«Бонавентур» удалился уже на четверть мили от берега, когда его пассажиры заметили возле Гранитного Дворца двух человек, которые посылали им прощальные приветствия. Это были Сайрес Смит и Наб

– Вот наши друзья, – сказал Гедеон Спилет. – Вот и наше первое расставание за пятнадцать месяцев!

Пенкроф, журналист и Герберт послали остающимся прощальный привет, и вскоре Гранитный Дворец скрылся за высокими скалами мыса.

В первые часы этого дня «Бонавентур» мог быть виден с южного берега острова Линкольна, казавшегося издали зеленой корзиной, из которой торчала гора Франклина. Пригорки и возвышенности, уменьшенные расстоянием, придавали острову вид пристанища, мало пригодного для проходящих кораблей.

Путешественники прошли мыс Пресмыкающегося, держась в десяти милях от берега На этом расстоянии уже почти нельзя было видеть западного берега, простиравшегося до горы Франклина Три часа спустя остров Линкольна окончательно скрылся за горизонтом.

«Бонавентур» легко резал волну и шел с большой скоростью. Пенкроф поднял все паруса и вел корабль по прямому направлению, проверяя его по компасу. Время от времени Герберт сменял его у руля; юноша управлял так уверенно, что Пенкрофу не пришлось отметить ни одного рывка в сторону. Гедеон Спилет разговаривал то с одним, то с другим и в случае нужды помогал им в работе. Капитан Пенкроф был весьма доволен своим экипажем и обещал даже выдать по чарке на человека. Вечером серп луны, который должен был достигнуть первой четверти только 16-го, обрисовался в лучах заходящего солнца и вскоре скрылся. Ночь была темная, но звездная, и все предвещало назавтра прекрасную погоду.

Пенкроф из осторожности спустил верхний парус, опасаясь, что неожиданный порыв ветра захватит корабль с поднятым парусом. В такую спокойную ночь это была, пожалуй, излишняя предосторожность, но Пенкроф был моряк предусмотрительный, и его нельзя было упрекнуть за это.

Журналист проспал часть ночи. Пенкроф и Герберт сменялись на вахте каждые два часа. Моряк доверял Герберту, как самому себе, и его доверие вполне оправдывалось хладнокровием и рассудительностью юноши. Пенкроф указывал ему направление, как капитан своему штурману, и Герберт не позволял «Бонавентуру» уклониться ни на один дюйм.

Ночь прошла спокойно, день 12 октября – тоже. В течение всего этого дня корабль неукоснительно держался юго-западного направления, и, если по дороге не встретится какое-нибудь незнакомое течение, «Бонавентур» должен был пристать прямо к острову Табор.

Море, по которому плыл корабль, было совершенно пустынно. Время от времени какая-нибудь большая птица, альбатрос или фрегат, пролетала на расстоянии ружейного выстрела от судна, и Гедеон Спилет спрашивал себя, не это ли мощное пернатое унесло с собой его последнюю корреспонденцию в «Нью-Йорк Геральд». За исключением этих птиц, никто, видимо, не посещал часть океана между островом Табор и островом Линкольна.

– А между тем, – заметил Герберт, – сейчас такое время, когда китоловные суда обычно направляются в южные области Тихого океана. Я думаю, это самое пустынное море на свете!

– Оно вовсе не так пустынно, ответил Пенкроф.

– Что вы этим хотите сказать? – спросил журналист.

– Но мы-то разве не люди? Или вы принимаете наш корабль за обломок и его команду за моржей? – И Пенкроф громко расхохотался над своей шуткой.

К вечеру, как можно было приблизительно подсчитать, «Бонавентур» прошел расстояние в сто двадцать миль с момента отплытия от острова Линкольна, то есть за тридцать шесть часов. Таким образом, его скорость составляла 3 1/3 мили в час. Ветер был слабый и постепенно стихал. Все же можно было надеяться, что если расчет был правилен и направление выбрано верно, то на заре следующего дня корабль будет в виду острова Табор.

Поэтому ни Гедеон Спилет, ни Герберт, ни Пенкроф не сомкнули глаз в ночь на 13 октября. Ожидая наступления утра, они сильно волновались. В том, что они предприняли, было столько риска!

Далеко ли они еще от острова? Живет ли еще там потерпевший крушение, на помощь которому они идут? Что это за человек? Не внесет ли его присутствие смуту в жизнь колонии, столь безмятежную до сих пор? Да и захочет ли он обменять одну тюрьму на другую?

Все эти вопросы, которые, очевидно, должны были разрешиться на следующий день, не давали путникам спать.

С первыми проблесками зари они начали всматриваться в западный горизонт.

– Земля! – закричал Пенкроф около шести часов. Нельзя было допустить, что Пенкроф ошибся: значит, земля была в виду. Можно себе представить, как обрадовался экипаж «Бонавентура»! Еще несколько часов, и они будут на берегу острова.

Остров Табор – низкая полоска суши, едва выступавшая из воды – находился не больше чем в пятнадцати милях расстояния. Нос «Бонавентура», несколько повернутый на юг, был направлен прямо на остров. По мере того как светало, кое-где вырисовывались небольшие возвышенности.

– Это всего-навсего маленький островок. Он гораздо меньше острова Линкольна, – заметил Герберт, – и, по-видимому, тоже вулканического происхождения.

В одиннадцать часов утра «Бонавентур» был всего в двух милях от острова. Пенкроф начал искать удобный проход, чтобы пристать к берегу, лавируя в этих незнакомых водах с большой осторожностью.

Остров был виден на всем протяжении. Его покрывали заросли зеленеющих камедных и других деревьев, которые росли и на острове Линкольна. Но, как это ни странно, не видно было ни одной струйки дыма, которая бы указывала, что остров обитаем. Нигде не виднелось никакого сигнала.

А между тем документ не оставлял места для сомнения: на острове находился потерпевший крушение, и этот человек должен был быть начеку.

«Бонавентур» медленно плыл извилистыми проходами между скал; Пенкроф внимательным взором наблюдал их малейшие изгибы. Он поставил Герберта у руля, а сам стал на носу и смотрел на воду, держа наготове фал, чтобы спустить паруса. Гедеон Спилет обозревал берег в подзорную трубу, но не заметил ничего интересного.

Наконец около полудня «Бонавентур» ударился форштевнем о песчаный берег. Экипаж маленького судна бросил якорь, спустил паруса и высадился на сушу. Можно было не сомневаться, что это именно остров Табор, так как, согласно новейшим картам, в этой части Тихого океана, между Новой Зеландией и Америкой, не было никакого другого острова.

Судно основательно пришвартовали, чтобы его не унесло отливом. Затем Пенкроф и его товарищи хорошо вооружились и направились вверх по берегу, намереваясь дойти до конуса высотой от двухсот пятидесяти до трехсот футов, который виднелся в полумиле от них.

– С вершины этого холма мы сможем приблизительно осмотреть остров, и нам легче будет производить поиски, – сказал Гедеон Спилет.

– Значит, мы сделаем то же самое, что сделал мистер Сайрес на острове Линкольна, когда поднялся на гору Франклина, – сказал Герберт.

– Именно, – ответил журналист. – Это лучшее, что мы можем сделать.

Оживленно разговаривая, исследователи шли к берегу, краем луга, который заканчивался у самого подножия холма. Стаи скалистых голубей и морских ласточек, похожих на тех, что водились на острове Линкольна, взлетали перед ними. По левому краю луга тянулся лес. Треск сучьев и движение травы указывали на присутствие каких-то очень пугливых животных, но ничто до сих пор не указывало на то, что здесь живут люди.

Достигнув подножия холма, Герберт, Пенкроф и Гедеон Спилет в несколько минут взошли на его вершину и оглядели окружающий горизонт. Они действительно были на острове, площадь которого не превышала шести миль в окружности. Периметр его, мало изрезанный мысами, выступал бухтами и заливами, представляя собой удлиненный овал. Всюду вокруг – море, совершенно пустынное до самого горизонта. Ни одной полоски земли, ни одного паруса в виду!

Островок порос лесом на всем своем протяжении. Природа его была не так разнообразна, как на острове Линкольна, где дикие и пустынные места сменялись плодородными. Здесь перед колонистами расстилалась сплошная масса зелени, из которой виднелось несколько невысоких пригорков. Овал был наискось пересечен ручьем, который протекал по обширному лугу и впадал в море с западной стороны, через неширокое устье.