Как бы мне надежнее сберечь

вечера того любую малость?

Как бы мне запомнить эту речь,

чтоб она в крови моей осталась?

Я запомню неотступный взгляд

вставшей в строй московской молодежи

и мешки арбатских баррикад —

это, в сущности, одно и то же.

Я запомню старого бойца,

ставшего задумчивей и строже,

и сухой огонь его лица —

это, в сущности, одно и то же.

Он сказал:

— Победа!

Будет так.

Я запомню, как мой город ожил,

сразу став и старше и моложе,

первый выстрел наших контратак —

это, в сущности, одно и то же.

Это полновесные слова

невесомым схвачены эфиром.

Это осажденная Москва

гордо разговаривает с миром.

Дети командиров и бойцов,

бурей разлученные с отцами,

будто голос собственных отцов,

этот голос слушали сердцами.

Жены, проводившие мужей,

не заплакавшие на прощанье,

в напряженной тишине своей

слушали его, как обещанье.

Грозный час.

Жестокая пора.

Севастополь. Ночь. Сапун-гора

тяжело забылась после боя.

Длинный гул осеннего прибоя.

Только вдруг взорвались рупора.

Это Сталин говорит с тобою.

Ленинград безлюдный и седой.

Кировская воля в твердом взгляде.

Встретившись лицом к лицу с бедой,

Ленинград не молит о пощаде.

Доживешь?

Дотерпишь?

Достоишь?

Достою, не сдамся!

Раскололась

чистая, отчетливая тишь,

и в нее ворвался тот же голос.

Между ленинградскими

домами о фанеру, мрамор и гранит

бился голос сильными крылами.

Это Сталин с нами говорит.

Предстоит еще страданий много,

но твоя отчизна победит.

Кто сказал:

«Воздушная тревога!»?

Мы спокойны — Сталин говорит.

Что такое радиоволна?

Это колебания эфира.

Это значит — речь его слышна

отовсюду, в разных точках мира.

Прижимают к уху эбонит

коммунисты в харьковском подполье.

Клонится березка в чистом поле…

Это Сталин с нами говорит.

Что такое радиоволна?

Я не очень это понимаю.

Прячется за облако луна.

Ты бежишь, кустарники ломая.

Все свершилось. Все совсем всерьез.

Ты волочишь хвороста вязанку.

Между расступившихся берез

ветер настигает партизанку.

И она, вступая в лунный круг,

ветром захлебнется на минуту.

Что со мною приключилось вдруг?

Мне легко и славно почему-то.

Что такое радиоволна?

Ветер то московский —

ты и рада.

И, внезапной радости полна,

Зоя добежала до отряда.

Как у нас в лесу сегодня сыро!

Как ни бейся, не горит костер.

Ветер пальцы тонкие простер.

Может быть, в нем та же дрожь эфира?

Только вдруг как вспыхнула береста!

Это кто сказал, что не разжечь?

Вот мы и согрелись!

Это просто

к нам домчалась сталинская речь.

Будет день большого торжества.

Как тебе ни трудно — верь в победу!

И летит осенняя листва

по ее невидимому следу.

За остановившейся рекою

партизаны жили на снегу.

Сами отрешившись от покоя,

не давали отдыха врагу.

Ко всему привыкнешь понемногу.

Жизнь прекрасна! Горе — не беда!

Разрушали, где могли, дорогу,

резали связные провода.

Начались декабрьские метели.

Дули беспощадные ветра.

Под открытым небом три недели,

греясь у недолгого костра,

спит отряд, и звезды над отрядом…

Как бы близко пуля ни была,

если даже смерть почти что рядом,

люди помнят про свои дела,

думают о том, что завтра будет,

что-то собираются решить.

Это правильно.

На то мы люди.

Это нас спасает, может быть.

И во мраке полночи вороньей

Зоя вспоминает в свой черед:

«Что там в Тимирязевском районе?

Как там мама без меня живет?

Хлеб, наверно, ей берет соседка.

Как у ней с дровами?

Холода!

Если дров не хватит, что тогда?»

А наутро донесла разведка,

что в селе Петрищеве стоят,

отдыхают вражеские части.

— Срок нам вышел, можно и назад.

Можно задержаться. В нашей власти.

— Три недели мы на холоду.

Отогреться бы маленько надо. —

Смотрит в землю командир отряда.

И сказала Зоя:

— Я пойду.

Я еще нисколько не устала.

Я еще успею отдохнуть.

Как она негаданно настала,

жданная минута.

Добрый путь!

Узкая ладошка холодна —

от мороза или от тревоги?

И уходит девочка одна

по своей безжалостной дороге.

Тишина, ах, какая стоит тишина!

Даже шорохи ветра нечасты и глухи.

Тихо так, будто в мире осталась одна

эта девочка в ватных штанах и треухе.

Значит, я ничего не боюсь и смогу

сделать все, что приказано…

Завтра не близко.

Догорает костер, разожженный в снегу,

и последний, дымок его стелется низко.

Погоди еще чуточку, не потухай.

Мне с тобой веселей. Я согрелась немного.

Над Петрищевом — три огневых петуха.

Там, наверное, шум, суета и тревога.

Это я подожгла!

Это я!

Это я!

Все исполню, верна боевому приказу.

И сильнее противника воля моя,

и сама я невидима вражьему глазу.

Засмеяться?

Запеть?

Погоди, погоди!..

Вот когда я с ребятами встречусь, когда я…