Вечная память верующим, возвещающим... что одинаковую приносит пользу, как посредством слова возвещение, так и посредством икон истины утверждение. Как очи зрящих освящаются честными иконами, так и уста освящаются словами. (Определение Константинопольского собора 842 года, читавшееся в неделю православия. Одесса 1893 г. стр. 6–7)
Что означает слово «веровать»?
Есть слова, к которым мы так привыкли, что не задумываемся над их смыслом: так ли мы их понимаем, как должно. Таково слово: «веровать». Из споров об имени Божием выяснилось, что простые люди понимают это слово так: веровать значит признавать за Бога. Веровать во имя Божие, говорят они, значит: самое имя почитать за Бога. Берут Евангелие, вычитывают все места, где Спаситель или св. Евангелист употребляют это выражение, и с полным убеждением, что они правы, показывают эти места тому, кто не разделяет их убеждений, паче же рещи — заблуждений.
Между тем, ни в одном месте Св. Писания, ни в Евангелии, ни в посланиях Апостольских, нет такого учения, будто имя Божие есть Бог и веровать в Него следует как в Бога. Это уж неправильное толкование самих имепоклонников.
Как же следует понимать это выражение, эти два слова, чтомые в Св. Евангелии: веровать во имя Его, то есть, во имя Господа?
Надобно прежде всего вникнуть в точный смысл одного слова: верую. А смысл этого слова становится совершенно ясен, когда прочитаем весь Символ Православной веры, от начала до конца. В этом великом исповедании веры, составленном святыми отцами Первого и Второго Вселенских Соборов, на все века, для верующих всех веков и народов, со строгим заветом последующих Вселенских Соборов: отнюдь не изменят в этом Символе Веры ни единого слова, — в этом, говорю, Символе Веры, во-первых: нет выражения: «верую во имя Божие», во-вторых: стоит во главе всего одно слово: верую и затем перечисляются те истины, которые восприемлются сердцем верующего православного христианина и чрез веру усвояются его умом. Первая святейшая истина — учение о трех Лицах Пресвятой Живоначальной Троицы: верую, во Единого Бога Отца, и во Единого Господа Иисуса Христа (а не во имя Его), Сына Божия Единородного, и в Духа Святого Господа Животворящего. В сих членах веры излагается учение Церкви о свойствах Божиих, об искуплении рода человеческого крестною смертию воплотившегося Сына Божия, вообще, о всем домостроительстве или промышлении Божием о спасении людей, о последнем суде Сына Божия, о третьем Лице Святой Троицы — Духе Святом. Достойно внимания, что святые отцы не сочли нужным вносить особого учения о вере в имя Божие в Символе Веры, хотя вопрос об этом был поднят еще в те времена лжеучителем Евномием, которого обличали такие великие отцы Церкви, как Василий Великий и особенно Григорий Нисский, и осудил 2-й Вселенский Собор.
Учение о Лицах Святой Троицы занимает в Символе Веры восемь членов. Далее святой Символ говорит: во Едину Святую Соборную и Апостольскую Церковь. Тут, конечно, подразумевается то же слово: верую. Верую в Церковь... Что же это значит? Ведь, если слово верую надо понимать так, как его понимают имеславцы, то выходит, что Церковь есть Бог. Они, ведь, думают, что слово: верую везде значит: признаю за Бога. Верую в Церковь, по их разумению, и надо бы понимать: признаю за Бога Церковь. Но никто из них этой ереси не говорит. Никто Церковь Богом не признает. Что же значит тут слово: верую? Очевидно — не то, что разумеют имеславцы. И действительно, оно не только тут, но и везде значит: приемлю сердцем и умом, за послушание Церкви-матери, то, что она предлагает мне в своем исповедании как о себе самой (верую в Церковь), так и о всех истинах, ею возвещаемых в ее Символах, вероопределениях Святых Соборов Вселенских и поместных, в согласном, единомысленном учении св. отцов, — приемлю, ничтоже вопреки глаголя, хотя и не все сие умом моим постигаю, приемлю сердцем за святую истину и устами исповедую сию истину.
Вот что значит слово: верую. В этом смысле св. Церковь верует в силу честнаго и животворящего креста, верует в силу спасительных таинств, совершаемых благодатию Духа Божия, верует и в спасительную силу молитвенного призывания Господа Бога посредством имени Его, страшного для демонов. И не одно только имя Господа «Иисус» Церковь разумеет под словом «имя Божие», а всякое слово, каким Церковь обыкла призывать Господа в своих молитвах. И мы веруем в силу благодати Божией, призываемой чрез благоговейное произнесение в молитве имени Божия с верою, но самого «имени», ни звуков, ни букв, ни даже умопредставления нашего — Богом не почитаем, следуя точному учению православной Церкви об имени Божием, изложенному в Пространном Христианском Катихизисе, где говорится: «Что имя Иисуса Христа распятого, с верою произнесенное движением уст, то же самое есть и знамение креста, с верою сделанное движением руки или другим каким образом представленное».
Здесь имя Божие приравнивается к крестному знамению, а крестное знамение никто Богом не почитает. И заметьте: это — не частное мнение какого-либо учителя Церкви, это — учение самой Церкви, изложенное в учебной книге для всех верующих, в Катихизисе, который представляет собою точное исповедание веры, неизменное, непреложное, неподлежащее никакой критике частных людей, какие бы это ни были ученые богословы. Вот что значит Катихизис; вот как учит он об имени Божием.
Мои вины пред кагалом
«Колокол» почти целиком перепечатал из Одесской «Русской Речи» статейку под заглавием: «Почему Европейская печать, особенно одесская, нападает на архиепископа Никона». Так как статейка довольно верно воспроизводит один факт из моей поездки по Рузскому уезду в печальной памяти 1905 году, то не лишним считаю занести эту статейку в свой дневник, тем более, что автор ее опустил некоторые мелочи, очень для того времени характерные, а потому я и пополню их. Вот эта статейка:
На грязной улице еврейской печати опять праздник. Афонская смута, умело раздутая бежавшими из России революционерами, дает ей повод для нападений на Церковь. То, что сущность волнующаго Афон лжеучения состоит в дикой мысли, будто именования Бога суть сам Бог, об этом левая печать стыдливо умалчивает, а старается облить своею грязью тех, кто тушил возгоревшийся пожар. Особенно точат зубы на водворившего внешний порядок на Афоне архиепископа Никона. С ним у левых партий свои счета.
Надо оговорить, что внешний порядок водворен не мною, а представителями государственной власти, которая — честь ей и глубокая благодарность, — решила разорить самое гнездо смуты, изъяв из Пантелеимонова монастыря, а затем и Андреевского скита главарей смуты, сумевших загипнотизировать темную толпу невежественных монахов, и спрятавшихся за эту толпу. Без такого изъятия восстановить внешний порядок было невозможно.
Послушаем дальше, что говорит автор:
Это было 13 июля 1905 года. Преосвященный Никон, тогда викарий московский, по поручению митрополита Владимира, обозревал церкви Рузского уезда. Переночевав в имении профессора Зографа, он направился в село Волынщину, имение князя Д. Н. Долгорукова, где в то время находился сын его, знаменитый впоследствии член Гос. Думы Павел Долгоруков, за свою «освободительную» деятельность потом освобожденный от придворного звания. В день 13 июля Церковь празднует св. Архангелу Гавриилу и прочим небесным силам. Зачало из Евангелия читается: притча о семени и плевелах. Владыка положил эту притчу в основание своего поучения к народу, указав, как и ныне являются враги Церкви и отечества, сеющие плевелы на русской земле, — это разные религиозные и политические лжеучители. Охарактеризовав этих пропагандистов, он предостерегал от них простой народ.
После службы старец-князь, отец Павла Долгорукова, пригласил владыку к себе в дом и встретил его у дверей с хлебом и солью, приветствуя горячею речью, в которой просил передать глубокую благодарность митрополиту за то, что в такое смутное время он послал своего викария, чтобы поднять дух народа. Старец так был растроган, что буквально плакал, когда говорил эту речь.
Во время чая ко владыке подошли два мужичка и просили его отслужить панихиду у памятника Императора Александра II.