— Может быть, что-нибудь припомню, постараюсь, — говорит кельнерша. — Если бы я хоть знала, как эта дама выглядела…

В это мгновение двери кабинета распахиваются, Майка стоит у порога и в яростном нетерпении жестикулирует мне.

— Ну, вы подумайте, я зайду в бар попозже, — провожаю я кельнершу.

Вхожу в кабинет.

— Майка, будь ангелом и потерпи еще один звонок. Пумс, соедини меня с номером, записанным красным карандашом на стене у столика, пусть знает, что у меня есть секретарша.

Пумс срывается с кресла так азартно, что задевает этажерку, с которой с треском слетает гипсовая фигурка. Амур и Психея — прощальный подарок Нины. Фигурка вдребезги. Пумс издает стон отчаяния и бросается собирать осколки. При этом смахивает со стола свою сумочку, из которой вываливаются все ее убогие принадлежности и смешиваются с кусочками гипса. Собираю с пола и укладываю обратно в сумочку ее содержимое. Майка добавляет щербатый гребешок, вытащенный ею из-под кресла. Пумс собирает в узелок бренные останки мифической пары и убирает его в ящик своего столика.

— Мне так неудобно, — говорит она с огорчением. — Я куплю вам такую же из первого жалованья.

— Не вздумай, — протестую я. — Ты не могла придумать ничего лучшего, как кокнуть это гипсовое свинство. Соединяй меня с номером, который я дал тебе.

— Господин адвокат Рифф будет говорить с вами, — произносит Пумс в трубку и вручает ее мне.

— Роберт? — спрашиваю я.

— В чем дело?

— Мне нужно получить информацию.

— Весь следственный отдел к вашим услугам, приказывайте, — произносит Роберт благоговейным тоном.

— Я хотел бы узнать кое-что о некоем Антони Пилце, по прозвищу «Нусьо». Есть у вас такой на учете?

— Загляну в картотеку. Пилц это его настоящая фамилия?

— Не имею представления. Под такой фамилией он числился до вчерашнего вечера в качестве кельнера в баре «Под Балконами».

— Пропал?

— Не пришел на работу, и в баре не знают, что с ним произошло.

— Его приметы?

— Возраст около тридцати, глаза не знаю какие, шатен, рост средний, щуплый…

— Адрес?

— Скорее всего фальшивый.

— Проверю. Позвоню тебе. У тебя новая секретарша? Судя по голосу сексапил довольно средний. Сходится?

— Ты украшение своей профессии, я всегда говорил это, — прощаюсь я и кладу трубку.

4

Выходим, ловим такси и добираемся до «Селекта». Это на другом краю города, но Майка платит и за такси. «Селект» это совсем не то, что бар «Под Балконами». «Селект» это прежде всего самая дорогая в городе гостиница. Здание, выходящее четырьмя фасадами на четыре улицы. Главный вход с Аллеи Моцарта. Великолепный холл ведет в ресторан и к бару. Но в эти заведения есть еще один вход с боковой улицы. Именно на ней и останавливается такси. Через скромные, не украшенные какой-либо вывеской двери входим в длинный коридор, заканчивающийся портьерой. За портьерой — гардероб, зал ресторана, коктейль-бар и кафе. Рандеву элегантного мира. Моднейшее место нынешнего сезона.

Усаживаемся в укромном уголке. Майка заказывает сок сельдерея и овощное желе («только несладкое», предупреждает она), я — двойной кальвадос. Кельнер исчезает. Остаемся наедине.

— Майка, мне нужно поговорить с тобой, — начинаю я.

— Валяй, — разрешает Майка. — И так вижу по твоей мине, что ты собираешься основательно побеседовать.

— Только пересядь сначала, потому что если ты будешь сидеть против зеркала, ты не сумеешь сосредоточиться, — заявляю я. Майка пересаживается. Располагаемся теперь плечо к плечу.

— С каких пор ты стала клептоманкой? — спрашиваю я.

— Клептоманкой? — удивляется Майка.

— Может быть, это какой-то рекламный трюк? Черт его знает, вероятно, это так нужно, чтобы Майя Поляк отличалась чем-то сенсационным, каким-нибудь «неврозом, вследствие постоянного раздвоения личности в творческой работе артистки», проявляющимся в данном случае в форме клептомании. Отсюда серийные интервью психиатров о клептомании, слезные признания Майи Поляк о позорной тайне, которую она тщательно скрывала до того самого мгновения, когда выяснилось, что это почетная тайна, далее — пикантные подробности о кражах в домах друзей и гардеробах студии, фотографии украденных предметов, упрятанных Майкой в печке, интервью со случайными свидетелями ее болезненных «подвигов», к каковым свидетелям и я отныне буду иметь честь принадлежать, одним словом — журналистский шлягер на службе твоей популярности.

— К кому ты имеешь честь принадлежать? — спрашивает Майка.

— К свидетелям твоих клептоманских склонностей. Я видел, как ты украла у Пумс губную помаду.

— Я украла помаду?

— Ты подняла с пола помаду, которая выпала из ее сумочки, и украдкой переправила ее в кармашек твоего платья, где она и находится в данный момент. Давай помаду и забудем об этом. Скажу, что нашел ее под столом.

— Не отдам, — отвечает Майка, совершенно не выбитая из колеи моей проповедью. — Это моя помада!

— Она выпала из сумочки Пумс, я видел, как ты подняла ее вместе с расческой.

— Выпала из сумочки, потому что она была в сумочке. Пумс украла ее у меня и положила туда, понятно?

Майка вынула из кармашка золотой цилиндрик и вращает его в пальцах.

— Ты представляешь себе, сколько стоит такая помада? — спрашивает она. — Или считаешь, что твоя секретарша так богата?

— А может быть, бедняжка недоедала месяц, чтобы купить ее, или получила от кого-нибудь в подарок.

— Не упрямься, Монти, Украла и все тут. Между нами говоря, женщины довольно часто уводят друг у друга такие мелочи и не считают это чем-то особенным. Но поскольку я привыкла к этой помаде, то просто воспользовалась возможностью вернуть ее, вот и все. И нечего тебе делать из мухи слона.

— Когда она украла, в какой момент?

— Во время моего первого посещения кабинета, еще до того как я поднялась к тебе в квартиру. Моя сумочка не запирается, из нее не так сложно что-нибудь вынуть. Должно быть, я отвернулась на секунду, и Пумс тут же нырнула в сумочку. Пропажу я обнаружила только у тебя наверху, когда пошла в ванную приводить себя в порядок. Я подумала, что оставила ее дома. И только, когда увидела, как она выпала из сумочки Пумс, поняла в чем дело и взяла ее.

— Выдумываешь, — говорю я. — Из ванной ты вышла с накрашенными губами. Значит, помада была с тобою все время. — Да, я вышла накрашенная, но другой помадой. Тебе не мешало бы знать, что женщина должна иметь две помады. Одну на утро, другую на вечер. Я накрасилась утренней и одновременно обнаружила отсутствие вечерней помады. То есть именно этой, — произносит Майка и предъявляет мне цилиндрик, вынутый из кармашка платья, в то время как другой рукой ищет в сумочке и подносит мне второй, похожий цилиндрик.

— Извините, кальвадоса сейчас нет, могу предложить прекрасную старку, — обращается ко мне кельнер и одаряет Майку соком сельдерея.

— Нет кальвадоса? А ведь вчера был? — удивляюсь я. Кельнер разводит руками.

— Эта дама может быть свидетелем того, что вчера у вас были куплены две бутылки кальвадоса, — говорю я, указывая на Майку.

— Как на духу, привезли вчера ко мне две бутылки кальвадоса, — подтверждает Майка.

— Впрочем, все равно, пусть будет старка, — говорю я. Кельнер удаляется.

— А чем отличается утренняя помада от вечерней? — спрашиваю я у Майки.

— Утренняя светлее, вот такая, — Майка открывает один из цилиндриков и предъявляет мне помаду, — а вечерняя — темнее, сравни. — Открывает второй цилиндрик. Неопытным взглядом не могу заметить хоть какую-нибудь разницу в оттенках. В это мгновение кельнер приносит старку и желе. Прикладываюсь к рюмке.

— Устрою ей головомойку, — заявляю я.

— Секретарше? Не стоит, лучше не говори ей ничего, это действительно мелочь, — говорит Майка. — Знаешь, что мне приходит в голову? Может быть, она вовсе и не думала, что ворует помаду, а просто взяла ее на память. Она так была потрясена встречей с героиней «Черной лестницы» и присвоила эту помаду просто, как талисман. У девушек бывают такие идеи.