Где воды Овна-реки, руно омывающей в море,

Не позволяют пескам никогда оставаться сухими, —

Титира голос ко мне донесло дуновение Евра;

И в дуновении том ароматы с высоких Меналов

Слух услаждают, в уста молока мне влага струится.

Этакой сладкой сыты никогда не пришлось и отведать

Пастырям стад, хоть они поголовно аркадяне родом.

Нимфы Аркадии всей ликуют, слушая песню,

И пастухи, и быки, и лохматые козы, и овцы;

Уши подняв, устремляются с гор даже сами онагры,

Даже и фавны, смотри, с холма Ликейского скачут.

Думаю: «Если овец воспевает Титир и козлищ

Или же стадо пасет, зачем ты гражданскую оду,

В городе сидя, запел, коли дудки Бенакской свирели

Звучным натерли тебе пастушеским губы напевом?

И от тебя, пастуха, пусть услышит он песню лесную».

Толстые тут же стволы отложив, я, нимало не медля,

Тонкие дудки беру и, губы надув, начинаю:

«О богоравный старик, ты вторым будешь после Марана,

Да и теперь ты второй или сам он, коль можно поверить,

Как Мелибей или Мопс пророку Самосскому верит.

Но хоть — о горе! — живешь ты под пыльным и грязным навесом

И, справедливо гневясь, ты рыдаешь о пастбищах Сарна

Отнятых — стыд и позор тебе, город неблагодарный! —

Мопса, прошу, своего пощади, не давай ему слезы

Горькие лить, и себя и его ты не мучай, жестокий.

Он ведь с любовью такой к тебе льнет, с такой, повторяю,

Ласковый старец, с какой прижимается к стройному вязу

Сотней извивов лоза, неотступно его обнимая.

О, коли русыми вновь ты свои бы увидел седины

В зеркале вод и тебе их сама расчесала б Филлида,

Как восхитился бы ты виноградом у хижины отчей!

Но, чтоб тебя не изъела тоска в ожидании светлой

Радости, можешь мои посетить ты укромные гроты

И погостить у меня. Споем с тобою мы оба —

С легкой тростинкою я, а ты, как мастер почтенный,

Строгую песню зачнешь, чтобы каждый года свои помнил.

Место тебя привлечет: журчит там родник полноводный,

Грот орошая, скала затеняет, кусты овевают;

Благоуханный цветет ориган, есть и сон наводящий

Мак, о котором идет молва, будто он одаряет

Сладким забвеньем; тебе Алексид тимьяна подстелет —

Я Коридона пошлю за ним, — Ниса охотно помоет

Ноги, подол подоткнув, и сама нам состряпает ужин;

А Тестиллида меж тем грибы хорошенько поперчит

И, накрошив чесноку побольше, их сдобрит, коль наспех

Их по садам Мелибей соберет без всякого толку.

Чтобы ты меда поел, напомнят жужжанием пчелы;

Яблок себе ты нарвешь, румяных, что щечки у Нисы,

А еще больше висеть оставишь, красой их плененный.

Вьется уж плющ от корней из пещеры, сверху свисая,

Чтобы тебя увенчать: ни одной не забудем утехи.

Здесь тебя ждут, и сюда соберутся толпой паррасийцы —

Юноши все, старики и всякий, кто страстно желает

Новым стихам подивиться твоим и древним учиться.

Диких коз из лесов и шкуры рысей пятнистых

В дар тебе принесут. Ведь твой Мелибей это любит.

Здесь тебя ждут: не страшись ты нагорных лесов наших, Титир,

Ибо поруку дают, качая вершинами, сосны,

Желудоносные также дубы и кустарники с ними:

Ни притеснений здесь нет, ни козней злых, о которых

Думаешь ты, может быть; иль моей любви ты не веришь?

Или, пожалуй, мою презираешь ты область? Но сами

Боги, поверь, обитать не гнушались в пещерах: свидетель

Нам Ахиллесов Хирон с Аполлоном, стада сторожившим».

Мопс, обезумел ты, что ль? Иолай, и любезный, и светский,

Ведь не потерпит никак твоих даров деревенских,

Да и пещера твоя ничуть шалашей не надежней:

Пусть себе тешится в них. Но что же твой ум обуяло?

Что запыхался? Чего не стоят твои ноги на месте?

Девушке мальчик и мил и желанен, мальчику — птица,

Птице — леса, и лесам — дуновенье весеннего ветра.

Титир, ты Мопсу желанен, желанья любовь порождают.

Презришь меня — утолю я жажду фригийским Мусоном,

То есть — тебе невдомек — рекой удовольствуюсь отчей.

Но почему же мычит моя молодая корова?

О четырех сосках тяжело ей набухшее вымя?

Думаю, да. Побегу наполнить емкие ведра

Свежим ее молоком: размягчит оно черствые корки.

Ну, подходи, подою! Не послать ли нам Титиру столько

Крынок, сколько и нам он сам надоить обещался?

Да молоко посылать пастуху неуместно, пожалуй.

Вот и друзья! Говорю, а солнце уже за горою.

Сбросив Колхиды руно, быстролетный Эой и другие

Кони крылатые вскачь возносили в сиянье Титана.

По колеям, от вершины небес спускавшихся долу,

Мерно катилися все, с пути не сбиваясь, колеса.