Конечно же, Полиглот не мог упустить случай распустить хвост.
Они пили вино, целовались и болтали обо всем на свете. Полиглот рассказал, как он отлавливал черных котов и поил их валерианой "для куражу", а они в благодарность изодрали его сумку, как ходил на озеро за ненюфарами и чуть не грохнулся в воду... Почему-то это происшествие натолкнуло его на воспоминания о венецианских приключениях.
Боже, как ярко вспыхнули ее глаза!
- Ты был в Венеции? - казалось, что обращение на "ты" давалось ей с трудом.
- Да. Когда возвращался из Югославии, я объехал всю северную Италию. И просадил все деньги...
- А я люблю юг Италии...
- А ты вообще похожа на итальянку. Есть в тебе что-то именно итальянское... - Полиглот хотел еще спросить что-то про время оккупации Второй Мировой, но сдержался. Он не любил обижать людей почем зря. Даже женщин нетяжелого поведения. А вопрос "не делан ли кто, из твоих родителей немцем или итальянцем" ничем иным кроме, как оскорблением являться не мог, как бы уклончиво он не был задан, и сколько бы не содержал в себе правды. Поэтому он закончил фразу, хотя и скомкано, но безобидно. - Если бы увидел тебя в Италии, никогда не поверил бы, что ты - русская или украинка.
Лиза улыбнулась.
- Иногда я тоже в это не верю. Да ты сказал, что возвращался из Югославии. А что ты там делал?
- Точнее бывшей Югославии. Это была Босния. И, как ты думаешь, что там можно было делать семь лет назад?
Лиза совершенно искренне пожала плечами, так что Полиглот даже удивился.
- Война, батенька, - зачем-то использовал он это устаревшее обращение, к тому же абсолютно не подходящее собеседнице. - А я был ее псом... Солдатом удачи...
Последние слова были произнесены грустно. Действительно грустно. Сбросив пепел, Полиглот продолжил.
- Но там мне относительно повезло. Я видел смерть в окуляр оптического прицела. Но потом была Африка...
Полиглот не любил вспоминать об этом. Именно чтобы не будить воспоминаний, он был единственным из братков, кто оделся на охоту не в пятнистую комуфляжку. Но бархатная ночь и алкоголь успели пробить его на исповедь.
- Африка? - заинтересованно переспросила Лиза.
- Да. - Тут он улыбнулся, и, делая вид, что наигрывает на гитаре, пропел, -
Африка с ума меня свела.
Крокодилы, пальмы, баобабы
И жена французского посла...
Лиза улыбнулась.
- Ты пользовался таким успехом?
Полиглот недоуменно заморгал глазами, но тут же улыбнулся.
- Нет. Жены французского посла не было у Городницкого. Того, что написал эту песню... Впрочем, у меня ее не было тоже. Зато было много, много крови. Хотя их кожа была черная, но кровь такая же красная, как у нас. Ты не представляешь, какой ад был там!
Лиза понимающе смотрела на него, и молча слушала заводящийся монолог. Полиглот же продолжал.
- Как-то запал в память один фильм. Действие проходило сразу после войны. Его главный герой, недобитый фашист, говорил такие слова: "Я хочу возвратиться в маленький старый город. Где ярко светит Солнце, где девушки улыбаются мне, и я еще никого не убил". Он застрелился.
Полиглот замолчал.
- Ну, это совсем не обязательно. А ты... Ты тоже хочешь вернуться?
Полиглот окинул ее долгим и добрым взглядом, и ответил:
- Мне наверно еще рано... Тем более, что сегодня ты - рядом... - он немного задумался, но состояние явно не способствовало молчанию. - А обычно я спасаюсь музыкой.
- Как это?
- Когда совсем достает, ставлю старые записи, которые звучали в нашем доме, когда я был совсем маленьким мальчиком.
- Ты был хорошим мальчиком?
Полиглот улыбнулся и кивнул. Эта девочка говорила с ним почти по-матерински. Казалось, что она не моложе, а много старше его. Сквозь пары алкоголя это виделось очень забавным.
- Я как-нибудь дам тебе послушать? - сказал Полиглот глупо улыбаясь.
- А почему не сейчас? - вдруг спросила Лиза, и ему стало почти неловко.
"Не слишком ли много я выпил?" - подумал он, пытаясь сконцентрироваться на определенной части тела, для которой лишний алкоголь в крови может возыметь катастрофическое воздействие. И с этим он сталкивался уже далеко не первый раз...
<Тем временем чернокожий Эдвард долго и безуспешно пытался найти "загулявшего" Фрэнка, что совершенно не помешало ему ухаживать за дочкой егеря. И можете представить, как сие понравилось ее отцу.
Катя же, улучшив момент, когда всем было совершенно не до нее отправилась прямиком к Гарри.
- Как странно, - сказала Катя - Одна из девушек сегодня расспрашивала о твоем подарке... Слишком настойчиво расспрашивала. Как будто бы знает о нем больше.
- Не может быть. Это очень старинная вещь. Она досталась мне в наследство от бабушки.
Честно говоря, он и сам удивлялся, как мог ее подарить.>
Глава 7. День седьмой
Но зато не дивись, мой враждующий друг,
Враг мой, схваченный темной любовью,
Если стоны любви были стонами мук,
Поцелуи - окрашены кровью.
Н. Гумилев
Проснулся Полиглот поздно, но значительно раньше других. Состояние было... Конечно, бывало и хуже, но от этой мысли легче не становилось. Последнее, что он помнил, было то, как Лиза искусно рисовала у него на шее вампирский укус, а потом... Потом полный провал. Он даже не мог вспомнить, как дошел до своей комнаты и разделся, и вообще, чем этот вечер закончился. Опыт показывал, что воспоминания начнут прорастать из глубин памяти, как только он услышит рассказы товарищей о последних часах этой сумасшедшей ночки.
Рука нащупала в кармане пустую пачку.
- Шит, - выругался он по-английски, и лениво потянувшись, стал соображать, стоит ли идти в деревню, или стрельнуть сигарету у кого-нибудь из братков.
В раздумьях сих, впрочем, находился он недолго, ибо состояние, в коем он сейчас пребывал, требовало куда-то идти и что-то делать. Так что поход за сигаретами был хорошим поводом, чтобы развеяться. Тем более, что его не покидало чувство подсознательной тревоги. Черт его знает, почему, но в груди было холодно, и все время казалось, что что-то не так. Если бы он не знал причины большей части появлений "вампиров", он бы решил, что дело в этом. Однако он знал, и все равно чувство глубокой обеспокоенности, как сказали бы газеты прошлых лет, его не покидало.
Первым, кого он встретил в деревне, был Влад.
- Ну как вчера все прошло? - спросил Полиглот после того, как они обменялись приветствиями и рукопожатиями.
- Хорошо. Дочке понравилось, - ответил он довольно приветливо. - Но нам пришлось уйти пораньше. А то Эдвард, этот ниггер, уж больно вокруг нее увивался.
- Афроамериканец, - автоматически поправил его Полиглот.
- Да один черт, - Влад махнул рукой. - Мой дед был легионером.
Легионерами здесь называли местных фашистов.
- У вас это вновь почетно? - удивленно спросил Полиглот.
- Если бы! Но будь моя воля, этих нигеров, цыган...
- Можешь не продолжать, - остановил его Полиглот. - Мой дед был цыганом. И освобождал Европу от фашизма. А бабушка - еврейкой. Мне теперь застрелиться?
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза и молчали. Влад внутренне пожалел, что затеял этот разговор, которым обидел единственного из этих иностранцев, к которому он не испытывал ненависти.
Полиглот тоже понимал Влада, однако чувствовал себя уязвленным.
- Ладно, - прервал молчание Влад. - Я не хотел тебя обидеть. Люди бывают разные среди любой национальности. Я извиняюсь.
Полиглот немного поколебался, но все же пожал протянутую руку.
- Знаешь, - продолжал Влад, - мой отец говорил, что жил при фашизме, при социализме и при демократии. И хуже, чем сейчас, не было никогда.