– Вы им еще что-нибудь сообщили?

Хупер энергично затряс головой.

– Послушайте, Хупер, у меня есть дело здесь, на Гаити, дело, которое вас никак не касается. Я не хочу, чтобы вы совали в него свой нос. Если вас это успокоит, дело это совершенно законное. – Он мотнул подбородком в сторону магазина, разбитой витрины. – Возможно, это научило вас чему-то. Здесь никому нельзя доверять, если только вы не знаете кого-то достаточно близко. Может быть, и в этом случае тоже. Занимайтесь своим делом. Торгуйте книгами, обращайте гаитян в свою веру, но предоставьте мне заниматься тем, за чем я сюда прибыл. Вы понимаете?

Хупер кивнул. Его лицо покраснело, немного от смущения, немного от гнева. Рубен подозревал, что он человек вспыльчивый. Пожалуй, он даже знал это наверняка – он был свидетелем этой вспыльчивости в аэропорту. Интересно, что предпримет Хупер по поводу этого налета? Станет молиться? Ворвется к Валрису для разговора начистоту?

– Мне нужно идти, – сказал Рубен. – Если я смогу что-то сделать, я сделаю это, но обещать ничего не могу. – Он сделал паузу. – Я по-прежнему считаю, что вам нужно подумать об отъезде.

Хупер промолчал. Рубен за руку попрощался с Амирзаде и обменялся несколькими словами с Джин Хупер. Она выглядела встревоженной. Словно знала что-то, о чем никто больше не догадывался. Рубен повернулся и зашагал прочь. Его каблук громко скрипнул, наступив на серебристый осколок стекла – кусочек разбитой мечты Хуперов. Он вспомнил яркие обрывки фотографий на полу своей кухни, воспоминания, как конфетти, мечты, как мусор. Оглянувшись, он увидел крошечную группку людей, деловито снующих по магазину. Дуг Хупер смотрел ему вслед. Он выглядел как человек, который спит и видит, как все вокруг него рушится и разваливается на куски, но обнаруживает, к своему ужасу, что не может проснуться.

Рубен в точности знал, что он сейчас испытывает.

55

Анжелина вернулась сразу после полудня с Мамой Вижиной и Локади. Полиция некоторое время продержала мамбуу себя, но в конце концов ей не смогли предъявить никаких обвинений. Она была популярна, ее арест не принес бы никакой пользы. Анжелина была молчалива и замкнута, словно напряжение предыдущей ночи отняло j нее все силы, не физические, а душевные. От сексуальности, которую она так открыто демонстрировала в танце, теперь не осталось и следа. Она как будто снова надела маску девственницы.

После недолгого отдыха они с Рубеном отправились в полицейский участок в Петонвиле, где он дал требуемые показания крайне скупому на слова сержанту в тихой комнате на первом этаже. Выйдя из участка, он рассказал ей о Макандале.

Из Петонвиля они поехали на центральную почту на Пляс д'Итали. Его связной был убит, пистолет похищен, и Рубен чувствовал себя беззащитным. Он позвонил Салли. Это было нарушением всех инструкций, но он должен был поговорить с кем-то; Салли была немногословна. Ему показалось, что она чем-то встревожена. Она пообещала снова установить с ним связь. На этот раз все пройдет гладко, без осечек. «Когда?» – спросил Рубен. «Скоро, – ответила она. – Очень скоро». Рубен повесил трубку.

От главпочтамта до архива, располагавшегося позади Епископального собора, было рукой подать. Здание, в котором хранился архив, уже много лет страдало от безразличия городских властей. Уже то, что какие-то книги и документы смогли уцелеть в нем, само по себе было маленьким чудом. Архив встретил их дверью, запертой на замок, но настойчивые расспросы привели их в конце концов к дому директора на соседней улице.

Директор оказался маленьким сухим человечком с трясущейся парализованной рукой и редкими искусственными зубами. Его звали Мино, и никто уже не помнил, сколько лет он заведовал архивами. Правительство платило ему нищенскую стипендию, которая так и не изменилась за долгие десятилетия, и ему удавалось то там, то тут наскрести достаточно средств, чтобы хоть как-то поддерживать свое заведение. Никому, по большому счету, не было до архивов никакого дела. Здесь, на Гаити, история лежала в самой крови. Печатные книги и рукописные документы семнадцатого и восемнадцатого веков были плодом труда колонистов. Какое значение имели подобные вещи для потомков рабов?

Мино нашел газеты, перечисленные в тетради Рика. Они все были на месте, – правда, некоторые оказались в очень плохом состоянии. Директор вспомнил письмо, которое получил от Рика несколько ранее в этом же году. В нем Рик спрашивал о нескольких вещах, включая эти самые газеты и журналы.

Собранные вместе, газеты составили не слишком внушительную стопку. Все это были еженедельные или ежемесячные публикации, не превышавшие объемом двенадцати страниц. Но шрифт был мелким, язык – давно устаревшим, а ссылки зачастую туманными. Больше всего их сдерживало то, что Рубен понимал лишь самый простой, разговорный французский. Он старался, как мог, просматривая заголовки и части текста, набранные жирным шрифтом, в поиске имен, упомянутых в тетради. Спустя три часа после того, как они приступили к работе, он все еще не оставлял своих попыток.

Удача выпала на долю Анжелины. Ее внимание привлекли вступительные слова к статье, и уже первая строка самой статьи подтвердила, что интуиция не обманула ее. Статья растянулась на несколько колонок в Supplement aux Affiches Americaines[38]от 30 июля 1775 года. Она была озаглавлена «Mystere maritime pres du Cap» -«Тайна океана у берегов Кап-Франсэ».

«Gaston Maniable, capitaine des Cinq Cousines, negrier frai'chment arrive de Nantes en passant par la Cote Guineenne, a maintenant presente un rapport sur son voyage aux fonctionaires du port du Cap, rapport qui contient le recit suivant...»

«Капитан Гастон Маньябль, владелец „Пяти Кузин“, работоргового судна, недавно прибывшего из Нанта с заходом к берегам Гвинеи, только что представил отчет о своем плавании портовым чиновникам Кап-Франсэ, который содержит нижеследующий рассказ. Мы воспроизводим рассказ капитана на наших страницах по причине его крайней необычности, а также в качестве полезного предостережения тем, кто имеет склонность слишком снисходительно относиться к рабам-неграм, еще не очнувшимся от варварства и пока не познавшим направляющего ярма цивилизации».

Лишенный присущих тому времени красот и отступлений, отчет Маньябля являл собой захватывающее чтение. Захватывающее и пугающее.

«Моп brick, les Cinq Cousine, bateau de 150 tonneaux equipe en mars dernier par les armateurs d'Havelooze de Nantes, a quitte Oudah sur la Cote Guineenne le 5 mai, arpes у etre reste ancre trois mois, dans I'attente d'un contingent complet de noirs de I'interieur du pays...»

"Мой корабль «Пять Кузин», бриг водоизмещением 150 тонн, снаряженный в марте этого года нантским работорговым домом д'Авелуза, отплыл 5 мая из Уиды на гвинейском побережье, где добрых три месяца простоял на якоре, ожидая полной загрузки неграми из глубины страны.

Команда состояла из шести морских офицеров:меня, второго капитана – мсье Нэрака, лейтенанта, энсина, лоцмана и хирурга; трех унтер-офицеров:старшины, боцмана и плотника; семи матросов:пятерых новичков и двух юнг. Все события, изложенные здесь, засвидетельствованы либо некоторыми, либо всеми ими, прежде всего мною лично, офицерами и унтер-офицерами, все из которых люди надежные, плававшие под моим началом и раньше. Их личные показания приложены к настоящему отчету.

От Африки мы споро продвигались вперед, благодаря западным течениям, пока не приблизились к островам Вознесения, где мы повернули на север, взяв курс на Антиллы и держась на изрядном удалении от бразильского берега из опасения встретиться с португальскими пиратами. Мы надеялись на скорое плавание, рассчитывая проскочить до начала сезона ураганов, направляясь в Сан-Доминго, ибо со времени последней войны только английские корабли заходят на Мартинику и в прочие наши владения.