Когда я вошел, начальник вышел из-за своего стола, сердечно пожал мою руку и предложил сесть на кресло. Он попросил одного из моих сопровождающих принести кофе и сигареты и затем отпустил всех. Он делал все, чтобы мне стало полегче.
Это не было легким началом, поломать все, за что я работал так долго и так усердно, но я знал, что у меня нет никакого выбора. Так, без всякого перерыва со стороны Камран бея, я выложил всю мою историю.
Я рассказал ему, что являюсь офицером-разведчиком, что моим настоящими именем и фамилией являются Исмаил Ахмедов, что я из чисто тюркских кровей и что исповедую ислам.
Я рассказал ему, что мне приказали отправиться домой, где мне угрожает трибунал НКВД и обо всем, что привело к этому.
В конце рассказа я попросил убежища в Турции по политическим мотивам. Если это невозможно из-за внешнеполитических соображений, то просил турецкую защиту и разрешения уехать в другие страны, которые могли бы предоставить мне убежище.
Начальник слушал внимательно, не пропуская ни одного моего слова. Когда я закончил, он сказал: «Исмаил бей», (как было прекрасно, когда ко мне обращались по моему настоящему имени и в такой момент), «однажды ваша страна имела в Турции прекрасного человека в качестве посла. Его звали Карахан, «Черный Хан», на нашем языке, на вашем и на моем. Он был большим другом нашего вождя Ататюрка и турецкого народа. Его здесь уважали и любили. В один день ваше правительство отозвало его и он уехал. Он должен был оставаться здесь и стать одним из нас. Как вы знаете, он был уничтожен Сталиным. За что? За то, что был протурецким. Поэтому мы вас понимаем.
«Я сразу поставлю в известность Анкару. Я надеюсь, они предоставят вам убежище. Между тем отныне, вы должны находиться под нашей опекой. Это для вашей защиты и для сохранения доброго имени моего народа. Если Анкара не предоставит вам убежище, мы вам поможем уехать в другую страну. По этому поводу я даю вам мое честное слово».
Затем мы обсуждали, где мне следует прятаться в то время, когда будем ожидать сообщения из Анкары. Стамбул, мы оба были согласны, был слишком опасным городом. Мы договорились насчет Бурсы, приятного города на Мраморном море, недалеко от побережья и предгорья Улу Дага, Mysian Olympus древних греков.
Когда эти временные приготовления были договорены, Камран бей вызвал шестерых офицеров в свой офис. Это были рослые и натренированные атлеты. Все были в гражданской одежде, но носили пистолеты в наплечных кобурах. Это было самым впечатляющим сопровождением, способным справиться с наумовскими головорезами.
Камран бей предупредил их об опасности, которая грозит со стороны НКВД на предстоящем пути. Если они встретятся с советскими секретными агентами, то сказал он, они должны быть готовы прорваться через них с огнем. Подготовлено судно для доставки в малый порт Ялова, откуда нас должны сопроводить в Бурсу. Гражданские и полицейские власти будут ожидать нас в Бурсе.
Мой эскорт и я на двух машинах покинули штаб-квартиру полиции через задние ворота. Сначала мы отправились в мою квартиру, где я собрал свои вещи и расплатился с хозяйкой. Бедная женщина была напугана нашим внезапным вторжением и, в особенности, моим эскортом, предупредившим о непосредственных последствиях для нее, если она выдаст какую-либо информацию русским, которые, наверняка, придут сюда в поисках меня.
Закончив с этим, мы без промедления направились к пирсу и сели на корабль, направляющийся в Ялову. В море я посмотрел назад на Стамбул, на его гордые башни, минареты и купола в великолепии на полуденном солнце. Я сказал, прощай город моих мечт, город моих разбитых надежд, город моего путешествия в неизвестное, прощай.
Ссылка
Однако, все планы по моему укрытию, изменились уже до того, как мы достигли Яловы. На пирсе мы встретились с несколькими офицерами турецкой армии, которые сказали, что НКВД работает в Бурсе весьма энергично, очевидно, ищут меня и поэтому план держать меня там отменен. Ялова была избрана в качестве моего убежища до тех пор, пока не будут получены дальнейшие инструкции из Анкары и Стамбула.
Также на пирсе встретить нас прибыл Kaymakam или глава правительства Ялова. Приятный молодой человек, он пожал мне руку и сказал: «Marhaba, Исмаил бей, hosh geldiniz, я ваш радушный хозяин. Мне выпала большая честь принимать вас в качестве нашего гостя. Я надеюсь, что ваше пребывание в нашем маленьком доме будет приятным и уютным».
Маленький дом оказался симпатичной виллой на берегу моря. Однажды здесь останавливался Ататюрк. Хорошо разделенная от других соседних домов, она была окружена большими садами роз и различных других цветов. К югу высоко на горизонте возвышались горы, в то время как на севере (я прибыл вечером) светились тысячи огней Принцевых островов, и за ними начинал сверкать и мерцать Стамбул.
Турки по-настоящему знали дело по обеспечению моей безопасности. Полицейские, одетые в форму и в гражданской одежде, находились повсюду около дома и за домом, куда, как они сказали, мне нельзя ходить по соображениям моей безопасности. Действовали контрольно-пропускные пункты на подъезде в этот район и всем, кроме официальных лиц и местных жителей, въезд сюда был запрещен.
До того, как мы успели отойти от корабля, направляясь в виллу, прибыла полицейская моторная лодка и остановилась у причала. Оттуда спрыгнули два человека, которые были старшими офицерами, ответственными за мою безопасность. Одним из них был заместитель начальника полиции Стамбула Ахмед Демир, тот самый человек, который обыграл шпиона Наумова на приеме в честь годовщины революции. Другим человеком был Халит Тулга, заместитель начальника Стамбульского офиса национальной безопасности (турецкая разведка).
Затем мы все направились в виллу на обед под патронажем красивой молодой жены Kaymakam. Блюда были просто отличными: dolmas, завернутые в листья винограда мясо и рис с приправами; bцrekes, мясные пироги; pilav; жареная рыба; салат; фрукты. В качестве напитков были raki, турецкая водка и отличные местные вина.
Хотя мне очень понравилась еда, но именно сама атмосфера обеда была главной, что сделала его таким сердечным. Впервые за многие годы, я почувствовал, что я нахожусь среди своего народа, как друг среди друзей, брат среди братьев. И я мог говорить о чем угодно, что я хотел и называть вещи именами.
Главной темой разговора за обедом и после него были тюркские народы Советского Союза. Мне задавали вопрос за вопросом. Какова численность народов тюркского происхождения? На скольких диалектах они говорят? Какие алфавиты они используют? Если бы им разрешили получать, то в состоянии ли они читать турецкие газеты, печатаемые латинским алфавитом, введенным во времена Ататюрка? Сохраняют ли они свои национальные обычаи? Знают и помнят ли они свою историю? Разрешен ли ислам в качестве религии и если да, то до какой степени? Насколько сильно они русифицированы? Сколько из них занимают посты высокого ранга на гражданской и военной службах? Имеются ли трения и непонимания между русскими и тюркскими меньшинствами?
И так продолжалось до полуночи, когда уже пришла пора идти спать. Моя комната была большой и с огромными окнами, выходящими на море. Я распахнул их и стоял немного возле них в состоянии полного восторга. Я вдыхал благоухание роз, цветущих прямо за окнами внизу. За ними находились побережье и море, с плеском своих нежных волн. Где-то недалеко пел соловей, зовя свою подругу.
Пьянея от всей этой красоты, я чувствовал себя весьма уютно под крыльями друзей, турков. Впервые за многие и многие луны я начал чувствовать удовлетворение в ту благоуханную ночь в начале июля 1942 года. Трудно было поверить, что прошел лишь год с того времени, когда я был освобожден из немецкого лагеря, страшный год, отмеченный черной меткой смерти Тамары, год, который завершился лишь несколькими часами ранее с моим бегством из консульства.