— Дети! Дети! Что вы делаете?! Помогите! Люди! Один Черт стоял в стороне и курил сигарету аж до фильтра.

Они толкали моего папу сильнее, больнее, ожесточеннее. Они завертелись в диком хороводе, завизжали, и я уже с трудом различала папу за прыгающими, извивающимися фигурами. Только слышала его надрывный жалкий голос:

— Дети! Дети! За что? Что вы делаете?

Я стояла в кустах и не двигалась. Никакая сила не могла меня сдвинуть с места.

Папа упал.

И тут Черт лениво подошел к визжащему, несущемуся кругу и приказал тихо, уверенно:

— Бросьте вы эту падаль. Мильтоны нарисуются.

— Чего-о? — остановилась Эльза. — А нам нравится... Дядя сейчас отдохнет и спляшет. А, дядя?

И тут эта мерзкая Эльза поставила ногу моему папе на спину. Как победительница.

Я не хотела кричать, но так вышло, прорвало — я охнула. Чёрт оглянулся на кусты.

Шатаясь, я вышла из своего убежища. Медленно-медленно пересекла школьный двор. Остановилась рядом с Эльзой и сказала, ни к кому не обращаясь:

— Папа.

— Дочка, ты здесь? Ты здесь, моя дорогая? Майн либен дота?

Он стал подниматься с земли, неуклюже, смешно, страшно, и я видела, какой мой отец старый и больной.

— Это твой отец? — спросил Черт. — Члeн-корр? Ученый? Этот придурок твой отец?!

Команда ждала, что я отвечу, и я, сглотнув твердый, жесткий ком, раздирающий горло, сказала раздельно, тихо, четко, чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений:

— Да. Это. Мой. Сумасшедший. Папа.

Они нас не тронули, когда я и папа уходили прочь со школьного двора.. У них, вероятно, был затяжной шок перед взрывом хохота.

Папа взял меня под руку и засеменил, повернув ко мне залитое слезами лицо:

— Дочка, я так рад, так рад, что нашел тебя... Я не стал заходить домой, чтобы не пугать маму... Мне было так плохо без тебя в больнице…

— Ты плачешь… — чужим голосом сказала я.

— Ты не беспокойся. Ты меня не стесняйся. Это второй раз в жизни. В первый раз я плакал, когда схоронили мою маму, твою бабушку. У меня тогда вся грудь была мокрой от слез, вся рубашка…

— Пойдём домой, папа, — тихо попросила я.

— Конечно, конечно, дочка... Домой, домой... Я так замёрз… Я так хотел поздравить тебя, дорогая моя... Ты спасла меня от этих жестоких детей. Спасибо. Спасибо, майн либен дота!

Он остановился, обнял меня за плечи и стал целовать пылко, как в детстве, — в лоб, щеки, голову.

Мы пошли домой. За нами остался школьный двор, школа, заросший школьный сад.

— Дота,— просительно сказал папа, — ты уж скажи маме, чтобы она на меня не ругалась. Я ведь только поздравить хотел и вернуться туда снова. Еще два дня осталось.

Москва 1988 г.

*Моя дорогая (нем.).

*Дочь (англ.).

*Обуть (жарг.) — избить.