Леди Белтхем вздрогнула и надолго замолчала. Губы ее беззвучно шевелились.

– Лорд Белтхем был намного старше меня… – наконец проговорила она. И, почувствовав, как двусмысленно прозвучали эти слова, поспешно добавила:

– Но, конечно, я испытывала к нему искреннюю привязанность и самое глубокое уважение.

На губах председателя суда появилась скептическая усмешка. Он выразительно посмотрел на коллег, привлекая их внимание к последним словам свидетельницы. Потом снова обратился к ней:

– Знаете ли вы, почему я задаю вам этот вопрос?

– Нет, ваша честь.

– Видите ли, до нас доходят настойчивые слухи, что обвиняемый был сильно вами увлечен. Итак, это правда?

Задавая последний вопрос, председатель сверлил женщину пронзительным взглядом. Та опустила голову и произнесла чуть слышно:

– Это ложь, ваша честь.

Тут Гарн, сидевший с каменным лицом, вдруг встал, скрестил руки на груди и, обращаясь к присяжным, сказал:

– Я заявляю перед всеми, что не испытываю к леди Белтхем ничего, кроме самого глубокого уважения! И считаю, что французскому правосудию не пристало верить слухам, которые распространяют гнусные лжецы. Да, я убил лорда Белтхема и признаюсь в этом. Но я не собирался бросать тень ни на его доброе имя, ни на имя его жены! По отношению к этой женщине я всегда был не более, чем простой сержант, случайный знакомый.

Председатель резко прервал его:

– Тогда объясните вразумительно, почему вы убили вашу жертву, если питали к ней такое уважение?

Гарн устало опустился на место:

– Ну я же столько раз говорил, господин председатель… Деньги! Леди Белтхем тут вовсе ни при чем. У нас с ее мужем были кое-какие дела, и как-то мне показалось, что он мне не доплачивает. Я позвонил ему, и он пришел ко мне домой. Мы заговорили о финансовых проблемах, и разговор перешел в ссору. Мы оба так рассвирепели, что бросились друг на друга. Это было какое-то безумие…

Гарн вздохнул.

– А потом у меня под рукой оказался нож, и я ударил лорда Белтхема, – закончил он.

Нельзя сказать, что это объяснение отличалось возвышенностью и отражало величие души, однако то, как решительно подсудимый вступился за честь дамы, вызвало симпатии зала. Даже у присяжных на лицах появилось одобрительное выражение. Но председателя не так просто было сбить с толку.

– Извините, мадам, – сказал он, снова обращаясь к леди Белтхем, – мне кажется, объяснение слишком примитивно. Никак не могу поверить, что с самой англо-бурской войны между вами не было никаких отношений! Возможно, они были настолько деликатны, что вы оба их отрицаете, чтобы сохранить вашу репутацию. Однако подумайте вот о чем – ведь может статься, что вы скрываете нечто такое, что могло бы изменить судьбу обвиняемого не в худшую, а в лучшую сторону!

Оставив вконец растерявшуюся женщину размышлять над его словами, председатель повернулся к судебному секретарю и велел:

– Позовите еще раз госпожу Дулен!

Секретарь вышел в изолированную комнату, куда отвели консьержку дома, где жил Гарн, после того, как она дала первые показания. Вскоре он вернулся вместе с ней и подвел ее к судьям.

По поводу такого торжественного и редкого в ее жизни события, как вызов в суд, консьержка принарядилась. Глаза ее возбужденно блестели.

– Мадам, – обратился к ней председательствующий, – недавно вы говорили нам, что господин Гарн время от времени принимал у себя даму, судя по всему, свою любовницу. Вы также сказали, что смогли бы узнать эту женщину, если бы ее увидели. Итак, будьте любезны, взгляните на эту даму. Она вам незнакома?

Судья указал на леди Белтхем.

Госпожа Дулен медленно подошла, теребя в руках длинные белые перчатки, которые специально купила, чтобы появиться в таком обществе, и внимательно вгляделась в лицо аристократки.

– Как вам сказать… – протянула она после паузы. – Может, это та, а может, совсем другая.

Председатель иронически усмехнулся:

– Как же так, мадам Дулен? Ведь только что вы были уверены в своих словах!

– Но, ваша честь! – возразила консьержка. – Ведь мне ничего не разглядеть из-за этой вуали!

Не дожидаясь приглашения, которое, несомненно, последовало бы, леди Белтхем приподняла вуаль и высокомерно взглянула на женщину.

– Так вам хорошо видно? – спросила она. – Теперь вы меня узнаете?

Резкий тон, которым были произнесены эти слова, заставил госпожу Дулен вздрогнуть. Некоторое время она робко разглядывала лицо дамы, потом повернулась к судьям и жалобно произнесла:

– Вот, опять то же самое… Не могу я точно сказать, она это или нет!

– Но все-таки вам кажется, что это та дама? – настаивал председатель.

– Не надо меня вынуждать, господин судья! – запротестовала женщина. – Я давеча клялась говорить правду и только правду. Вот я и хочу говорить правду, а обманывать не собираюсь. Еще раз повторяю – очень может быть, что это она. Но вполне возможно, что и нет.

– Другими словами, вы не беретесь утверждать, что Гарн принимал именно эту даму?

– Именно так, ваша честь, – ответила консьержка. – Конечно, мадам на нее похожа – манерами, осанкой. Но ведь этим отличаются все великосветские дамы, это в крови! Так что утверждать, что это та самая, значило бы сделать слишком серьезное заявление.

Словоохотливая госпожа Дулен, несомненно, развила бы свою мысль и не преминула бы поделиться своими соображениями по поводу родовой аристократии, но председатель поспешил остановить ее:

– Спасибо, мадам, благодарю вас. Присяжные примут к сведению ваши показания.

Консьержка удалилась, и допрос леди Белтхем возобновился.

– Позвольте задать вам вот какой вопрос. Какие вы – вы лично – чувства испытываете к этому человеку? Считаете ли вы его виновным? Спору нет, он сам признался, что убил вашего мужа из-за денег. Вы согласны с тем, что у него был только этот мотив?

На сей раз свидетельница долго не раздумывала и ответила сразу:

– Конечно, ваша честь, я не могу сказать наверняка, но я знаю своего покойного мужа. Поэтому могу высказать свои предположения. Видите ли, лорд Белтхем был человеком весьма энергичным и напористым. Все свои дела он вел сам и никому особенно не доверял. А уж если речь шла о защите того, что, как он считал, принадлежит ему по праву, то я не удивлюсь, если в качестве аргументов он использовал и оскорбление, и кулаки. Словом, вполне могла случиться кровавая драма.

Председатель сцепил пальцы.

– Значит, мадам, – подытожил он, – вы считаете, что версия обвиняемого вполне правдоподобна?

– Да, ваша честь, – медленно ответила леди Белтхем, всеми силами стараясь скрыть дрожь в голосе. – Все действительно могло произойти именно так. Это говорит в пользу молодого человека…

Судья изумленно взглянул на нее.

– Я не понимаю, мадам. Вы что же, оправдываете его?! – переспросил он.

Свидетельница гордо вскинула голову и посмотрела председателю в глаза.

– Вот уже много лет, мсье, – сказала она, – я занимаюсь тем, что помогаю несчастным. И я хорошо помню, что Закон Божий учит нас – прощение есть первый долг истинного христианина! Конечно, я оплакиваю своего мужа. Но суровое наказание убийцы не воскресит его, как не иссушит оно моих слез. И во имя спасения своей души я прощаю этого человека.

Сидя на скамье подсудимых, Гарн, смертельно побледневший, не отрывал горящих глаз от леди Белтхем. На сей раз волнение его было столь очевидным, что привлекло внимание присяжных.

Председатель суда пошептался со своими коллегами и задал адвокату традиционный вопрос:

– Мэтр Барберу, нет ли у вас каких-либо вопросов к свидетельнице?

Адвокат громко ответил:

– Нет, ваша честь!

Председатель поблагодарил леди Белтхем, предложил ей занять место в зале и объявил:

– Суд удаляется на совещание!

Глава 29

ПРИГОВОР

Резкий голос секретаря суда покрыл шум, царящий в зале:

– Встать! Суд идет!

Судьи чинно расселись по местам. Одним взглядом восстановив тишину, председатель объявил: