— Подождите здесь, — сказал он. — Пойду проверю.

— Майкл, поскорее. Фадва умирает. Мы должны по крайней мере обсушить ее и согреть.

Он кивнул и направился к дому. Он на цыпочках поднялся по лестнице. Над его головой по железной крыше непрерывно барабанил дождь. В квартире слева закричал ребенок, затем умолк.

Он вставил ключ в замок и распахнул дверь, открывшуюся прямо в гостиную. Майкл вошел, закрыл за собой дверь и включил электричество. На единственном в комнате стуле сидел какой-то человек. Он моргал, ослепленный неожиданно вспыхнувшим светом.

— Здравствуйте, Майкл, — сказал он. — Я уже начал беспокоиться.

— Это вы? — произнес Майкл. — А я полагал, что вы покинули страну. Я был уверен, что Верхарн забрал вас с собой.

— Нет, — вздохнул отец Григорий. — Я сказал ему, что хочу остаться. — Он встал и пересек комнату. — Я знал, что еще могу здесь пригодиться. Он дал мне адрес этой квартиры и ключ.

— Все это вы можете объяснить потом, — сказал Майкл. — А сейчас мне нужна ваша помощь. В машине ждут маленькая девочка и мужчина, которым требуется медицинская помощь. Девочка умрет, если мы немедленно не доставим ее к врачу.

— Понимаю... — Отец Григорий глубоко вздохнул. — С вами еще кто-нибудь есть? — спросил он.

— Айше. Айше Манфалути. Я вам рассказывал...

Григорий поднял брови:

— Вы нашли ее? Я рад. Должно быть, вы очень счастливы.

— Отец... девочка.

— Да. Да, конечно. Я поеду с вами. Найдется место еще для одного пассажира?

— Как-нибудь уместимся. Но...

— Не спрашивайте ничего. Сами все узнаете.

Машину то заносило на поворотах, то она шла ровно. Майкл вглядывался в дорогу за пеленой дождя. Фонари не горели; в темноте все улицы казались одинаковыми.

Григорий молча сидел сзади, молясь про себя. Фадву положили на колени ему и Айше. Девочка дрожала, ее раны по-прежнему кровоточили. Священник глядел сквозь стекло во мрак. Он остался, чтобы закончить все дела, и был готов к концу света, но не ожидал, что ему придется держать на коленях умирающего ребенка, мокрого, продрогшего и истекающего кровью.

Время от времени Григорий нагибался вперед, чтобы осторожно похлопать Майкла по плечу и сказать, куда повернуть.

Они остановились у невзрачной коптской церкви, с которой недавно были сняты крест и другие украшения.

— Церковь Амира Тадруса, — объяснил Григорий. — Одна из десятков церквей, построенных во время Садата. Здесь был коптский квартал. — Он взглянул на темную улицу. — Сейчас тут почти никого не осталось.

— Зачем вы нас сюда привезли? — спросил Майкл.

— Увидите. — Он повернулся к Айше. — Возьмите девочку. Я помогу Майклу вести Бутроса. Идите к боковой двери.

Церковь снаружи казалась пустой и безжизненной. Окна — темны. Двери заперты. Они подошли к боковому входу, и Григорий громко постучал. За дверью было тихо. Он постучал снова, на этот раз сильнее: три удара, еще три и еще три.

— Троица, — объяснил он.

На этот раз послышались приглушенные шаги. Через несколько секунд одна створка двери отворилась. В проходе стоял худощавый человек, держа над головой масляную лампу.

— Меня зовут отец Григорий, — сказал священник. — Скажите Анбе Юаннису, что я привез с собой двоих раненых. Один из них — ребенок.

Незнакомец в дверях по очереди осветил их лица лампой. Тусклый свет замерцал на лице Фадвы, покрытом кровью.

— Заходите, — сказал он. — Анба Юаннис внизу.

Проходя по темной церкви, Майкл вспомнил ночь, когда он вошел в храм Св. Спасителя и обнаружил своего брата, распятого на кресте. Он не понимал, зачем Григорий привел их сюда. Им нужен врач, а не священник. Воздух был наполнен густым ароматом ладана, сквозь который пробивался какой-то другой, лекарственный запах, как будто здание подверглось дезинфекции.

Смотритель подвел их к низкой двери под маленьким иконостасом, в котором зияли пустоты.

За дверью оказалась лестница. Здесь лампа оказалась не нужна, поскольку горело электричество. Майкл сначала этому удивился, но затем расслышал негромкое жужжание, которое, как он заключил, издавал маленький генератор.

Айше спускалась первой, неся Фадву. У подножия лестницы ее остановил молодой человек с автоматом. Он внимательно посмотрел на них, кивнул и отступил в сторону.

Они свернули за угол и, пройдя под аркой, попали в тускло освещенное помещение. Айше остановилась у входа, не зная, что теперь делать. Затем из тени вышла фигура — молодой человек в джинсах и футболке.

— Меня зовут Анба Юаннис, — прошептал он и посмотрел на Фадву. Повернувшись, он тихо окликнул кого-то в темноте. Появился человек в белом халате. Еще через несколько секунд рядом с ним возникла женщина, одетая как медсестра.

Айше почувствовала, что кто-то забирает у нее Фадву. Как будто из ниоткуда прикатила тележка. Вокруг нее суетились мужчины и женщины в белой одежде, в боковой комнате вспыхнули огни, раздались приглушенные голоса, Бутрос, споткнувшийся и тут же кем-то пойманный, рука, обнимающая ее за плечи, участливый тихий голос, затем огни и голоса завертелись в вихре, комната поднялась, закружилась и потемнела, и чьи-то руки подхватили ее, когда она начала падать.

Глава 64

Майкл и старый священник сидели в темной комнате, нахохлившись, как птицы после бури. Единственная тусклая лампочка бросала слабый свет на голые стены и небольшой коптский крест над дверью. Майклу дали сухую одежду и чашку горячего махлаба. Его осмотрел врач, медсестра обработала раны. На теле у него оказалось множество синяков и порезов, лоб был разбит.

Айше положили на кровать в соседней комнате. Майкла тоже ждала приготовленная постель.

— Как им это удалось? — спросил он. — Они превратили церковь в госпиталь. У них даже есть анатомический театр. Я никогда не видел ничего подобного.

Григорий кивнул:

— Это все отец Юаннис. Мы находимся в одном из нескольких созданных им убежищ. Когда впервые прошел слух о готовящейся облаве на городских врачей и санитаров, он понял, к чему это может привести. Он сам обучался на врача до того, как принял сан, и у него много друзей среди врачей из Коптского госпиталя и Мемориала Китченера в Шубре. Он поговорил с коптскими докторами, которым доверял, но вскоре мусульман в его группе было не меньше, чем коптов, а также несколько христиан-некоптов. Ядумаю, что ваш друг доктор Ибрагимьян был одним из них.

Они разработали план действий на случай, если декрет будет выпущен. Запаслись оборудованием и медикаментами. Некоторые церкви и здания в немусульманских кварталах были превращены в центры оказания помощи. Они знали, что смогут сделать очень мало, но рассматривали это как жест, способ неповиновения, попытку сказать режиму, что не все находится в его власти.

Их план предполагал лечение больных, которые имели шансы на спасение. Им приходилось принимать множество тяжелых решений. Безнадежных больных или тех, кто нуждался в специальном оборудовании или лекарствах, они не брали. Больных, не подвергавшихся смертельной угрозе, отправляли домой.

Больше всего рвения проявляли мусульманские врачи. Они особенно остро чувствовали себя преданными режимом. Некоторые из них пытались оправдать западную медицину, утверждая, что она выросла из исламской традиции. Они указывали, что забота о больных — долг мусульманина, такой же важный, как молитва или пост. Но их выгнали и угрожали арестовать.

В дверь постучали. Майкл открыл ее. За дверью стоял Анба Юаннис.

— Не возражаете, если я зайду? Или, может быть, заглянуть утром? Должно быть, вы очень устали.

Майкл покачал головой.

— Ничего, — сказал он. — Мы разговаривали.

Молодой священник вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Он поздоровался с Григорием и присел в ногах постели Майкла. Сейчас, разглядев его получше, Майкл заметил, что Юаннис выглядит еще более усталым, чем он сам. Под глазами у него были большие мешки, кожа серая, он держался напряженно, как будто ожидая нападения.