Рик Нилсен (Rick Nielsen), гитарист «Cheap Trick», хотел представить нас Роджеру Тэйлору (Roger Taylor) из «Queen», который был одним из любимых барабанщиков Томми. Роджер привёз нас в русский ресторан, куда, по его словам, всегда ходили «Queen» и «Rolling Stones». Он провёл Томми, Рика, Робина Зандера (Robin Zander) — вокалиста «Cheap Trick» — и меня в персональный кабинет с резным, ручной работы, дубовым потолком. Мы сели вокруг огромного старинного деревянного стола и прежде, чем насладиться русским обедом, попробовали все виды водки, которые только известны человеку — сладкая, перцовая, малиновая, чесночная. Рик был одет в чёрный прорезиненный пиджак, и я почему-то всё время твердил ему, что испытываю непреодолимое желание помочиться на него.
Мы постепенно становились пьяными и дурными, смеясь, мы рассуждали о том, какая это великолепная ночь, когда вошёл хозяин ресторана и об’явил, “А сейчас — десерт”. Затем в комнату вошла целая команда официантов. Каждый официант предназначался для каждого из нас, и каждый аккуратно нес накрытый крышкой серебряный поднос. Они поставили подносы перед нами и один за другим сняли крышки. На каждом подносе было семь дорожек кокса, соответствующих величине каждой рок-звезды. Хотя я был все ещё слаб от предыдущей ночи, я вынюхал их все и продолжил пить. Следующее, что я помню, мы вернулась в бар нашей гостиницы, и Роджер Тэйлор разговаривал с Риком Нилсеном, пока я сидел на табурете позади них. Я встал на колени на табурет, стянул свои кожаные штаны и сделал то, что обещал сделать всю ночь: помочился на пиджак Рика. Он даже не понял, что произошло, пока моча не начала стекать на его штаны и на пол. В тот момент я подумал, что это довольно забавно, но когда я потом подошел к двери своего номера, я почувствовал себя ужасно: я только что нассал на своего кумира.
Той ночью мне хотелось выбежать и найти героин, но я заставил себя лежать в кровати и ждать, когда придёт сон. Я не собирался отказываться от героина, но, возможно, пришло время притормозить. Я начал пытаться управлять своим потреблением: один день я кололся, затем следующий день пропускал. Иногда я держался целых три дня. Но таким образом я только обманывал себя. Я осознал это в полной мере, когда у меня закончился героин, как раз перед окончанием тура.
Прежде, чем сесть в самолет, который вёз нас домой из Франции, я позвонил своему дилеру в Лос-Анджелес и сказал ему встретить меня в аэропорту. Затем для верности, чтобы он не опоздал, я вызвал лимузин, чтобы тот подбросил его до аэропорта. Весь полёт я ёрзал в своём кресле от нетерпения, мечтая о том первом сладком проникновении героина в мои вены после столь долго перерыва. Меня даже больше не волновали девочки. Винс мог забирать всех их себе, оставив мне только наркотики.
Когда к самолёту подали трап, я был первым на выход. “Пока, парни, увидимся”, было всё, что я мог сказать группе, с которой я провёл последние восемь месяцев. Затем я пошёл с моим дилером, запрыгнул в лимузин, и в мою руку вошла игла даже прежде, чем успела захлопнуться дверь автомобиля. Мы встретили Николь на Вэлли Виста Бульвар в Шерман Оукс (Valley Vista Boulevard in Sherman Oaks), где она показала мне мой первый настоящий дом, который она выбрала для меня, пока я был в туре.
Я всегда думал, что возраст и успех помогли мне преодолеть застенчивость и низкую самооценку, которые развились во мне из-за постоянной смены домов и школ, когда я был ребёнком, но на самом деле я абсолютно не изменился. Я просто утопил эти чувства в героине и алкоголе. Как человек, я действительно никогда не знал, как действовать и вести себя в этом Мире. Я всё ещё был ребенком, который не знал, как играть в нормальные игры со своими кузенами. Пока я взрослел, я просто ставил себя в ситуации, в которых я мог держать всё под контролем. Меня не интересовали желания и стремления других людей в их среде, где я не имел никакого влияния. Но теперь, ступив на порог своего собственного дома, я едва ли мог его покинуть. Мы с Николь тратили на наркотики в среднем от пятисот до тысячи долларов в день. Мы буквально ходили по сумкам с героином, мешкам с кокаином, чемоданам с «Кристал» (Cristal — амфетамин), не говоря уже о таблетках.
Сначала это была большая вечеринка. Иззи Страдлин (Izzy Stradlin) лежал, свернувшись калачиком, перед камином, порно-звезды валялись в отключке в гостиной, а Бритт Экланд (Britt Ekland — шведская актриса), спотыкаясь, выползала из ванной. Однажды ночью заглянули две девочки и сказали, что они с парнем по имени Эксл (Axl), который был в группе под названием «Guns N’ Roses», он хотел войти, но был слишком застенчив, чтобы постучаться и спросить разрешения.
“Я думаю, я слышал о нем”, сказал я им. “Я знаю его гитариста, кажется”.
“Так он может войти?” спросили они.
“Нет, но вы можете”, сказал я им. И они вошли.
Поскольку я всё больше и больше накачивался кокаином, у меня развилась паранойя, и скоро я едва ли мог позволить войти в дом кому попало. Николь и я день и ночь сидели голые. Все мои вены были исколоты, и я исследовал своё тело на предмет свежего места: на ногах, на ступнях, на руках, на шее и, наконец, когда все вены иссякли, на члене. Когда я не кололся, я патрулировал свой дом в поисках злоумышленников. Я начал видеть людей в деревьях, слышать полицейских на крыше, снаружи мне мерещились вертолеты с отрядами морской пехоты, прибывшими захватить меня. У меня был «Магнум» («.357 Magnum» — пистолет), и я постоянно охотился на людей в чуланах, под кроватью и в стиральной машине, потому что я был уверен, что кто-то скрывается в моем доме. Я так часто звонил в компанию по безопасности «West-Tech», которая обслуживала мой дом, что у них в офисе было указание, которое предупреждало патрульных выезжать на мои вызовы с предосторожностью, потому что я наставлял заряженный пистолет на многих из их сотрудников.
На сцене я выступал перед десятками тысяч людей; теперь же я был один. Я довёл себя до нечеловеческого состояния, проводя целые недели, сидя в своём чулане с иглой, гитарой и заряженным пистолетом. И никто из группы не заглянул ко мне, никто не позвонил, никто не пришёл, чтобы спасти меня. На самом деле я не могу обвинять их. В конце концов, Винс был в тюрьме в течение трех недель, и ни одна мысль о том, чтобы позвонить или проведать его, даже не промелькнула у меня в голове.
Глава девятая
«ДАЛЬНЕЙШИЕ ЗАБАВНЫЕ ИСТОРИИ, ПО ПОВОДУ КОТОРЫХ ВДУМЧИВЫЙ ЧИТАТЕЛЬ МОГ БЫ ЗАДАТЬСЯ ВОПРОСОМ, КАК БОГИ СЕКСУАЛЬНОЙ ФОРТУНЫ ПОЗВОЛЯЮТ ВИНСУ УЛЫБАТЬСЯ ДАЖЕ ПРИ САМЫХ ЗАТРУДНИТЕЛЬНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ»
Спустя две недели после тура «Theatre of Pain», я аккуратно положил мой новенький золотой, инкрустированный бриллиантами, «Rolex» за двенадцать тысяч долларов в свой ящичек, взял такси до ближайшего полицейского участка и передал себя в руки правосудия. Я хотел быстрее покончить с этим. Они отвезли меня в тихую тюрьму в Торрэнсе (Torrance), где я должен был отбывать мои тридцать дней.
Мой сокамерник сидел за то, что воровал спортивные автомобили, и мы оба были на хорошем счету за хорошее поведение, это подразумевало, что в наши обязанности входило приносить еду другим заключенным, убирать тюремные камеры и мыть машины полицейских. Взамен мы получали привилегии: не только телевизор и посетители, но и то, что по выходным охрана приносила нам гамбургеры и упаковку пива (burgers and a six-pack). Я только что провёл почти год в туре, пытаясь оставаться трезвым в угоду судьям, а теперь, когда я был в тюрьме, охрана поощряла меня выпивкой. Хотя сержант ночной смены ненавидел меня с потрохами, все остальные желали получить автографы и фотографии. Во многих отношениях клиника, чувство вины, газетные заголовки и безалкогольный тур были намного хуже, чем тюрьма.
Однажды днем одна белокурая фанатка, которая узнала, в какой тюрьме я был, зашла меня проведать. Она была одета в «Дэйзи Дьюкс» («Daisy Dukes» — очень короткие шорты, сделанные из обрезанных джинсов) и лайкровый топик, завязанный узлом спереди, и дежуривший сержант сказал, что я на час могу взять её в свою камеру. Я вёл её по коридору, наблюдая за тем, как у всех заключенных текли слюнки, когда мы проходили мимо них. Я привёл её в свою камеру, закрыл дверь и трахнул её на моей койке. В глазах моего соседа по камере я не мог сделать ничего более подлого.