Здесь мы встречаемся с запутанностью идеи о том, что бессмертие возможно только после смерти, в других мирах, на более высоких уровнях существования, или что освобождение уничтожает все возможности умственной или телесной жизни и навсегда уничтожает индивидуальное существование, которое переходит в безличную бесконечность. Убедительность этих идей берет свое начало из определенной проверки опытом и некоторой необходимости, или стремления ввысь, которое чувствует душа, когда она сбрасывает с себя [ранее] непреодолимые узы ума и материи. Есть ощущение, что эти узы неотделимы от всей земной жизни или от всякого ментального существования. Смерть — царь материального мира, ибо жизнь, по-видимому, существует только благодаря ее покорности смерти, в процессе постоянного умирания; бессмертие может быть покорено с большим трудом, и оно представляется по своей натуре отвержением всякой смерти, а потому и всякого рождения в материальном мире. Область бессмертия должно находиться на каком-то нематериальном уровне, в каком-то раю, где тело либо совсем не существует, либо изменилось и представляет собой только форму души, или имеет второстепенное значение. С другой стороны, те, кто идет даже дальше бессмертия, чувствуют, что все уровни и небеса — это только обстоятельства конечного существования, а бесконечное Я свободно от всех этих вещей. Над ними доминирует необходимость исчезновения в бесконечное и безличное, и неспособность уравнять каким-либо путем блаженство безличного существования с восторгом души в ее становлении. Придуманы философии, которые оправдывают для интеллекта эту потребность в погружении и исчезновении; однако, что действительно важно — так это зов Потустороннего, потребность души, ее восторг — в данном случае — в каком-то безличном существовании или в небытии. Ибо, что решает, так это определяющий восторг Пуруши, его воля установить отношения со своей Пракрити, опыт, полученный в результате следования по принятому пути развития своего индивидуального самопереживания среди всех различных возможностей своей природы. Наши интеллектуальные оправдания, которые мы предлагаем рассудку, это только отчет об этом опыте, и те средства, при помощи которых мы помогаем уму согласиться с тем направлением, которому следует душа.

Причиной нашего существования в мире не является эго, хотя поверить в это нас склоняет наш теперешний опыт; ибо эго — это только результат и обстоятельство нашего способа существования в мире 115. Это те отношения, которые обладающий многими душами Пуруша установил между индивидуализированными умами и телами, отношения самозащиты, взаимоисключения и агрессии, с целью иметь, среди всех зависимостей вещей друг от друга, возможность независимого ментального и физического опыта. Но абсолютная независимость невозможна на этих уровнях; поэтому безличность, которая отвергает все ментальное и физическое становление, является единственно возможной кульминацией этого исключительного движения: только так можно получить абсолютно независимое самопереживание. Тогда кажется, что душа существует абсолютно, независимо, сама в себе; она свободна в том смысле, который выражен индийским словом svadhina, зависит только от себя, не зависит от Бога и других существ. Поэтому в этом случае отрицается все — Бог, личное я и другие существа, они отстраняются как различия, присущие невежеству. Именно эго осознает свою недостаточность и устраняет как себя, так и свои противоположности для того, чтобы осуществить свою насущную потребность независимого собственного опыта; ибо оно находит, что его усилия осуществить это через отношения с Богом и другими обречены быть иллюзорными, тщетными и ничтожными. Оно перестает допускать их, ибо, допустив, становится зависимым от них; оно прекращает принимать свое существование 116, ибо принятие его означало бы допущение того, что оно старается исключить как не я, допущение космоса и других существ. Самоуничтожение Буддиста по своей природе является исключением абсолютно всего, что постигает ментальное существо; самопогружение Адвайты в свое абсолютное бытие это та же самая цель, понятая по другому: в обоих случаях мы имеем высшее самосогласие души на исключительную независимость от Пракрити.

Эта тенденция подкреплена опытом, который мы прежде всего получаем, идя укороченным путем к освобождению, описанным нами как движение отхода от ума, жизни и тела. Ибо это — разрушение эго и отказ от привычек ментальности, которыми мы сейчас обладаем; ибо это относится к материи и физическим ощущениям, в результате вещи воспринимаются только как формы, объекты, внешние явления и имена, которые мы придаем этим формам. Мы непосредственно не воспринимаем субъективную жизнь других существ, кроме как по аналогии с нашей собственной, или как предположительное производное наблюдение, основанное на внешних признаках речи, действия и так далее, которые в нашем уме переводятся в понятия нашей собственной субъективности. Когда мы вырываемся от эго и физического ума к бесконечности духа, мы все еще видим мир и других так, как наш ум приучил нас видеть их, как имена и формы; только благодаря нашему новому восприятию непосредственной и высшей реальности духа, они теряют ту непосредственную объективную реальность и ту свою косвенную субъективную реальность, которая воспринималась умом. Они кажутся совершенно противоположными в той более верной реальности, которую мы теперь испытываем; наша ментальность, успокоенная и безразличная, больше не пытается знать и реально себе представлять те промежуточные элементы, которые содержатся в них, как и в нас, и знание которых, для своей утилитарности, должно служить мостом через пропасть между духовным я и объективными феноменами мира. Мы удовлетворены блаженной бесконечной безличностью чистого духовного существования; для нас больше не существует ничего и никого. Теперь нам кажется нереальным и ничего не стоящим все, что дает нам физическое ощущение и все, что воспринимается и думается умом в этом отношении, все, что вызвало столь преходящий и несовершенный восторг; мы не владеем и не хотим владеть промежуточными истинами бытия, через которые Единый наслаждается этими вещами, и которые обладают для него той ценностью его бытия и восторга, что делает, можно сказать, космическое бытие прекрасным для Него и достойным проявления. Мы больше не в состоянии разделять Божий восторг в мире; наоборот, нам представляется, что Вечный унизил себя, приняв в чистоту своего бытия грубую природу Материи, или фальсифицировал истину своего бытия, вообразив ненужные имена и нереальные формы. Если же мы наблюдаем весь этот восторг, то с далеким отрешением, что предотвращает возможность нашего участия в нем с каким-либо чувством близости, либо же оказываемся привлеченными высшим восторгом поглощения и исключительного самопереживания, которое не позволяет нам задерживаться на этих низких уровнях долее, чем мы вынуждены в результате продолжения существования физических жизни и тела.

Но, если в процессе нашей Йоги, или в результате свободного возвращения нашего действительного Я в мир и свободного возвращения к обладанию Пракрити Пурушей в нас, мы начинаем ощущать не только тела и внешние самопроявления других, но также сокровенно воспринимаем их внутреннее существо, их умы, их души и то в них, о чем не знает их собственный поверхностный ум, тогда мы видим реальное Бытие в них тоже, и мы воспринимаем их как многочисленные я нашего Я, а не простые имена и формы. Они становятся для нас реальностями Вечного. Наши умы больше не подвергаются заблуждению тривиальной ничтожности или иллюзии нереальности. Материальная жизнь теряет для нас свою старую, всепоглощающую ценность, но обнаруживает большую ценность, которую она представляет для божественного Пуруши; она больше не воспринимается как единственное условие нашего становления, а лишь как имеющая подчиненное значение по отношению к более высоким факторам ума и духа, и благодаря этому ее ценность не уменьшается, а увеличивается. Мы видим, что наше материальное существование, жизнь, природа, это только одно из положений Пуруши по отношению к Пракрити, и что их истинное намерение и значение может быть понято только тогда, когда они рассматриваются не как вещи в себе, но как зависящие от более высоких проявлений, которые их поддерживают; из этих высших отношений они черпают свое значение и, поэтому, при сознательном единении с ними, они могут осуществить все свои действительные тенденции и цели. Тогда жизнь становится для нас оправданной и больше не бессмысленной — таков результат обладания освобожденным самопознанием.