Изменить стиль страницы

Глава восьмая

ДЖОН КOРAБИ

«НОВИЧОК, НАД КОТОРЫМ ЗЛО ПОДШУЧИВАЮТ ЕГО СТАРШИЕ ТОВАРИЩИ, ОБНАРУЖИВАЕТ ИХ ИСТИННУЮ СУЩНОСТЬ ПОСЛЕ УНИЗИТЕЛЬНОЙ НОЧИ В РУКАХ ГОРОДСКИХ ПРОСТИТУТОК»

После попойки Томми и Никки они обязались вести трезвый образ жизни, так как хотели повторить успех «Dr. Feelgood» с Бобом Роком в Ванкувере (Vancouver). Такого понятия, как «золотая середина», для них не существовало. Мало того, что были запрещены алкоголь и наркотики, но также под запрет попали красное мясо, сигареты и кофеин. Целыми днями мы трескали витамины, а по утрам занимались с тренером.

Но неизбежно случались ночи, когда мы слетали с катушек (fell off the wagon). В первый раз это произошло, когда нас навестил Снэйк (Snake) из «Skid Row». Томми, Никки, Снэйк и я завалились в стрип-клуб, а затем в местный бар. Никки, который был уже абсолютно никакой, спросил у официантки, сколько стоит «камикадзе» («kamikaze» — коктейль на основе водки). Она сказала ему, что он стоит три с половиной бакса. Тогда он сунул руку в свой кармана, вручил ей горсть мятых банкнот и сказал, “Я хочу столько «камикадзе», на сколько здесь хватит денег”.

Пятнадцать минут спустя прибыла группа официанток с девятью подносами «камикадзе», которые они выстроили на нашем столике. Мы пили их до тех пор, когда в нас уже перестало вливаться, а затем погрузились в наш фургон. “Краб”, спросил меня Томми, “Ты когда-нибудь был с проституткой?”

“Нет”, икнул я.

“Ладно, тогда давай возьмём тебе проститутку”.

Жизнь была настолько нормальна и легка, когда эти парни были трезвые, но когда они были под кайфом, они могли втиснуть целую жизнь, полную приключений, погромов и декаданса, в двенадцатичасовой промежуток времени. По пути на Ричардс Стрит (Richards Street — улица в Ванкувере), где собирались проститутки, мы сложили все наши деньги. У меня было сто долларов, у Томми — восемьдесят, у несчастного Снэйка — шестьсот, а у Никки было двенадцать долларов, оставшихся от пирушки с «камикадзе». Мы затащили четырех действительно хорошеньких проституток в наш фургон и повезли их в отель, чтобы устроить там вечеринку. Томми присовокупил к девочкам “травку”, Никки вытащил пару бутылок «Джека», и мы начали веселиться. Томми был разведён с Хизер, но, как бы там ни было, он хотел позвонить ей, чтобы отметиться. “Грёбаная вечеринка начнётся, как только я вернусь”, - сказал он.

Полчаса спустя он распахнул дверь и вошел со штанами, спущенными до лодыжек, крича во всю глотку (yelling at the top of his lungs) и вышвыривая вон (bum-rushing) одну из проституток. В тот самый момент одна особенно озлобленная проститутка посмотрела на свои часы и сказала, “Это будет стоить ещё двести долларов с каждого”.

Внезапно вечеринка затихла, и какая-то тёмная, мрачная туча, которая появляется всякий раз, когда кто-нибудь упоминает про деньги, повисла над комнатой.

“Что это значит, двести долларов?” спросил я.

“Час стоит двести долларов, а час уже прошёл”.

Никки взбесился. Он кинул через всю комнату свою бутылку «Джека Дэниелса», и она разбилась о стену прямо над головой ожесточённой шлюхи. Он бросился за нею, грозя разрезать её пополам. И быстрее, чем вы можете произнести “Не уходи во гневе” (”Don’t go away mad”), в комнате не осталось ни одной девочки.

Только мы четверо, покинутые, сидели на диване. Проститутки уехали со всей нашей “шмалью” и деньгами, а Никки разбил об стену нашу последнюю бутылку «Джека». Снэйк хлопком открыл пиво из мини-бара и покачал головой. “Чуваки, знаете, что только что произошло?” спросил он. Затем он злобно улыбнулся: “Да, плохим рок-н-ролльным парням «Motley Crue» и «Skid Row» пришлось заплатить девочкам восемьсот долларов, только за то, чтобы те с нами поболтали. Мы такие романтики… (We’re pathetic)”.

Без моего ведома Томми и Никки решили, что ночь ещё не закончена. В то время, пока Снэйк занимал меня какой-то светской беседой, они прокрались в кухню отеля и украли оттуда двухсотлитровый чан с томатным соусом. Затем они выкрали из конторки консьержа ключ от моей комнаты, сняли простыню с моей кровати, намазали мой матрас томатным соусом и снова застелили постель.

Когда я вернулся в свой номер той ночью, то заметил, что в нём как будто пахнет спагетти, но я не придал этому особого значения. Я стянул простыню и положил руку на кровать, она с хлюпаньем в чём-то утонула. Я посмотрел на свою руку, она была покрыта чем-то красным, как в фильме «Изгоняющий дьявола» («The Exorcist»). Однако я был настолько пьян, что подумал, если я смирюсь с томатным соусом, что, так или иначе, продемонстрирует Томми и Никки, что лучше меня им всё равно никого не найти. Так что я так и уснул прямо в нём.

На следующее утро я оставил коробку с дюжиной пирожных со сливочным кремом у двери Никки и позвонил в звонок. Он открыл дверь, окинул взглядом коридор, затем заметил пирожные. Час спустя, я увидел, что пустая коробка из-под пирожных стояла в коридоре. Затем, позднее тем же днём, в спортзале я наблюдал, как он об’яснял тренеру, почему он чувствует себя слишком вялым, чтобы выполнять какие-либо упражнения.

После этого началась тотальная война с Никки. Он мог вытащить меня в бар, угостить меня выпивкой, а затем, пока я разговаривал с какой-нибудь девчонкой, он брал такси до отеля, наполнял мою замочную скважину клеем «Элмер» (Elmer’s glue) и сломанными спичками и возвращался обратно в бар. Как только я был “готов”, он привозил меня домой, а сам наблюдал в свой глазок, как персонал отеля снимал мою дверь с петель, так что я потерпел поражение той ночью.

Я принял ответные меры — прилепил на дверь Никки надувную резиновую куклу из секс-шопа с надписью, которая гласила “Добро пожаловать, морячки” (”Welcome sailors”), и расклеил по всему отелю об’явления, приглашавшие одиноких мужчин в его номер. После этого Никки пускал в ход любые средства (pulled out all the stops): пока я спал, он потратил несколько часов, приклеивая целый сервировочный поднос к двери моей комнаты, включая каждую тарелку, салфетку, столовые приборы и даже наполнил стакан клеем «Элмер» так, чтобы это было похоже на молоко. Затем он обрызгал всю мою дверь лаком для волос, поджёг её, постучал и скрылся в своём номере. Мик всегда был слишком умён для любого, кто хотел над ним подшутить: он посыпал коридор, ведущий к его комнате, пудрой (мукой), чтобы можно было отследить отпечатки ног каждого, кто посмел проникнуть в его владения.

Тот год был, наверное, самым лучшим временем в моей жизни. Все мы находились на новой для себя творческой территории и просто наслаждались глупыми, безобидными забавами. Мик никогда не работал со вторым гитаристом, Никки никогда не работал со вторым текстовиком, а группа никогда не писала песни, просто джемуя на репетициях. Мы не могли дождаться момента, когда поклонники «Motley» услышат то, что мы сделали. Мы полагали, что мы записали по-настоящему интеллектуальный альбом «Motley Crue» с массой комментариев относительно всего этого безумного дерьма, творящегося в мире, от бунтов Родни Кинга (Rodney King) в Лос-Анджелесе до бешенства по поводу недавнего введения цензуры в музыке. (Родни Кинг — темнокожий водитель лос-анджелесского такси, которого в 1991-ом году остановили офицеры полиции за превышение скорости и жестоко избили. Этот факт был зафиксирован на плёнку и попал в прессу. В 1992-ом году состоялся суд, на котором полицейские, принимавшие участие в избиении, были оправданы, что на фоне расовой напряжённости, безработицы и бедности среди темнокожего населения вызвало волну погромов, убийств, поджогов и насилия в нескольких крупных городах США. На третий день беспорядков сам Родни Кинг выступил по телевидению и призвал бунтарей к спокойствию).

Последняя песня, которую я написал для альбома, называлась “Дядя Джек” (”Uncle Jack”), она была о моём родственнике, который на почве секса досаждал моим братьям и сестрам. Когда мы начали делать запись, он был арестован и обвинён в половой связи с несовершеннолетними и в изнасиловании двадцати маленьких детей, всё это он собственноручно документировал, делая снимки. Но два месяца спустя его выпустили из тюрьмы, т. к. тюремное начальство и суд боялись, что другие обитатели тюрьм убьюты его. Поэтому теперь, когда он был на свободе, где, как вы думаете, он нашёл себе новую работу? Католическая начальная школа.