже не пытаемся бороться… только эвакуируем тех, кто пока нетронут. Люди бегут в соседние города, но оттуда тоже дурные вести — Амбиваленту плевать на расстояния. Правда, в Пределах вроде пока тихо, ну так у нас и связи почти нет.

Целест смежил единственное веко. Он напоминал больную взъерошенную птицу.

Значит, вон таков — конец мира. Мира Восстановленного — ненадолго восстановленного, все возвращается на круги своя, и эпидемия (Амбивалент — Вербена!) соберет урожай, а потом… а "потом" не будет.

Зачем ему рассказывали все это? Почему вообще выхаживали и вытаскивали из мягких лап старой-доброй подружки темноты, она же небытие и смерть — все имена по списку? Кому нужен воин с Печатью вместо лица? Кому нужен он — Целест… Целест Полуликий?

Паук уполз куда-то в потайную щель. Скатертью дорожка, рассердился Целест: на кого теперь смотреть? На Декстру, похожую на полуразрушенную мраморную статую из отцовского дома? На прозрачного, как привидение, Рони?

…Зачем? Вербена — Амбивалент, а Виндикар разрушен.

— Большинство аристократии, — Декстра неожиданно хмыкнула, — оказались Магнитами, правда, недоразвитыми — но ничего, мы с Рони их натаскали. Они теперь помогают нам. Надо же, а я не верила Винсенту. Он-то давно прочухал, что вся ваша братия прячет своих деток от Цитадели… — она осеклась и прикусила язык. — Прости, Целест. Адриан Альена был честным человеком. Может быть, одним из последних честных людей.

— Я знаю, — снова через Рони. — Я ненавидел его. И за это тоже.

— Скоро вернутся Тао Лин, Авис и этот мелкий Триэн, можешь у них сам спро… — Декстра закашлялась на половине фразы и зажала рот покрытой ссадинами и синякам ладонью. — Да, я понимаю. Их ты тоже ненавидишь.