Если мы предназначены быть свободными в Духе, если мы должны подчиниться только высшей Истине, мы должны отбросить идею о том, что наши ментальные или моральные законы обязательны для Бесконечного, или что может быть что-то неприкосновенное, абсолютное или вечное даже в самых высоких существующих нормах нашего поведения. Образуя все более и более высокие временные нормы, пока они необходимы, мы служим Божественному в его мировом марше; пытаться жестко создать абсолютную норму значит пытаться создать барьер против течения вод вечности. Как только привязанная к природе душа осознает эту истину, она освобождается от двойственности добра и зла. Ибо добро есть всё то, что помогает индивидууму и миру двигаться к своей божественной полноте, а зло есть всё то, что мешает или разрушает это растущее совершенство. Но поскольку совершенствование прогрессирует, эволюционно во Времени, добро и зло также перемещающиеся величины, и время от времени меняют свои смысл и значение. То, что теперь является злом и должно быть отброшено в нынешней форме, некогда было необходимым и помогало индивидуальному и общему прогрессу. Та вещь, которую мы теперь рассматриваем как зло, вполне может стать в другой форме и другом расположении элементом будущего совершенства. И на духовном уровне мы превосходим даже это различие, ибо мы обнаруживаем цель и божественную полезность всего того, что мы называет добром и злом. Тогда нам надо отвергнуть в них фальшь и всё, что искажено, невежественно и затемнено в том, что называется добром, в не меньшей степени чем в том, что называется злом. Ибо мы должны тогда принять только истинное и божественное и не делать никакого другого различения в вечном процессе.

Тем, кто способен действовать только в жестких нормах, тем, кто может чувствовать только человеческие, но не божественные значения, эта истина может показаться опасной уступкой, которая может уничтожить саму основу морали, дезорганизовать поведение и создать только хаос. Безусловно, если нужно сделать выбор между вечной и неизменной этикой и отсутствием вообще всякой этики, то для невежественного человека результат был бы именно такой. Но даже на человеческом уровне, если мы достаточно просвещены и достаточно гибки, чтобы понять, что норма поведения может быть временной и в то же время необходимой для своего времени, и чтобы полностью ее соблюдать, пока она не будет заменена лучшей, тогда мы не теряем ничего, кроме фанатизма несовершенного и нетерпимого благочестия. Взамен этого мы приобретаем открытость и силу продолжительного морального прогресса, милосердие, возможность достижения понимания и симпатии к этому миру борющихся и спотыкающихся созданий, и благодаря этому милосердию получить больше права и силы, чтобы помочь ему на его пути. В конце, там, где кончается человеческое и начинается божественное, где ментальное исчезает в супраментальном сознании, а конечное переходит в бесконечное, всякое зло исчезает в трансцендентном божественном Добре, которое становится всеобщим на каждом плане сознания, к которому оно прикасается.

Таким образом, для нас становится понятным, что все нормы, при помощи которых мы стараемся управлять нашим поведением, являются только нашими временными, неполноценными и эволюционирующими попытками представить себе наш спотыкающийся ментальный прогресс во вселенской самореализации, к которой двигается Природа. Но божественное проявление не может быть связано нашими мелкими правилами и хрупкими святынями; ибо сознание, стоящее за ним, слишком обширно для этого. Как только мы осмыслим этот факт, который достаточно разрушителен для абсолютизма нашего рассудка, мы сможем лучше разместить по своим местам относительно друг друга последовательные нормы, определяющие различные стадии роста индивидуума и коллективного движения человечества. Наиболее общие из них мы можем окинуть беглым взглядом. Ибо нам надо видеть их положение по отношению к этому другому ненормированному, духовному и супраментальному образу действия, которого добивается Йога, и к которому [она] идет путем подчинения индивидуальной воли божественной Воле и, еще более эффективно, через его возвышение, благодаря этому подчинению, до большего сознания, в котором становится возможным некое тождество с динамичным Вечным.

Существуют четыре главных стандарта человеческого поведения по возрастающей шкале. Первый — это личные нужды, предпочтения и желания; второй — закон и забота о пользе для коллектива; третий — идеальная этика; последний — высший божественный закон природы.

Человек начинает длинный путь своей эволюции, располагая только первыми двумя из этих четырех, которые должны просвещать его и руководить им; ибо они составляют закон его животного и виталического существования, а свой прогресс человек начинает как виталическое и физическое животное. Истинным смыслом пребывания человека на земле является выражение растущего образа Божественного в человечестве; эту цель преследует Природа в человеке, осознанно или неосознанно работая в нём под густым покровом ее внутренних и внешних процессов. Но материальный или животный человек не знает внутреннюю цель жизни; он знает только ее нужды и желания, и у него нет другого руководителя, указывающего на то, что от него требуется, кроме его собственного восприятия нужд и его возникающих и указующих желаний. Его первым естественным правилом поведения является прежде всего удовлетворение своих физических и виталических требований и необходимостей, и уже затем каких-либо возникающих в нем эмоциональных и ментальных желаний, воображений или динамичных представлений. Единственный уравновешивающий или перевешивающий закон, который может модифицировать или противостоять этому настоятельному естественному запросу, заключается в требованиях, выдвигаемых идеями, нуждами и желаниями его семьи, его общины, племени, стада или стаи, членом которой он является.

Если бы человек мог жить только для себя, — а это было бы возможно только в том случае, если бы развитие индивидуума было единственной целью Божественного в мире, — тогда не было бы необходимости включения в действие второго закона. Но всякое существование возможно только в результате взаимодействия акции и реакции целого и частей, взаимной необходимости составляющих и того, что они составляют, взаимозависимости группы и индивидуумов группы. На языке индийской философии Божественное проявляет себя всегда в двойной форме отдельного и коллективного существа, vyasti, samasti. Человек, стремящийся к росту своей отдельной индивидуальности, ее свободе и полноте, в состоянии удовлетворить даже свои собственные нужды и желания только вместе с другими людьми; он есть целое в самом себе и в то же время не является целым без других. Эта зависимость включает закон его личного поведения в групповой закон, который возникает в результате образования длительного группового организма с коллективным разумом и собственной жизнью, которому подчинены его собственный воплощённый ум и жизнь в качестве преходящей единицы. И в то же время в нём есть что-то бессмертное и свободное, не привязанное к этому групповому телу, которое переживёт его собственное воплощённое существование, но не сможет пережить или сковать своим законом его вечный дух.

Сам по себе этот кажущийся большим и превышающим закон является не более чем продолжением виталического и животного принципа, которым руководствуется индивидуальный элементарный человек; это закон стаи или стада. Индивидуум отождествляет свою жизнь с жизнью определенного числа других индивидуумов, с которыми он связан и общается от рождения, по выбору или обстоятельствам. И поскольку существование группы необходимо для его собственного существования и удовлетворения, то со временем, если не сразу же, забота о ее сохранении, удовлетворении ее нужд и ее коллективных понятий, желаний, жизненных привычек, без чего она не могла бы целиком сохраняться, встаёт на первое место. Удовлетворение личных идей и чувств, нужд и желаний, склонностей и привычек должно быть постоянно подчинено, в соответствии с обстановкой, а не по каким-либо моральным или альтруистическим мотивам, удовлетворению идей и чувств, нужд и желаний, склонностей и привычек не того или иного индивидуума или числа индивидуумов, но общества в целом. Эта общественная необходимость является скрытым связующим веществом морали и человеческого этического импульса. Нет фактических данных о том, что в какие-то доисторические времена человек жил один или только со своей самкой, как некоторые животные. Все, что известно о нем, показывает, что он был общественным животным, а не изолированным телом и духом. Закон стаи всегда стоял выше его индивидуального закона саморазвития; кажется, что он всегда рождался, жил, формировался как единица в массе. Но логично и естественно, с психологической точки зрения, что закон личной необходимости и желаний является главенствующим, а общественный закон выступает как вторичная и узурпирующая сила. В человеке имеются два отчетливых господствующих импульса, индивидуалистический и общественный, личная жизнь и общественная жизнь, личный мотив поведения и общественный мотив поведения. Возможности их противостояния и попытки их согласования заложены в самых корнях человеческой цивилизации и продолжают проявляться в другом виде, когда он минует стадию виталического животного и приходит к высоко индивидуализированному ментальному и духовному прогрессу.