24 августа Франция предупреждает Польшу, чтобы та «воздержалась от военных акций» в случает перехода Данцига под юрисдикцию Германии, чего все ожидают с часа на час. В ответ Польша тут же, того же 24 августа, начинает призыв резервистов. Чтобы укрепить решимость поляков 25 августа Англия подписывает с Польшей пятилетнее соглашение о взаимной обороне. Там, правда, есть пункт, которому никто не придаёт значения — особо оговорено, что соглашение действительно лишь при нападении на Польшу Германии, то есть при «агрессии» в отношении Польши какого либо другого государства (например, СССР) соглашение не будет иметь силы. Англия дальновидно сохраняет для себя свободу рук на случай, если Польша каким-то чудом выскользнет из ловушки.
Здесь нужно иметь в виду вот что — немедленно после «Чехословакии» Гитлер предложил полякам Словакию. ВСЮ Словакию в обмен даже не на Данциг, который Польше и так не принадлежал, а на такую малость, как экстерриториальная железная дорога, соединяющая Данциг и Германию. Поскольку обмен был слишком уж явно неравноценен, то даже и поляки заподозрили неладное и тут же кинулись в Лондон — консультироваться. В Лондоне сидели люди куда умнее гордых шляхтичей и они на пальцах объяснили полякам в чём смысл интриги — получив Словакию, Польша резко усиливалась, что вело к неминуемому осложнению и так очень непростых отношений с СССР, что, в свою очередь, означало необходимость срочного урегулирования отношений с Германией. Беря Словакию, Польша автоматически оказывалась в немецком лагере. Не знаю, объяснили ли англичане полякам ещё и другую, очевидную для них истину — Германия, отдавая Словакию и вроде бы лишая себя выгодного плацдарма для нападения на Польшу, на деле ничего не теряла, так как получала Данциг, а Польша была уязвима не только при нападении с южного направления, но и на севере и ключ к военной победе в гипотетической войне всё равно оставался в руках немцев и немцы полякам, даже окажись те их союзниками, дали бы это понять очень быстро. Словом, в результате немецкой политики поляки в любом случае оказывались в Рейхе, беря Словакию — добровольно, отказываясь от Словакии — силком. Не мытьём, так катаньем. Дело было только в том, что Англия и Франция были заинтересованы именно в катанье, они полагали (и не без оснований), что война Польши с Германией продлится более или менее продолжительный срок, а пока бы она шла, можно было не только провести перевооружение, но и сложить другую геополитическую комбинацию. Например — вернуться опять к Антанте. Особо горячими сторонниками этой идеи были, что понятно, французы.
24 августа Рузвельт отправляет Гитлеру телеграмму с предложением личного посредничества с тем, чтобы «разрядить кризис между Германией и Польшей». (Америка предпринимает первую попытку выйти из изоляции и показывает, что она хочет оказаться в Европе, хочет, чтобы её туда «позвали», Америка начинает примерно ту же игру, что и в годы Первой Мировой. Гитлер это прекрасно понимает, но считает, что ещё не время.)
25 августа Муссолини заявляет Гитлеру, что Италия в силу ряда причин не сможет воевать на стороне Германии в случае начала войны между Германией и или Англией, или Францией. Тем не менее, он подтверждает обязательство в случае начала войны объявить мобилизацию. (Гитлеру большего и не надо.)
26 августа лихорадочно лавирующая Франция начинает настаивать на прямых переговорах между Германией и Польшей, Польша обещает, что она в обязательном порядке будет консультироваться с Англией и Францией «прежде чем предпринять действия, могущие привести к военному конфликту». 27 августа Гитлер отправляет Даладье личное письмо, где пишет, что война неизбежна. «Польша, опираясь на поддержку Англии и Франции и имея их гарантии, чувствует себя в такой безопасности, что это позволяет ей не пытаться искать мирного разрешения проблемы.» (На дипломатическом языке письмо граничит с глумлением, Гитлер показывает Даладье, что Франция потеряла возможность влиять на ситуацию и что теперь её судьба связана с судьбой английской марионетки — Польши.)
27 августа Англия предлагает Польше попытаться использовать Папу, как посредника в переговорах с Германией. (Представляю, как, закидываясь и хлопая друг друга по спинам, хохотали в Форин Оффисе. «Ну, мы и отмочили!» Но шутки шутками, а жизнь жизнью — того же 27 августа Англия требует от мужчин в возрасте 20 и 21 года сообщить властям о своём местопребывании. Ожидается, что таковых окажется до 300 000 человек. «На всякий пожарный, а то жареным запахло.»
29 августа Гитлер соглашается с прямыми переговорами с Польшей и требует (!), чтобы польская делегация прибыла в Берлин «немедленно». Тут же, того же 29-го Германия оккупирует Словакию. «По просьбе словацкого правительства», конечно же. Да и как не оккупировать, если Президент Словакии Тисо в своей «просьбе» заявил, что он опасается польского вторжения.
30 августа Лондон в правительственном заявлении извещает мир, что он «не будет оказывать давления на Польшу с тем, чтобы она послала делегацию в Берлин.» Тут же лорд Галифакс предупреждает поляков, чтобы те избегали любых действий, связанных с насилием, в отношении немецкого нацменьшинства, и чтобы Польша немедленно прекратила антинемецкую пропаганду. «Мирись, мирись, мирись и больше не дерись.» Слова, вроде бы, хорошие, но в контексте происходящего больше похожие на дразнилку.
И вот наступает 31 августа. Последний день лета. Последний день перед грозой.
Вот что произошло в этот день: Германия заявляет, что неприбытие польской делегации расценивается ею как отклонение польской стороной немецких предложений о переговорах. «Два дня Фюрер и Немецкий Народ напрасно ждали прибытия польской делегации…» Сделав заявление, Германия разрывает все линии коммуникаций с Польшей. Немедленно после немецкого заявления Англия начинает эвакуировать Лондон.
1 сентября 1939 года — немецкое вторжение в Польшу.
1 сентября Англия и Франция объявили всеобщую мобилизацию. Данциг объявил себя частью Германии. Италия объявила о своём невмешательстве. Норвегия, Финляндия и Швейцария объявили о своём нейтралитете. СССР объявил мобилизацию и снизил призывной возраст с 21 до 19 лет.
2 сентября Польша призвала «союзников» к немедленным военным действиям против Германии. В ответ Франция подтвердила свои обязательства по отношению к Польше.
2 сентября Италия предложила созвать конференцию с тем, чтобы разрешить кризис, однако Англия заявила, что она не примет участия в переговорах до тех пор, пока немецкие войска не будут выведены из Польши.
2 сентября Англия начала переброску во Францию 10 эскадрилий бомбардировщиков.
2 сентября Германия заявила Норвегии, что она будет уважать её нейтралитет до тех пор, пока он не будет нарушен Англией или Францией.
3 сентября — совместный ультиматум Англии и Франции Германии. Франция пыталась увиливать до последнего, она всё не могла поверить, что оказалась в ловушке вместе с Польшей. Задолго до предъявления ультиматума французы связали себя обязательством, они официально заявили, что будут делать то же самое, что делают англичане и, заявив это заявление, посчитали, что они себя от самого страшного застраховали. Французы, прекрасно понимая, что Англия собирается воевать сперва Польшей, потом — ими самими, полагали, что уж объявлять войну немцам англичане воздержатся в первую очередь из пропагандистских соображений, да и вообще… всегда выгодно если и не быть, то хотя бы выглядеть пострадавшим, а поскольку «мы будем делать то же самое, что и вы», то и Франция будет тянуть время, помогая Польше воевать не только за себя, но и за Марианну, а там — видно будет. Франция так не хотела драться, что в дни, предшествовавшие войне, даже прибегла к прямому обману, информировав СССР, будто ей стало известно, что поляки склоняются к предоставлению своей территории для прохождения советских войск в случае войны. У Москвы, однако, кроме собственной разведки были ещё и доброжелатели, немедленно сообщившие, что всё это французские выдумки и в результате Риббентроп отправился в Москву.