– Я ХОЧУ СДОХНУТЬ, Я, БЛЯДЬ, ЭТО СЕЙЧАС СДЕЛАЮ! И ТЫ, СЕСТРЁНКА , БУДЕШЬ В ЭТОМ ВИНОВАТА!!!! – злорадствовал я, прижимая нож к горлу. Я и в самом деле был готов располосовать его.

– НЕТ, О БОЖЕ, ВОЙД, НЕ НАДО, НЕ НАДООО…. – она зашлась в плаче, слёзы струились, как серебрянные струны, по её лицу.

– Я ПОКИДАЮ ЭТОТ ДЕРЬМОВЫЙ МИР!!!! Я НЕНАВИЖУ СЕБЯ И УМРУ!!! – пропел я, улыбаясь, как сумасшедший, а моё лицо, всё ещё, наверное, было искажено злобой. Да я и был сумасшедшим.

Когда ты собираешься умереть, люди начинают тебя слушать.

Когда ты собираешься умереть на их глазах, они вдруг начинают тебя любить и ценить.

Когда ты собираешься умереть, они начинают хотеть что-то для тебя сделать.

Причём, сделать что-то хорошее.

– НЕТ!!!

– Я УБЬЮ СЕБЯ, ПОНЯТНО?! ЭТО ТЫ, ТЫ И ВСЕ ОНИ ДАВИТЕ НА МЕНЯ!!! НЕ МОГУ БОЛЬШЕ!!!!

– Войд!!! Пожалуйста, извини, ИЗВИНИ МЕНЯ!!!! Я НЕ… Я НЕ БУДУ, НИКОГДА БОЛЬШЕ!!! – закричала она, видя, что кровь уже течёт по моей шее. – ПОЖАЛУЙСТА!!!

Это мой фирменный способ решать проблемы. Достаточно сказать человеку, что ты сейчас умрешь, причём из-за него, и он тебе луну с неба в зубах принесёт.

Но, конечно, мне не так уж и нужен был повод. Я и в самом деле хотел умереть.

Спасла меня до смешного простая штука – мне вдруг жутко захотелось отлить. Я подумал, что просто обоссусь и смерть моя будет носить отпечаток пошлости… буду валятся с перерезанным горлом и мокрыми штанами. Мне показалось это противным.

Вот и всё.

Я положил нож и мы помирились.

И практически больше никогда не ссорились.

И, наверное, именно с того момента я налёг на наркоту и с того моменты вместо души у меня появилась эта чёрная дыра, которая зовётся Пустотой.

Как раз в это время, я осознал, что мир специально создан Богом только для того, чтобы нагадить лично мне.

И с того момента, моя жизнь круто развернулась на грёбанные сто восемьдесят градусов и зашагала в сторону смерти.

Хотя…

Наверное, к этому шло с самого детства…

– Я не знаю, Ском. Боль – это приятно. Это прилив адреналина. Это на время заполняет пустоту. Ты просто режешь себя, тебе больно, кровь красная – и проблемы уходят. Нет, они не исчезают, они просто перестают тебя волновать… – я допивал третий стопарик «Флагмана». Скомат завороженно следил за мной.

– Так что я буду продолжать это делать. Мне не нужны твои советы и сострадание. Тебе всё равно наплевать. – я подлил ещё и проглотил это.

– Ты псих, Войд. Ты калечишь себя, а твоя проводка, – он ткнул пальцем в серебристые шрамы на внутренней стороне руки. – она не страдает?

Я пожал плечами. Следы от переделки нервной системы покрывали всё моё тело, ртутным орнаментом, напоминавшим чертёж микросхемы. Это стоило очень дорого. Это было довольно болезненно. Это было… приятно.

– Нет, я, когда себя режу, не затрагиваю проводку. Я аккуратен.

Скомат покачал головой. Он вздохнул и налил стопку себе.

– Знаешь, парень, ты ведь умрёшь и очень скоро, если будешь жить такими темпами. Сколько твоя поджелудочная и мозг выдержат, хм? А стимуляторы?

– Года два. – сказал я равнодушно. – потом выращу в клинике новую железу…

– А мозг?

Я не ответил. Я и сам знал, что мозг скоро станет похожим на кусок швейцарского сыра. Да, я чуть не забыл про «робол». Из внутреннего кармана пальто я вытащил красную пульку и засунул её в венозный порт.

– Ты на этой дряни сидишь? – с отвращением спросил Ском. – какой кошмар. Она тебя изнутри съест.

– Да, я знаю. Но это единственная доступная мне дрянь , которая не даёт мне уснуть.

– Шизанутый ублюдок. – подвёл итог Скомат и выставил мне всю бутылку «Флагмана».

Через час, когда я уже порядочно нализался и пустился в горькие, но приятные самоедские мысли, из женского туалета притрюхали Ринат и Лёха. У Рината, здоровенного смуглого парня татарской наружности, из-под мышки торчала доска для нард. Его лицо было мрачным, а вот Лёха, высокий чел с крысиным лицом и серыми дредами победоносно улыбался. В его рту блестела золотая фикса.

Он хлопнул меня по плечу.

– Здорово Войд. Как жизнь?

Я поднял голову.

– Всё, понял, отъёбываюсь. Ском, слышь, чувак, я его сделал!!! – за этим последовало весьма странное телодвижение – смесь почёса обезьяны и вудуисткого танца. Лёха заржал на слишком высокой частоте, так что я прикрыл свои бедные уши. – а вот Ринатка у нас в говне, да, малыш?

– Заткнись, придурок. – погрохотал татарин. – в следующий раз эта доска будет торчать в твоей заднице…

– Да, да, победителей не судят! Ском, что с нашим эм-си? Я бы побился об заклад, что он всю ночь чистил городские параши, но от него вроде не воняет, тогда…

– Перетрахался. – ядовито заметил Скомат, протирая бокалы. – для него это оказалось непосильным трудом, так?

– Отъебись. – сказал я и опять уронил голову на руки. Мне жутко хотелось выпить ещё.

– Угу. Из парня все соки выжали…. эх, молодёжь. – Лёха встал в позу бодибилдера. – а вот этот засранец, – он ткнул пальцем себе в грудь. – пятнадцать раз за ночь с тёткой, и ни одна собака не осталась без моего внимания!

– Вот именно, что собака… Ском, ты не одолжишь мне ещё бутылочку? – попросил я.

– Баккаради устроит?

– Его и ослиная моча устроит. – хихикнул Лёха.

– А ты заткнись. Ринат, Лёх, видите Макарыча? Ну вот, раз-два-взяли и понесли его отсюда..

Ринат и второй бармен нехотя подкатили к старику.

– О, Господи, какая вонь… – простонал Лёха, зажимая нос. – он же насрал тут…

– Бээ.. – согласился Ринат. – Ском, он тяжёлый….

– Ничего не знаю. – тот бы непреклонен.

Я с интересом наблюдал, как морщась от отвращения и брезгливости, парни схватили старика под мышки, и непрерывно, грязно матерясь, потащили его к выходу. И тут, в лучших традициях американских и немецких комедий, Лёха, стараясь держаться от Макарыча (так в себя и не пришедшего), поскользнулся на моче, натёкшей с брюк деда, и смачно шлёпнулся на задницу, естественно, увлекая за собой и бесчувственное тело. Один официант удержался на ногах, и сказав лаконичное «блядь», принялся стаскивать насквозь провонявшего дерьмом Макарыча с Лёхи. Тот лишь стонал и охал… я расхохотался.

– Закрой пасть, ничего смешного здесь нет! – разъярился бармен. – ооо, моя лучшая рубашка. – он потрогал свою чёрную, расшитую зелёными листиками каннабиса шёлковую сорочку, взял полу в руки, поднёс её к носу, принюхался. – Вот же дерьмо! Это же дерьмо!

– Между прочим, – процедил Ринат, державший старика за руку. – мы тут не закончили… пошевеливайся, мать твою!

Парни всё-таки вынесли старика вон.

Лёха пошёл переодеваться и мыть руки, Ринат – в кухню, названивать повару.

Я глотнул рому из бутылки. Поймал поражённый взгляд Скомата. Тот возился с кассовой консолью.

– Да, совсем забыл тебе сказать… вчера закрутился, сегодня тоже как-то…короче, тут позавчера чувачок один заходил, тебя спрашивал…

Моя рука с бутылкой замерла в воздухе. Вот только таких новостей мне не хватало.

– Кто, можешь сказать? Ментура, хачи, ОБК, ФСБ? – я действительно взволновался, подстёгнутый алкоголем, чего со мной давно не бывало.

– Хе, не бери так высоко… Не, не из ментуры и не фээсбэшник, уж точно не хач – кстати, у тебя с ними опять проблемы?

– Да нет… просто мало ли…

– Вот ОБК – вполне возможно. Не, ну ты прикинь – у меня тут туса, народ клубится, травка там, наркота, звероморфы, жуткие, кстати были – гиены сраные, вот и тут этот джентельмен. Лет этак пятидесяти, но выглядит на тридцать пять, видимо сильно правленый мужик, только вот – кожу на руках никто не омоложивает, ну ты понимаешь. Одет как с иголочки, стильный костюм, возможно, от Бриони, тефлонированный хлопок – я замечаю такие вещи, сам знаешь, при галстуке, титановые Ситизены. И знаешь, дефилирует так к стойке, будто ему сейчас слюна из чьей-нибудь гнилой пасти на этот костюм не капнет…