Part 1. The snarl of the Razorblade God.
Пробуждение первое.
А, чёрт….
Я вывалился из небытия мгновенно. Даже слишком быстро, на мой вкус. Вначале, я не мог понять, где, когда и что я. Темнота вокруг, только где-то из-под нижней границы Вселенной сочится бледный…. свет, кажется? Мне потребовалось где-то две секунды моей реальности, чтобы понять, куда я попал.
Я стянул с лица нейлоновые очки и тут же сощурил глаза от хлынувших на меня острых граней серого света, хлещущих из окна, предусмотрительно закрытого жалюзями. Но сейчас, они слегка раздвинулись, рассекая пласты света на эти режущие плоскости. Да, зарегистрировали изменения моего долбаного альфа-ритма.
Stick it up your ass….
Типа, просыпайся, солнышко. Доброго утречка. Как бы не так, вашу мать.
Дома, дома, дома – пело сознание. Нет, ублюдки, это не мой дом, подумал я, окидывая взглядом конуру, в которой я очнулся, одновременно садясь прямо в скомканных простынях.
Я сидел в ворохе грязного постельного белья, в провисающей кровати и пытался сгрести в кучку мысли. Они, в свою очередь, отчаянно сопротивлялись. Но мозг вроде работал, как должен был. Взгляд выхватывал, фиксировал, отпускал. Как мне нравилось ощущать это совершенство…
Кровать стояла у самой стены. Вокруг ровным слоем, как убитая стража, видимо хранившая меня от Чудовища-Из-Шкафа, валялись пустые коричнево-медные полулитровые бутылки пива. Пива «Старопрамен». Я насчитал ровно четырнадцать штук и подивился. Двум фактам: первому, что у меня неожиданно хороший вкус, и я пил это, а не «Бочкарёв». Второму, это как я умудрился выжрать столько, когда обычно, как я вроде помнил, в меня влезало не больше пяти, и как я при этом не…
Страшная мысль пронзила меня.
А, нет, простыни были сухими. Уже хорошо.
Среди пивной дивизии затесались бутылка «текилы» и ноль-семьдесять пять «Гжелки».
– Ни хрена себе. – Объявил я тоном диктора с радио пустой комнате. Голос у меня оказался пресным и хриплым.
Значит, пил не один. А я пью? Вроде да.
Ковер был из ковролина и это меня потрясло. Он был прожжён в нескольких местах и розового цвета, такого цвета, который тем утром просто обжигал мою сетчатку. Ой, а чего там только не было! Свет играл на бутылочных боках, отбрасывая призрачные зайчики на стены. На розовой мерзости как опавшие листья лежали маленькие пластиковые пакетики фиолетового цвета. Я аж залюбовался такой гармонией.
Так, пепел, как выпавший снег. Крошки в постели.
Комната была квадратной. В противоположной стене было окно, завешенное пыльными жалюзями, на подоконнике возвышался, как мощный наглый стояк, зелёные кактус.
Ну что, Лен, куда я его поставлю, здесь и так много…
Дерьма. Дерьмо было всё из кусков безрадостного пластика и проводов, одноразовых тарелок с засохшей едой, бутылок, стопок журналов.
Перед окном стоял стол. По форме он напоминал почку. Почка на трёх ножках.
Я поразился количеству хлама, скопившемуся на столь малой площади. Стаканы, авторучки, кипы бумаги, лампа на ножке, похожей на гофрированную кишку… о, боже, к…кальян? какого хера? Где я вообще?
Хоботок кальяна был аккуратно свёрнут, как у бабочки. Орнаменты бежали по латунному корпусу.
Я кинул ночную повязку на прикроватную тумбу. Лучше б я этого не делал.
Рука коснулась чего-то холодного и липкого. Я представил, что она резиновая и на расстоянии многих километров от меня, но тщётно. Когда я клал повязку, я наткнулся рукой прямо на использованный гондон. Стоп. На три использованные резинки. С отвращением я уставился на белую слизь, сочившуюся из прозрачного латекса. С утра, отлично.
Я перегнулся через край кровати, ощущая, как она провисает. В моей реальности прошло минуты три, а теперь господа, Войд (так меня вроде зовут) покажет вам свой лучший номер, поаплодируем же ему…
Склизкий презик
Мой желудок и его содержимое явно просились на прогулку. Что я, злодей, держать их в таком нехорошем месте?
Меня вывернуло наизнанку, спазмом сжимая мои бедные кишки.
Вот же дерьмо…
Проблевало меня какой-то гадостью бледно-зелёного, как листики салата, цвета. Но я знал, что это был отнюдь не салат. И воняло это омерзительно.
Итак, господа, он это сделал!
Комната была, наверное, метра четыре на четыре. Помимо остального, там был метровый холодильник, облепленный этими дурацкими магнитными штучками, шкаф из светлого ДСП, на одной потрескавшейся дверце которого красовался постер какой-то грудастой бабы, смутно мне знакомой….к другой дверце был присобачен держатель для дисков и микрософтов. Все больнично-серые стены были щедро обклеены постерами и вырезками. На некоторых были мужики, на других – весьма аппетитные тётки. В потолке горела одинокая пыльная лампочка без абажура, зато энергосберегающая.
Спасибо тебе, РАОЭС, бог лампочек.
Какого хрена она горела, если на улице было относительно светло?
Во рту оставался гадкий вонючий кислый привкус блевотни.
Зелёная рвота
на розовом пушистом ковре.
Всё – суета.
Пять, семь, пять? Нет, гармония нарушена…
Я схватился за голову. Она болела, нет, она гудела, как сломанный трансформатор, гудела, причём гудение забиралось даже в челюсти. Я посмотрел на потолок
Надо мной мерно пульсировали большие рубиновые цифры часов-проектора. Это очень удобно – только открыл глаза (если заснул в постели, а не где-то ещё), а текущее время, плюс почта, погода и тому подобное выведено на белый потолок, куда ты собственно и смотришь.
Цифры мигали. Нет, пульсировали.
Этот ритм совпадал с буханьем крови в моей голове.
Вчера я заснул в постели.
Похоже, не один.
Гудение. Тишина. Цифры.
12:34.
Соня я, вот кто.
Моё восприятие странно изменилось. Казалось, что я всё еще спал, но в то же время бодрствовал.
Я одновременно знал и не знал кто я. И почему я здесь.
Изображение, изображение захламленной квартиры было противоестественно чётким, гипертрофированным. Словно разрешение вдруг взяло и выросло раза в три. Я видел каждый блик на бутылке, каждую иголку на кактусе, каждый комочек пыли под закрытой дверью.
Видел детали.
Но не мог объединить их в целое.
На двери висел атлас мира. У него были мягкие, загнутые и помятые уголки.
Около холодильника стояло кресло.
Красные цифры стали вроде бы ещё ярче. Они манили меня. Кровь и свет стучали в моих ушах.
Не простое кресло.
Колёсики утопали в лохматом розовом ковре.
Мне надо туда – к креслу.
Я попытался встать, но это оказалось не так легко, как я думал. Ноги дрожали, эти белые пергаментные палки еле выдерживали мой вес. Я опёрся на кровать и встал. Двигался на автомате. Ритуальный утренний танец, голые ступни боязливо поджимаются, стараясь избежать острых предметов, которые как будто специально раскиданы ровным слоем по полу – куски пластика неясного назначения, синие всполохи бэ-эр дисков, стаканы, разлившие своё ядовитое содержимое. Оно разъедает ковролин. Коррозия.
Скретчи по радио.
Гул в моей пустой голове. В ней как будто проворачивался допотопный диск. Приливает кровь.
Бисеренки пота проступают на лбу. Вот же, блин…
Двигался я как сквозь вязкий прозрачный мазут, хотя казалось – всего каких-то жалких три метра до этого долбанного кресла… на полу я замечаю трусы.
Синие.
Вроде мужские.
Но мои ли?
По спине пробежал льдистый холодок… нет, я ничего не знаю. Мне нравился этот туман, обволакивающий сознание. Мне нравилось не думать по существу.
Да-да, не простое кресло – оно скорее напоминало странный гибрид электрического стула и такого специального, стоматологического кресла, с захватами для рук, ног, головы. Захваты блестели хромом. Синяя пористая тряпочка, накинутая поверх кресла сползла, а ножки и металлические детали переливались на свету… на обоих подлокотниках было по монитору, прикреплённому на вращающемся кронштейне.