— Ну, теперь он у нас в руках, — прокричала мне Герда, когда кит появился так близко, что можно было слышать его дыхание. Герда сбежала вниз по трапу к гарпунной пушке. Оттуда она знаками показывала мне, что нужно делать.

Вспышка, резкий хлопок выстрела, и я увидел летящий гарпун, стопятидесятифунтовый копьевидный снаряд, за которым змейкой вился прикрепленный к нему тонкий линь. Раздался приглушенный звук — это в теле кита разорвалась граната. В следующий момент линь напрягся, разматывая тяжелый трос, с шумом скользящий в носовом блоке. На мостик примчалась Герда.

— Эх, не удался мой выстрел, — объявила она. — Гарпунщик я не то, что Олаф. Не смогла сразу убить кита. Ну, теперь «тихий ход».

Кит ушел в глубину, трос все еще грохотал, неустанно приближаясь к опасной метке. Я смотрел: один, два сростка пробежали через блок. Когда прокручивался третий, впереди, в полумиле от себя, мы увидели спину кита.

Герда так и вцепилась в ветровой щиток. Ее первый кит, ее собственный, добытый без участия отца, — он так много для нее значил. Через блок прошел последний сросток. Герда приказала дать полную скорость, и, дернув звонок машинного телеграфа, я увидел, что движение троса остановилось.

— Победа! — крикнула девушка. — Победа!

Макфи включил лебедочный тормоз. Неожиданно натяжение троса ослабло. Герда дала команду «стоп», и под лязг лебедки Макфи стал убирать трос. Мы дрейфовали, а трос убирался свободно, без натяжения.

Вдруг он снова натянулся. Макфи потравил его на лебёдках. Так продолжалось максимум с минуту, а может, и тридцать секунд, мне же они показались вечностью. Затем все прекратилось: кит был побежден.

— В следующий раз я выстрелю лучше, — сказала Герда и повела меня на ют посмотреть, как нагнетают воздух в китовую тушу, чтобы она не затонула. В рану от гарпуна вставили пробку, глубоко в тушу воткнули длинный стальной стержень с флажком, обозначающим, что это добыча нашего китобойца.

Я так подробно рассказал о первой охоте на кита, чтобы показать, какой сосредоточенности требовала эта работа. Китов было много, и, забив одного, мы почти тотчас же увидели другого, и крик «Blaast! Blaast!» почти не прекращался. Когда несколько добытых китов были помечены флажками, мы сообщили об этом по радио на один из буксиров.

Мы возвращались к «Южному Кресту», чтобы получить провизию и новый запас гарпунов. Думать о Нордале и Джуди у меня не хватало времени и сил. Даже принятое по рации объявление о том, будто возглавляемая мною следственная комиссия установила, что Нордаль покончил жизнь самоубийством, почти не произвело на меня никакого впечатления.

За последующие две недели мы загнали и убили сорок шесть китов. Все шло хорошо, но однажды произошел случай, который снова напомнил мне о Нордале. У нас выдался удачный день, и, забив четвертого кита, мы передали по радио просьбу прислать буксирное судно и забрать наш улов. Случилось так, что этим судном оказался «Тауэр-3». Эрик Бланд с капитанского мостика окликнул меня через мегафон, спрашивая разрешения явиться ко мне на судно для разговора.

Прежде чем я успел ответить, на мостик примчался Хоу. Он задыхался, лицо его подергивалось от волнения. Он схватил меня за руку и старался отстранить мегафон от моего рта.

— Не пускайте его на борт, не пускайте, — как сумасшедший повторял он.

— Почему?

— Вы спрашиваете меня — почему? — Голос его дрожал. — Если этот ублюдок вступит на наше судно, я убью его!

Я сразу понял, что это не пустая угроза. Последние несколько дней мы виделись редко: Хоу почти не выходил из каюты.

— Ладно, — сказал я и крикнул в мегафон: — Эй, на судне! Я — буду — у — вас.

Бланд встретил меня у трапа, и я удивился происшедшей в нем перемене. Его лицо сильно осунулось, нервно подергивался уголок рта. Он провел меня прямо в каюту и дрожащей рукой наполнил стаканы.

— Скааль!

Не говоря ни слова, я поднял стакан и выпил.

— Итак, — начал Бланд, — вы, наверное, хотите знать, для чего мне понадобилось вас увидеть?

— Это было бы нелишне, — сказал я. — Ведь ваша обязанность — забрать наш улов, а наша — снова искать китов.

Он повертел в руке стакан, наблюдая, как желтоватая жидкость стекает по внутренним стенкам.

— Ведь вы думаете, что это я убил Нордаля, так? Ведь думаете? — В его голосе звучала жестокость.

— Я ничего не думаю. Следственная комиссия только собирала показания. Остальное — дело полиции.

— А что, если мы поссорились? — заорал он. — Если дело дошло до кулаков, и он свалился за борт! Ведь это ж не делает из меня убийцы?

Я не знал, что отвечать, и молчал.

Бланд вглядывался мне в лицо, его кулаки при этом сжимались и разжимались.

— Есть еще Джуди, — неожиданно спокойно сказал он.

— При чем здесь Джуди?

— Она дочь Нордаля и моя жена. — Он помедлил. — Вы ведь ее любите?

Я смотрел на него огорошенный. Вопрос своей неожиданностью вытеснил все остальное из моей головы.

— Ведь вам бы не хотелось, чтобы Джуди тащили через весь этот кошмар — мужа обвиняют в убийстве ее отца! Представьте себе, что это появится в воскресных газетах. К тому же, готов поклясться, что здесь, на борту «Тауэра-3», она была вашей любовницей.

Я бросился на него — так велика была моя ярость. Но он схватил меня за руку и швырнул назад в кресло.

— Не надо. Из-за этого драться не стоит. Сидите и слушайте. Я влип и не хочу, чтобы вы или кто-то еще накинул мне на шею веревку. Только четверым известны показания следственной комиссии. Эти показания в руках моего отца. Он, между прочим, скоро умрет. Но я могу управлять им и Эйде. Джуди не имеет права давать показания против меня. Она моя жена. Остаетесь только вы.

— Есть еще Хоу, — напомнил я.

— Ах да. Незаконнорожденный доктор, — злобно усмехнулся Бланд. — Я и за ним смогу присмотреть. Если вы будете держать язык за зубами, то это дело можно замять. Вы это сделаете?

— Я отвечу: нет.

— Ну тогда ладно. Мы с вами заключим сделку. Держите язык за зубами — и я дам развод Джуди.

— Вы, должно быть, не в своем уме, если думаете, что я пойду на такую подлость, — вспылил я.

Он пожал плечами.

— Тогда напомню вам снова, что Джуди моя жена. Если вам захочется довести это дело до конца, я превращу ее жизнь в ад. Так представлю ее перед всеми, что она проклянет тот день, когда появилась на свет божий. И скажу, что поскандалил с Нордалем из-за нее. О, не беспокойтесь. Такого сорта грязь хорошо прилипает. А когда меня оправдают, я все еще буду ее мужем. И позабочусь, чтобы она жила со мной. У нее не будет оснований для развода, а если она попытается развестись, буду против и укажу на вас как на человека, состоящего с ней в связи.

— Вы не в своем уме. — Я поднялся на ноги.

Одним прыжком он очутился между мной и дверью:

— Ну так что же? Будете держать язык за зубами, или… Слушайте, Крейг, — продолжал он, — у вас нет другого пути. Нордаль мертв. Он не воскреснет, даже если меня повесят. Вы должны сделать выбор между Джуди и местью за человека, которого вы даже не знали. Ну, будьте же разумны.

— Я хочу вернуться на свое судно, — сказал я. — Скажите спасибо, что вы сильнее меня.

— Хорошо, — почти дружески сказал Бланд. — Обдумайте все как следует. И не забывайте: я могу так сломить Джуди, что через два года вы ее и не узнаете.

— Смотрите, чтобы вас кто-нибудь не прикончил еще до того, как мы вернемся в Кейптаун, — заметил я и быстро вышел.

Я забрался в шлюпку, и в молчании мы поплыли назад. Когда я оглянулся, Эрик Бланд наблюдал за мной со злобной улыбочкой на губах. Хоу стоял на палубе, ожидая меня.

— Ну, что он сказал? — спросил он.

Я молча прошел мимо него в каюту и долго шагал по ней, пытаясь привести в порядок свои мысли. Только одно стало ясным для меня — Бланд прав: я люблю Джуди и ни за что на свете не дам ей пройти через ад, который ей может быть уготован.