— Юркай, ты же мысли читать умеешь, что же ты столького не знаешь?
— Чтение мыслей — это не то, что ты думаешь. Вот ты точно знаешь, чем отличается ведун и гроссведун?
— Конечно. — убежденно ответил Офедр.
— А вот я из твоих мыслей в этом разобраться не смог. Объясни лучше словами, — попросил Юркай
Гвид кивнул, открыл рот — и сообразил, что затрудняется одной фразой выразить различие.
— Ну, гроссведуны, они короне служат…
— Некоторые ведуны тоже, — вмешалась Кайтар, — а есть гроссведуны, что службу оставили.
— Мастера заклятий тоже не все короне служат, — припомнил гвид.
— Мастера заклятий сокрытое видеть не могут, их с ведунами не сравнить, — Кайтар явно подобных мастеров ставила не слишком высоко.
Юркай поинтересовался, могут ли дворяне быть ведунами.
— Да, сплошь и рядом. У них и школа есть, в столице. Туда только дворян и берут. Почти все гроссведуны эту школу окончили…
К вечеру они достигли деревушки, прячущейся в горном ущелье. Внизу прыгала звонкая речушка, а низкие бревенчатые домики прилепились к крутому склону. Их встретили на мостике через реку. Пожилой лесовик в черной шляпе и длинной зеленой куртке стоял, прислонившись к перилам, слаженным из крепкого бруса и сосновой веткой перегораживал им путь.
— Доброго вечера, дедушка, — поздоровалась Кайтар.
Дед промолчал, внимательно глядя на путников. Гвид вперед не вылезал. В таких деревнях человека пустят в дом, только точно представляя, кто он такой. Здесь требовалось не имя, не звание. Офедр был свидетелем, как без колебаний жители приграничной деревни впустили переночевать ватагу разбойников, ничуть не скрывавшую характера своего промысла. Таежников интересовало другое: не служат ли прохожие Черным и не таят ли они коварных замыслов против жителей деревеньки. И в каждой деревеньке непременно имелся человечек, способный в этом вопросе досконально разобраться за не столь и долгое время.
Дед, наконец, опустил ветку и взглянул на гвида:
— Ты воинский помощник, что ли? Чем подтвердишь?
Офедр достал бляху, почти уверенный в том, что здешние жители ни за что не отличат ее от знаков других гвидов.
— Проходи. Подожди там, где тропа раздваивается.
Со спутниками Офедра дед говорил недолго. Вскоре они все вместе прошли по единственной улице деревни. К каждому дому вверх уходила деревянная лестница без перил. Небольшие окна домов были прорезаны под самой крышей. Дед остановился возле одной такой лестницы.
— Вам туда, к старой Ежихе. Накормит вас, спать уложит, а поутру я в гости зайду. Вечерком и насчет дороги подумаете…
Ежиха, морщинистая подвижная бабулька, встретила их ласково, все расспрашивала, все говорила. Но гвид, Длинное Ухо, очень быстро уловил, что при всей болтливости почти ничего о жизни деревни она не сказала. Они поели каши, перемешанной с тушеными овощами, жареной рыбы. Запили ужин козьим молоком — о своих козах Ежиха была готова рассказывать без остановки. Но гости так и не узнали, одна ли она живет, и где ее дети, если они вообще есть. Серый гвид по некоторым признакам догадывался, что их сегодняшняя хозяйка не одинока, но никаких следов проживания других людей не обнаружил.
Кайтар ушла спать вместе с Ежихой, а мужчины улеглись в комнате у входа. В стене виднелась закрытая деревянным брусом узкая щель. Вынь брус — и откроется великолепная смотровая щель. Дом, как успел заметить Офедр, был сложен из дубовых бревен. В таком и в осаде сидеть можно. По крутой и узкой лестнице таран к двери не подтащишь, а рубить дверь из мореного дуба топором придется долгонько. За это время рубщика всего стрелами утыкают — площадка перед дверью из окон видна достаточно хорошо.
— Юркай, чего дедок на мостике моей бляхой интересовался? Нечто лесовики в воинских знаках отличия разбираются?
— Это он тебя отослал, чтобы с нами наедине поговорить. Хотел знать, спутник ты нам, или мы тебя как жертву ведем. Дальше на дороге Черная Нежить поселилась, Саблумом ее зовут. Саблум не прожорлив, схватит одного путника, и пока его обрабатывает, остальные успевают проскочить мимо. Некоторые отряды так и проходили — жертву вперед, дождутся ее криков — и бегом мимо. А иначе только в обход. Горами два дня, лесом — четыре. Спи. Завтра будем думать.
Офедр, как ни странно, заснул сразу. То, что его не стали приносить в жертву случайные, собственно говоря, для него люди, ничуть его не взволновало. Люди есть люди; и продают друг друга при случае, и обмануть кого считается делом житейским. Но такого, чтобы нежити на съедение отдавать даже безразличного тебе человека — такого в приграничье не водилось. Слыхал гвид, что некоторые патентованные колдуны из стран южных до подобного изуверства опускались, но сам не верил. Человек есть человек, свои счеты люди между собой сами сведут, а нежить, она любой жизни чужда и в людские дела ее впутывать не следует. Использовали, конечно, иногда во время войны, тех же Лысых Малинников или же Жабу-Попрыгунью, так ведь это война, нашествие супостата, который и сам нежить вперед себя в битву гонит.
Ловили нежить и держали, для обороны или чтобы другую нежить вывести, ведуны да ведьмы. Племя колдовское, оно хоть и ближе ко всему нечеловеческому, а все же случаев, чтобы колдун или ведьма человека на растерзание нечисти просто так отдали, Офедр не знал. Среди крестьян ходили, ясное дело, слухи, что это любимое ведовское дело и есть, так то ж крестьяне, люди дикие, ничего, кроме своих огородов, не видевшие. А здесь, вблизи гор Аргиза, где нежити хватало, самый распоследний крестьянин знал, что только колдовская сила от нее простых людей и защищает.
И только проснувшись наутро, он припомнил, как смотрел на него вчерашний дедок и сообразил — а ведь сей подлец прямо намекал Кайтар и Юркаю, что гвида следует вперед пустить. Не хотел бы он того — сказал бы про Саблума сразу, при всех. Или, быть может, он так Юркая проверял? Тогда зачем при Кайтар говорить? С утра уверенность гвида в порядочности рода человеческого несколько ослабела. Он даже поджаренные Ежихой грибы лишь чуть попробовал, сославшись на сытость после вчерашнего ужина.
Они умылись в отдельной комнате, дождавшись, пока оттуда выйдет Кайтар. Девушка причесалась, прикрыла свое простонародное платье неизвестно откуда взявшимся цветастым платком, и сразу превратилась в молодую красавицу. Ежиха скептически пробубнила:
— Красива ты, девка, только красота твоя здесь никому не в радость. Один мужик на королевской службе, радеет господину, женщин вообще не замечает. А второй — не нашенский. Сделает свое дело и уйдет, только и останется от него смутное воспоминание. Да ты глазищами на меня не зыркай, не Стракуту же, пню старому, ты понравиться захотела!
Кайтар не ответила, гордо отвернулась. А вскоре появился и Стракут, вчерашний дед с моста. Гвид развернул карту. Дед проявил былую воинскую выучку, враз в ней разобравшись. Похоже, он и бляху серого гвида опознал правильно.
— Вот на этом участке Саблум и обитает. Как видите, обходить можно только лесом. Или, если по скалам горазды карабкаться, три мили вверх по ущелью, подъем по крутому склону и скалам. Лошадь там не пройдет, заметьте. Оттуда спуск в другое ущелье. На это день уйдет. Деревень в том ущелье нет, ночевать придется под открытым небом. Не советую идти этим путем.
Офедр был с дедом согласен. Вблизи от гор под открытым небом лучше не ночевать. Слишком много всяких тварей там водится, можно влипнуть не хуже, чем с Саблумом.
— Давно он там поселился? — спросил Юркай Стракута.
— Месяца четыре. Отписали герцогу, да у него такой нежити по лесным тропам полно. Если Великие Светлые помогут, к следующей весне гроссведун явится, прихлопнет Саблума. Если ему по силам окажется, — добавил Стракут, искоса посматривая на Юркая.
Только теперь гвид осознал замысел лесовика. Это же он Юркая на Саблума натравить хочет! И даже уверен, и что Юркай не откажется, и что Черная Нежить Юркаю по силам окажется. Вот для чего он намекал, что гвида в жертву принести следует!