Он. Вы завидовали?

Она (тихо). Да.

Он. Я тоже завидовал бы, наверно.

Она (с улыбкой восхищения). Они шли, поддерживая друг друга… И такие веселые.

Он. Вот что я Вам замечу, Лидия Васильевна… И не поймите, что в укор… Верность – высшее проявление силы.

Она. Правда? (Задумалась.) Может быть. (Посмотрела на него.) Может быть. (Оглянулась вокруг.) Я часто прихожу сюда… Даже не знаю отчего. Здесь так торжественно обо всем вспоминаешь… возвышенно, что ли… И такая глубокая боль трогает тебя – просто невозможно. (Подходит к надгробьям, читает.) «Сержант Акимов Петр. Родился в 1924 году- погиб 23 октября сорок четвертого года». Только-то двадцать ему было. А вот у этой надписи, когда ни приду,- свежий букетик положен. Необыкновенно, правда? Значит, каждый день кто-то сюда приходит… (Читает.) «Семенова Нина, майор медслужбы. Родилась в 1912 году, погибла 25 октября сорок четвертого года». Ей уж больше тридцати было, этой Нине… Сейчас совсем немолодая была бы. (Подняла с постамента цветок, понюхала.) Еще свежие… Кто-то утром положил.

Он (негромко). Не троньте.

Она, вдруг словно очнувшись, пристально смотрит па него, не решаясь спросить.

Она. Боже мой… Простите меня…

Он (улыбнулся). За что же?…

Она. А я все смеюсь… все шучу.

Он. Это ничего.

Она (вдруг разом поняла все). Вот почему вы остались здесь… Вот для чего.

Он (помолчав). Совсем уже стемнело. Идемте.

Он оглянулся, а ее уже нет.

Ее двадцать шестой день

Вторая половина дня. Моросит мелкий дождик. Возле железной ограды, у ворот санатория, под зонтом сидит на чемодане Лидия Васильевна. Она одета в очень простей дорожный наряд, на голове платочек. Второй чемодан стоит рядышком с нею, тут же авоська с яблоками.

Она (поет тихонечко). «По разным странам я бродил, И мой сурок со мною…».

У ворот появляется Родион Николаевич, Увидя его, она замолкает, испуганно смотрит на него.

Он. Закройте зонт… Дождик перестал.

Она. Неужели?

Он. И Вам не совестно?

Она (слабо). Совестно?… Но почему же?

Он. Я Вас всюду искал…

Она. Правда?

Он. Где Вы были?

Она. Когда?

Он. Эти два дня, что мы не виделись…

Она. Я совершала долгие-долгие экскурсии.

Он. Неправда. Вы прятались!

Она. Я не пряталась. Просто последние дни я решила посвятить путешествиям. (Воспрянув духом.) В конце концов, должна я путешествовать или нет!

Он. А что Вы делаете здесь?… Притаились в каком-то нелепом наряде… сидите на чемоданах… Авоська с яблоками!

Она. Я вызвала такси… Я уезжаю. А мой муж… он обожает яблоки.

Он. Ваш поезд уходит вечером, а сейчас начало дня.

Она (стараясь сохранить независимый вид). Но мне вздумалось погулять по Риге… Зайти на прощанье в мою любимую кондитерскую, где имеются в продаже такие прелестные яблочные пирожные.

Он. Отлично!… В кондитерскую на прощанье зайти решили, а со мной попрощаться не удосужились! Воспользовались тем, что рано утром я уехал в город на операцию, и решили тайно покинуть санаторий.

Она (невинно). Но отчего же тайно? Побойтесь бога… Я выписалась… Всем пожала руки, простилась…

Он. А почему не зашли проститься ко мне?

Она. Не захотела.

Он. Но почему?

Она. Не знаю. Очень многие мои поступки бывают совершенно мне неясны.

Пауза.

Так или иначе, сегодня кончился мой срок…

Он. Но Вы сами говорили, что у Вас еще есть десять дней. Ваш цирк открывается несколько позже… И я, безусловно, мог бы продлить Ваше лечение еще на неделю.

Она. Но зачем?

Он (путаясь). В конце концов, Вы недостаточно окрепли… Ваш атеросклероз…

Она (с неким торжеством). Поздно! Я выписалась, поцеловала Велту Ваздика, моя постель занята, вещи уложены, такси появится с минуты на минуту.

Он. Но почему, черт возьми, Вы так стремитесь в Москву?

Она. Мне незамедлительно надо туда ехать. Мой муж будет в эти дни находиться в столице, а он так хотел меня видеть, так мечтал об этом.

Он. Не мечтал.

Она. А я Вам говорю – мечтал.

Он. Врете! Он решительно не мечтал.

Она (вдруг сникла). Может быть, и вру. (В отчаянии.) А что делать?

Он. Действительно, что делать? (Помолчав.) Не огорчайтесь. Я говорил с вами в недопустимом тоне. Я просто распоясался – это несомненно.

Она. Да, да, все обстоит катастрофически плохо.

Он. Катастрофически?

Она. Конечно! На моем большом чемодане внезапно сломалась молния, и теперь оттуда все время показываются самые различные предметы.

Он. Это, безусловно, неприглядно… Но, во всяком случае, поправимо.

Она. Я, видимо, очень нервничала, когда укладывалась… мне, несомненно, не следовало действовать так ожесточенно! (Всплеснула руками.) Бог знает, как мне сегодня не везет!.

Он (мрачно). Мне тоже. Я получил письмо от дочери… Вы ведь знаете – я очень ждал ее…

Она. И что же?

Он. Она не приедет.

Она. Какое-нибудь несчастье?

Он. Нет… В общем, нет. Если посмотреть на это здраво – пустяки.

Она (тихонечко дотронулась до него рукой, спросила почти шепотом). А все-таки?

Он. Видите ли… Я уже Вам рассказывал, что моя дочь вместе с мужем находится в Японии. Он очень милый человек, был даже спортсменом некоторое время, а теперь успокоился и перестал. Каждый год свой отпуск она проводила со мной… Она понимала… Но в прошлом году приехать не смогла. Ему было очень нужно навестить свою тетку, которая живет в Сухуми. Словом, не удалось… у меня был большой расчет на эту осень, но… вновь осечка. Они едут в Самарканд. Оказывается, он никогда не был там… Ну а на обратном пути – московские дела, и… словом, она вряд ли сюда успеет. (Помолчав.) Вообще-то жалко, конечно… Я очень готовился. Интересные напитки раздобыл, всевозможных конфет… Ну-с, и, наконец, купил новенький диван страшно оригинальной конструкции… (Помолчал несколько.) Словом – жалко. Говорит, что будущим летом уж наверняка… (Замолкает взволнованный.)

Она (тихо.) Черт знает что.

Он. О чем Вы?

Она. Совершенно ни о чем.

Долгое молчание.

Он. Пожалуй, что да.

Она. А Вы о чем?

Он (усмехнулся). И я ни о чем.

Она. Такси подошло.

Он. Да. Явилось.

Она. Он у знака остановился. Я скажу ему, чтобы подъехал сюда.

Он (вскрикнул). Погодите!

Она. Что?

Он (торопясь). Я хотел сказать… У меня блеснула мысль, в некоторой мере вполне здравая… Комната дочери стоит абсолютно пустая… и, заметьте, я все там подготовил… окнами она выходит на море, и Вы, таким образом, вполне бы могли провести там недельку… Поверьте, я не стану Вам докучать. Если хотите, могу и вовсе не показываться на глаза… Хотя, с другой стороны, почему бы нам и не выпить вечером чайку с вареньем.

Она. Родион Николаевич, мне очень горестно… но поверьте – это совершенно невозможно…

Он. Но почему же?

Она. Нет, нет… Никогда! (Убегает туда, где ее ждет такси.)

Он подходит к ее чемоданам и смотрит ей вслед.