Синьор Лучано, умолкнувший при ее появлении, нетерпеливо взмахнул рукой и бросил короткую фразу на итальянском. Клара упрямо поджала губы, мотнула головой и, вопросительно взглянув на Аду, сделала ещё один шаг к столу с чайником наперевес.

— В чем дело? — шепнула Ада адвокату.

— Да эта упертая дура решила во что бы то ни стало обслужить вас со всеми церемониями, — раздосадовано бросил он. — Я ей говорю: не надо, иди, сами разольем, а она не уходит. Похоже, информация о том, что главной наследницей графини объявлены вы, моя дорогая, распространилась по дому со скоростью хорошего лесного пожара!

Ада вздохнула.

— Спасибо, Клара, идите, всё в порядке, — с трудом проговорила она по-итальянски и ободряюще улыбнулась. Толстуха с сомнением поглядела на «молодую хозяйку», сделала что-то, отдаленно напоминающее реверанс, и удалилась.

Господин Мори стал с трудом выкарабкиваться из глубокого разлапистого кресла, явно собираясь взяться за чайник.

— Сидите, Лучано, не вставайте, — сказала Ада, быстро поднимаясь с дивана. — Вы сегодня устали ещё больше, чем я. Ничего, что я босиком? Ноги отекли ужасно.

— Спасибо, Ариадна, — искренне поблагодарил тот. — Сегодня и впрямь день был нелёгким. Так вернемся к нашим баранам. Вы не уверены, что хотите приять наследство, оставленное вам матерью?

— Совершенно верно.

— По каким соображениям, могу ли я осведомиться?

— Вот по тем самым, Лучано. По соображения почти двадцатипятилетней давности.

— Да, ваша мать боялась этого, — грустно промолвил маленький адвокат, отпивая чай. — Но, насколько я помню, она говорила, что вы простили ее.

— Да, это так, — смешалась Ада.

— Так в чем же проблема?

— Наверное, во мне.

— Возможно, — согласился господин Лучано. — Но ваша мать считала, что ее дочь — женщина сильная и со своими проблемами сумеет справиться. Она очень хотела, чтобы вы приняли ее завещание.

— Кто унаследует все, если я откажусь?

— Родственники старого графа. Вам следует знать, что он намеренно ничего не оставил им, завещав всё своей жене, вашей матери.

— Почему?

— Что «почему»?

— Ну почему не оставил? Он ведь мог, насколько я понимаю, разделить своё состояние, постаравшись никого не обидеть.

Синьор Лучано терпеливо вздохнул.

— Во-первых, вы, дорогая Ариадна, молоды и наивны, считая, что, действуя таким образом, можно было избежать обид. Только если отдать этим господам всё — и то не факт! А во-вторых, граф Марио и думать не желал, что плодами его труда станет распоряжаться эта семейка потомственных жиголо!

— А они что — и вправду жиголо? — заинтересовалась Ада.

— Самые настоящие, — покивал адвокат. — К тому же бездельники, моты, светские тусовщики, альфонсы, — с мстительным удовольствием перечислил он. — Старший считает, что принадлежит к когорте знаменитых «Jet Set», мотающихся по миру с вечеринки на вечеринку, а младший гордо именует себя метросексуалом, ну и ведет соответствующий образ жизни.

Ада внутренне передернулась. Словечко «метросексуал» в ее сознании прочно ассоциировалось с бывшим супругом, очень уважавшего этот игривый термин, упорно таскавшегося в косметические салоны на массаж лица и маникюр, брившего подмышки и внимательно изучавшего модные журналы. Образу денди и эстета, правда, сильно мешала любовь к сериалам и книгам «про красивую жизнь» (однажды Петька даже умудрился брякнуть где-то, что «лучшим фильмом всех времен и народов несомненно является „Возвращение в Эдем“, чем произвел неизгладимое впечатление на присутствующих).

Ну надо же! Значит, эта лощеная пара, от улыбок которой легко может покрыться льдом Карибское море, могла бы в какой-то степени считаться для Петьки эталоном! Бр-р-р!

— Ваша мать, Ариадна, была достойной наследницей своего мужа, — убедительно проговорил синьор Лучано. — Она сумела сделать очень многое для поместья, для деревни, для людей, живущих здесь. И она искренне желала передать всё вам, дабы вы распоряжались дальше по своему усмотрению. Она верила в вас! Не обижайте ее памяти, моя дорогая.

Ада откинулась на спинку дивана, закрыла глаза и сильно потерла лоб обеими руками. Она страшно устала. Вязкий, тусклый день разрешился промозглым вечером, завещанием, неожиданно свалившимся на нее, необходимостью принимать решения, брать на себя ответственность. Выполнять последнюю волю матери.

Перед глазами стояли волчьи оскалы родственников старого графа и ледяная ненависть, затопившая их глаза, когда маленький адвокат дочитал документ до конца.

Ада поёжилась. Хорошо, что Лучано сразу увел ее прочь.

— Скажите, — спросила она, — а эти господа вновь ничего не получили?

— Отчего же, — небрежно усмехнулся господин Мори, — синьора Джулия не забыла их. Им завещана картина.

— Картина?!

— Да. Что-то из Библии. О грехах, и, в частности, о праздности и зависти. Впрочем, ничего ценного! — с ощутимым злорадством закончил он.

— Они собираются опротестовывать завещание?

— Не думаю. Они пытались в прошлый раз, и даже тогда у них ничего не вышло. На этот раз шансов у них нет, — уверенно сказал адвокат.

— Ясно, — протянула Ада.

Они помолчали. Синьор Лучано закурил трубку, и комната наполнилась душистым ароматом английского табака. Ада с удовольствием вдохнула сладкий дым. Как же вкусно пахнет!

— Хорошо, Лучано, я согласна, — негромко проговорила она. — Я могу рассчитывать на вашу помощь?

— Несомненно, синьора Ариадна, — торжественно ответил тот. — Я почту за честь продолжать вести дела для вас, как делал это для вашей матушки и старого графа!

Я привез все необходимые документы, которые вам сегодня же надлежит подписать.

— Может, завтра? — без особой надежды спросила Ада.

— Нет, моя дорогая, — с напором ответил коротышка. — Такие бумаги подписывают сразу. Собственно, прямо сейчас необходимо оформить всего лишь один документ, однако без него дальше никуда. Это протокол о принятии наследства, подписанный вами и заверенный нотариусом — господин Ганоцци нас ждет в кабинете. А потом мы сможем не спеша заняться остальными бумагами.

— Ариша, я улетаю к сыну в Лондон, — деловито сказал в трубке голос Антона. — Мой добрый молодец вдруг решил школу бросить, так что, пока не поздно, разберусь, что у него там происходит, да мозги ему промою! Так что, я тебя встретить не смогу. Тебя Лёшка встретит и отвезёт. Не обидишься?

— Антон, ты о чём? — засмеялась Ада. — С чего вдруг я должна обижаться? Конечно, тебе нужно решить все вопросы с сыном. Я, кстати, легко могу и сама до дома добраться, нечего Алексея по пробкам гонять.

— Ариадна, ты это мне прекрати! — весело оборвал ее Антон. — Я уже и так понял, что женщина ты крайне, ну просто до неприличия независимая и самостоятельная, лишний раз можешь это не подчеркивать.

— Хорошо, не буду, — покладисто ответила Ада. — И прямо сейчас начну обижаться. Даже заплачу! Так сойдет?

— Сойдет! Давай начинай!

— Погоди, настроиться надо. Порепетировать опять же…

Они мололи всякую чепуху, как будто не разделяли их сотни километров и куча государственных границ, и было им по шестнадцать лет. Впрочем, в шестнадцать лет все стараются выглядеть и звучать взросло и круто…

— А я, кстати, и сам через час выезжаю в аэропорт, — добавил Антон. — Лёшка меня отвезет, а тебя заберет. Жаль только, что я тебя не увижу. Я соскучился, Аришка! — смешно пожаловался он.

— И я соскучилась, Антошка! — в тон ему ответила Ада. С веселым недоумением она прислушивалась к себе и радостно понимала, до чего же ей приятно произнести эти слова, совершенно невозможные в ее прежней жизни. А теперь — пожалуйста!

Говоря с Антоном, она начинала ощущать себя почти что всемогущей!

— Ты возвращайся скорее, — попросила она. — Я буду ждать.

И эти слова тоже были непривычны, странны. Ада наслаждалась их вкусом, цветом, запахом, смаковала каждый звук.

— Я скоро! — пообещал Антон. — Скучай как следует!