Из будки охранника выглянул дюжий молодец в пятнистой форме, приветливо улыбнулся, махнул рукой, и полосатый шлагбаум начал неторопливо подниматься. Антон медленно повел тяжелую машину куда-то вниз и влево. Еще один поворот, автоматические ворота, услужливо скользнувшие вверх при их приближении, и они въехали в ярко освещенное помещение. Там, между опорными колоннами подземного этажа, располагались аккуратные ряды блестящих дорогих машин, до того чистых, что даже не верилось, что они ездят по тем же слякотным осенним московским улицам, что и все остальные.

Или не ездят? Стоят себе на приколе, смотрят сладкие автомобильные сны, тихо посапывая, ждут лета?

— Мы приехали, — задумавшаяся Ада и не заметила, что Антон уже успел припарковаться и даже заглушил двигатель.

— Прости, задумалась, — смущенно улыбнулась она.

— О чем, если не секрет?

— Почему здесь все машины такие чистые? Спят до лета?

Антон расхохотался.

— Да нет, чаще всего бодрствуют. Как, впрочем, и их хозяева, живущие в этом доме. Просто их здесь моют. Приехал — помыли.

— Здорово! — восхитилась Ада. Её давно уже удручал слой грязи, исправно покрывавший по такой погоде ее веселую бирюзовую любимицу. Регулярное посещение автомойки ситуацию не спасало. Во-первых, было жалко времени и денег, а во-вторых, помогало это мероприятие лишь минут на двадцать, после чего грязь честно прилипала снова, а потраченных времени и денег становилось вдвое жальче!

— Ну, показывай скорее свою обновку, — потребовала она, отогнав подальше размышления о превратностях автогигиены.

— Закрой глаза, — попросил Антон. — Только, чур, не жухать! Не подглядывай!

Ада крепко зажмурилась. Мягко хлопнула водительская дверь, затем с уютным чмоканьем открылась дверь с другой стороны, и рука Антона бережно и крепко ухватила ее за локоть.

— Выходи осторожнее, высоко, — предупредил его голос. — Теперь иди за мной. Не бойся, здесь не споткнешься… Тут поворачиваем… Стоп. Постой так секунду… Можешь смотреть!

Ада открыла глаза. Пред ней стаяла черный с серыми подпалинами здоровенный агрегат. Он хищно посверкивал своими отполированными до немыслимого глянца боками, хромовыми стойками, переливчатой фарой. Тускло лоснилась матовая кожа широкого сиденья. Мотоцикл напоминал задремавшего могучего зверя, даже во сне поигрывающего стальными мускулами, готового к мгновенному броску.

— Ух ты! — выдохнула она. — Хорош! Но как на таком ездить-то?! Это ж как на тигре верхом кататься. Или на мустанге каком необъезженном…

Говоря, она обошла вокруг приосанившегося мотоцикла, поглаживая его бока, легко касаясь пальцами руля, почёсывая мощный корпус. Казалось, огромная машина сейчас замурлычет от удовольствия.

— Можно на него сесть?

Антон молча кивнул. В горле у него внезапно пересохло. В один момент вдруг стало совершенно невыносимо просто стоять и смотреть, как эта женщина, исправно заглядывающая в его самые невероятные и нереальные сны и чуть насмешливо улыбающаяся ему издалека почти каждую ночь, двигается рядом, тихонько поглаживая сверкающий мотоцикл.

Вдруг стало понятно, что нет у него больше сил ждать ее, сохранять невозмутимость и легкость тона, уговаривать себя не спешить и просыпаться среди ночи в горячем поту, с неистово колотящимся сердцем.

Он больше не может и не хочет разыгрывать из себя сэра Ланселота Озёрного, Тристана, Роланда, доблестного рыцаря Айвенго или кто там у них ещё был! Он хочет получить её немедленно, и она должна стать его, желательно здесь и сейчас!

Антон тяжелым взглядом смотрел, как Ада боком усаживается на спину железному зверю. Она слегка поёрзала на месте, усаживаясь поудобнее, поправила на коленях юбку, поплотнее запахнула короткое светлое пальто и подняла на него смеющиеся глаза.

Вытерпеть это было уже совсем невозможно. Антон стремительно шагнул к Аде, наклонился, опершись одной рукой на зашатавшийся мотоцикл, а другой обхватил ее за плечи и поцеловал.

Он целовал её мягкий рот, столько раз снившийся ему, и рыжеватые прядки ее волос щекотали его лицо. Каждую секунду он боялся, что вот-вот она оттолкнет его, и понимал, что не сможет заставить себя подчиниться. Ему было страшно, и он начинал ненавидеть этот страх, и себя за глупую робость, и ее — за то, что смогла внушить ему подобные чувства.

Внезапно Антон осознал, что ему больше не приходится наклоняться. Ада стояла, прижимаясь к нему всем телом, обнимая его и изо всех сил возвращая ему поцелуй.

Антон тяжко вздохнул. Его руки сжали узкую спину под распахнувшимся пальто, и в опустевшей, заполненной лишь глухим грохотом голове неуверенно появилась одна-единственная мысль: ещё немного, и это точно произойдет именно здесь и именно сейчас. Что-то надо немедленно делать.

Вдруг потянуло сквозняком, невдалеке прошуршали колеса, чуть погодя хлопнула дверь машины, мимо простучали быстрые каблучки, открылись и закрылись двери лифта, и всё опять стихло. Антон выпрямился. Он заглянул в растерянные зеленовато-голубые глаза, провел рукой по растрепавшимся медным волосам, на секунду уткнулся в них лицом, а затем взял Аду за руку и повёл. Она молча пошла за ним.

Ему очень хотелось поцеловать ее в лифте, но он сдержался, догадываясь, что иначе он сильно рискует не вспомнить, где находится его собственная квартира, и они просто стояли, тесно прижавшись друг к другу. Он с трудом сообразил, каким ключом отпирается входная дверь, и наконец они оказались одни, в тёмной просторной прихожей, там, где совершенно точно никто им не мог помешать. Рядом с тихим шорохом на пол упало что-то светлое, и в тот же миг Антон почувствовал, как Адины руки скользнули к нему под куртку. А затем она приникла к нему и завладела каждой клеточкой его разгоряченного тела.

Когда к Антону вернулась способность хоть что-либо соображать, он понял, что до спальни им добраться не удалось. Они лежали в гостиной на неудобном диване, слишком широком, чтобы сидеть, и слишком узком, чтобы лежать вдвоём. Тёмную комнату освещал лишь свет уличных фонарей. На полу повсюду валялась их одежда. В остальном же, особых жертв и разрушений не наблюдалось, что было довольно странно, учитывая силу унесшего их урагана.

Ада лежала тихо, уткнувшись носом в его бок. Спит, что ли?

— Я зажгу свет? — хрипло спросил Антон.

Она пошевелилась.

— Включай, — и кажется, сделала наивную попытку отодвинуться. Смешная! Вспомнила о своей обожаемой независимости?

— Лежи тихо, — Антон покрепче прижал ее к себе. — Тут тебе самое место. Пить хочешь?

— Хочу.

— Что тебе принести?

— Всё равно, похолоднее, если есть.

— Поищем, — усмехнулся он и начал подниматься. Ада в упор разглядывала его.

— Ты меня смущаешь.

— Это хорошо, — она удовлетворенно кивнула.

По пути на кухню Антон заглянул в ванную, где прихватил халат, и в прихожую. На полу сиротливой кучкой притулилось нарядное светлое пальто. Он поднял его и прижался щекой к ворсистой мягкой ткани. От пальто слабо пахло Адиными духами — тонкими, горьковатыми. Антон осторожно положил его на кресло и понял, что блаженно улыбается.

Вернувшись в гостиную, он обнаружил, что комната ярко освещена, а Ады нет. Одежда тоже больше не валялась по всему полу.

Он с недоумением разглядывал аккуратно убранную комнату, где отсутствовали даже малейшие следы недавнего беспорядка, когда вошла Ада, замотанная в толстое желтое полотенце. Плечи у неё были мокрыми.

— Уф-ф, а я уж было решил, что ты оделась и сбежала, — с облегчением проговорил Антон.

— А что, надо было? — весело поинтересовалась она.

— Я тебе сбегу!

— Да я, вроде, и не собиралась, — Ада пожала плечами, и от этого движения полотенце поехало вниз. Антон взглядом проследовал за ним.

— Ну вот, теперь ты меня смущаешь!

— И это тоже хорошо, — ответил он и вышел из комнаты. Когда он вернулся, в руках у него был большой шуршащий пакет.

— Может, вот это наденешь?

— Это что? — с подозрением спросила Ада, не притрагиваясь к свертку. Даже руки за спину спрятала. Антон вздохнул. Бедная девочка, всегда начеку, постоянно ждет подвоха… Впрочем, немудрено. Давешняя папочка, собранная дотошным Лёней Чуперко, о многом ему поведала.