Стедфаст Додж глубоко уверен, что было бы «чрезмерным предположить, что какой-то американец посчитает себя непохожим на своих сограждан». «Я не думаю, что кто-либо имеет право быть каким-то особым в свободной стране. Это уже пахнет аристократизмом и подразумевает, что один человек лучше другого». Как видим, Додж является выразителем тех псевдодемократических ценностей, которые Купер с такой убедительностью бичевал в «Американском демократе».
Путешествие через Атлантику дается «Монтоку» нелегко. Пытаясь скрыться от преследующего его корвета, капитан Трак направляет свой корабль в Бискайский залив и в результате попадает в жестокий шторм. Вынужденный бросить якорь у африканского побережья для ремонта, «Монток» подвергается нападению арабов. И, наконец, добравшись до американского берега в родном заливе Сэнди Хук, он нарывается на поджидавший его английский корвет. Здесь-то все и разъясняется: оказывается, что скромный господин Шарп и есть настоящий барон Темплемор, а выдающий себя за барона клерк – тот самый растратчик, которого разыскивает английский корвет. Настоящее имя Пола Бланта – Пол Пауис, и он не кто иной, как родной сын Джона Эффингхема, а значит – кузен Евы. Читатель остается в неведении лишь относительно того, насколько успешны ухаживания Пола за Евой.
Писатель тем временем трудился над новым романом, который он назвал «Дома» и который описывал жизнь Эффингхемов в Нью-Йорке и в небольшом селении Темплтон. Купер переносил на бумагу свои впечатления о жизни в Америке, как он ее увидел и прочувствовал после возвращения из Европы. Исследователи творчества писателя отмечают, что «интеллектуальным сценарием» для его нового романа явился «Американский демократ». Купера поразило, что присущая американцам застенчивость уступила место тщеславию, а естественное желание полагаться на свои силы подменено себялюбивой демагогией. Он видел в этом незрелость, неумение отличить сильные стороны национального характера от слабых и даже вредных и намеревался своим новым романом открыть глаза своим соотечественникам на присущие им недостатки и тем самым способствовать оздоровлению американского общества.
Он хорошо помнил, как встретили в штыки его невинные замечания о том, что Альпы куда выше Медвежьих гор или что тротуары в Нью-Йорке поддерживаются в плохом состоянии, а городские улицы по вечерам слабо освещены. Доброхоты и доброжелатели советовали ему не делать таких замечаний вслух, дабы не вызывать возмущения присутствующих. Куда девались независимость суждений, откровенность в беседе, естественность в обращении друг с другом? Поначалу вся эта претенциозность, все эти громкие слова лишь смешили его и вызывали недоумение. Затем они начали раздражать его. Когда же он понял, что это не случайные обмолвки, а принятая форма обсуждения даже самых важных проблем, он испытал чувства отвращения и возмущения. Переполнявшее его негодование должно было вылиться на бумаге.
Купера возмущали апатия и летаргия, охватившая молодежь, ее ничегонеделанье, отсутствие благородных и высоких жизненных целей, всеобщее стремление к доллару, возрастающее пренебрежение к ближнему своему, нетерпимость к другому мнению, неумение и нежелание понять другого. Он хотел в своем романе высмеять все эти недостатки и указать на те высокие жизненные цели, ради которых стоило жить и трудиться американцам.
Если первый роман дилогии был насыщен действием и приключениями, то второй описывает неторопливую, лишенную внешней занимательности, скучноватую жизнь Эффингхемов сначала в Нью-Йорке, где они ведут жизнь зажиточных буржуа, а затем в Темплтоне – небольшом провинциальном городишке штата Нью-Йорк. Барон Джордж Темплмор, их компаньон по путешествию на «Монтоке», влюбляется в их молодую родственницу Грейс Ван-Кортлендт и увозит ее в Европу, где они должны пожениться. Пол Поуис добивается руки Евы и также поселяется в Темплтоне, променяв полную приключений жизнь путешествующего холостяка на оседлую жизнь провинциального семьянина. Гувернантка Евы мадемуазель Вьевилль выходит замуж за местного адвоката, заядлого спорщика Аристабулуса Брэгга.
По свидетельству критиков, в своем новом романе Купер «умышленно избрал тему, которую романист не мог успешно развить, – монотонную и уродливую обыкновенную американскую жизнь». Джеймс Гроссман характеризует роман как «огромный беспорядочный каталог бесконечного уродства провинциальной жизни, как его наблюдали Эффингхемы во время визитов в Нью-Йорк и по возвращении в Темплтон. Это узкий, убогий, не терпящий возражений мир, лишенный милостей цивилизации…», мир, в котором преобладает единственная цель – «лишить всех права на индивидуальность».
В перипетиях схваток Эффингхемов со своими соседями – жителями Темплтона – легко просматриваются факты из жизни самого Купера. Да и Темплтон для искушенных читателей весьма прозрачно напоминал Куперстаун и события в нем после возвращения писателя из Европы.
Эффингхемы оказались среди людей, «настолько перенасыщенных ощущением свободы, что они стали просто невосприимчивыми к другим, более тонким чувствам». Каждый из них ничтоже сумняшеся полагал, что он не только ничем не хуже других людей, но и мнил себя выше других и даже ставил себя так же высоко, как господа бога. Ведь заявлял же совершенно серьезно Стедфаст Додж: «По моему мнению, дамы и господа, бог никогда не предлагал, чтобы американец опускался перед ним на колени».
В результате люди, которые боготворили свое неограниченное право приобретать собственность, стали пренебрегать правом собственности других. Стремление помочь друг другу превратилось в обязанность потакать нарушителям ваших прав. Дело доходило до курьезов. Сосед просил соседа дать ему право пользоваться его более респектабельным или более известным именем при поездке в городок Утику и брал на себя обязательство оплатить возможные в связи с этим издержки.
По свидетельству дочери писателя Сюзанн, Купер «в одиночку храбро вступил в схватку с духом тирании в той его особенной форме силы, которая наиболее трудно переносима для настоящего американского характера, – силой опасной, коварной, преисполненной нетерпимости, жестокой и многообразной, – чернью, вооруженной видимостью умственной силы».
Большая американская пресса встретила новую дилогию Купера в штыки. Современники писателя, хорошо знакомые с настроениями владельцев и редакторов ведущих газет страны, придерживались того мнения, что первопричиной ожесточенной травли Купера большой прессой США явилась одна-единственная фраза из предисловия к роману «Гейденмауэр, или Бенедиктинцы», опубликованному в США осенью 1832 года. «Ежечасно по мере продвижения моей жизни, – говорилось в этом предисловии, – я вынужден был наблюдать, насколько капризным, непостоянным и пошлым является причисление к лику бессмертных, провозглашаемое какой-либо газетой». Прочитав это утверждение Купера, редактор одной из ведущих газет страны заявил: «Печать возвеличила его, печать должна и сбросить его с пьедестала!» И слова, которые казались просто преувеличенной реакцией рассерженного газетчика, стали символом, которому долгие годы следовало большинство американских газет и журналов, объявивших крупнейшему писателю страны настоящую смертельную вендетту.
Как мы помним, журнал «Никербокер мэгезин» в августе 1835 года в связи с публикацией романа «Моникины» советовал писателю держать свою творческую фантазию «на приличном расстоянии» от фактов американской жизни, не пытаться решать политические проблемы развития американского общества путем обличения их на страницах своих романов. Но Купер, активный и заинтересованный общественный деятель, не мог стоять в стороне от животрепещущих проблем становления американского общества. Тем более, когда он видел, что большинство воспринимает эти проблемы в кривом зеркале самодовольства и не только не намерено бороться с ними, но и пытается ошибочные и вредные для здорового развития общества идеи защитить и провести в жизнь.
Он понимал, что в Соединенных Штатах массовая печать обладает огромной властью, фактически в ее руках находится жизнь и смерть самой нации. От того, во имя чего используется эта власть, зависело благосостояние и процветание страны. По какому пути пойдут США – по пути прогресса страны и морального оздоровления общества или же по пути коррупции и самодовольства, который может привести только к упадку государства? По твердому убеждению Купера, это в основном зависело от того, какую роль в этом многоплановом и противоречивом процессе будет играть пресса.