Но я начал говорить о Японии, Китае и Западе, собственно, по другому поводу. Недавно я писал для журнала "GEO" статью о современных китайских религиозных представлениях, которая в конце концов в журнал не попала. "85 per cent of our readership are women, college and university students", сообщал мне редактор по этому поводу (после того, как у нас как-то раз случились проблемы с кодировками, мы перешли на английский). Он был прав статья не очень-то удалась мне. Точнее, сама по себе она неплоха, но для аудитории "GEO" оказалась, видимо, несколько тяжеловесной. Читателей же этой рассылки я, надеюсь, уже приучил к глубокомысленным построениям, так что вполне возможно, что эта статья покажется им (т. е. вам) интересной, особенно в свете последних событий. По своему стилю она не очень-то вписывается в формат "Хроники", но не пропадать же добру, в самом деле? Итак, начали:
Когда в конце 90-х годов страны Юго-Восточной Азии потряс жестокий финансовый кризис, по западным средствам массовой информации прокатился явный и почти нескрываемый вздох облегчения. После второй мировой войны Запад со все большей тревогой наблюдал за тем, как Япония из отсталого и неразвитого государства на глазах превращается в мощного соперника США и Западной Европы. Это был первый случай в современной истории, когда азиатская страна смогла всего за несколько десятилетий совершить грандиозный экономический рывок и стать во главе мировой технологической гонки.
Конечно, изначально японские достижения были пересажены на местную почву с Запада. Это давало повод довольно долго смотреть на них с пренебрежением: кого могла интересовать бледная копия западной экономики, когда перед глазами все время был блестящий оригинал? К тому же Япония оставалась единственной страной в регионе, добившейся заметных экономических успехов, так что ее можно было рассматривать как исключение. Но скоро к ней присоединились и другие восточно-азиатские государства, "молодые драконы", как их называли: Тайвань, Гонконг, Южная Корея. В этих странах, как и в Японии, было сильно американское политическое влияние, поэтому их поначалу сочли просто слепками с западных демократий, не имеющими никакого самостоятельного значения. Вскоре, однако, в эту гонку включились еще коммунистический Китай и авторитарный Сингапур. Выражение "азиатские темпы роста" стало нарицательным, и на Западе почувствовали, что проигрывают экономическое соревнование с быстро набирающей силу Восточной Азией.
Стремительный подъем стран региона заставил повнимательнее присмотреться к движущим силам этого неожиданного взлета. Довольно быстро западные исследователи обратили внимание на то, что почти во всех государствах с бурно развивающейся экономикой ключевую роль играют так называемые "конфуцианские ценности", унаследованные в свое время от господствовавшей здесь китайской культуры. Другие страны, как Таиланд или Индонезия, с конфуцианством были связаны мало, но их национальные экономики, как выяснилось, на большую часть контролировались выходцами из Китая, относительно малочисленными, но очень влиятельными. В восьмидесятые годы значение конфуцианских ценностей в Восточной Азии стало настолько модной темой, что власти Сингапура, например, даже собирались включить их изучение в школьную программу. На Западе, однако, это увлечение разделять не стали. Общество, основанное на дисциплине и подчинении, с неподвижной и устоявшейся иерархией, с повиновением всех государству, вызвало в свободолюбивой Америке и Европе сильнейшее отторжение. Вместе с тем игнорировать достижения азиатских народов было невозможно, и в западных странах принялись искать какое-то компромиссное решение проблемы.
Экономический обвал Восточной Азии конца 90-х вызвал откровенное ликование на Западе. Американские публицисты и социологи вели себя, как школьники, к которым не явился на урок строгий учитель. "Чудес не бывает", писали тогда ведущие западные деловые издания. Но азиатский экономический "грипп", как его стали называть, не сильно отличался по своему характеру от тех кризисов, которые периодически сотрясают западные экономики. Он был далеко не таким глубоким, как, скажем, американская Великая депрессия, и последствия его были преодолены достаточно быстро. При этом страны Восточной Азии нисколько не изменили своим традиционным ценностям, которые столь явственно отличаются от западных. Когда в Южной Корее, например, в самый острый момент кризиса валютный запас сократился до угрожающего минимума, население за считанные дни пожертвовало в пользу государства несколько тонн золотых украшений - сцена, которую трудно представить себе на Западе! Наконец, Китай оказался вовсе не затронут экономическим кризисом, он лишь слегка снизил феноменальные темпы своего роста. Таким образом, азиатскую модель развития пока явно рано списывать со счетов.
Что же это за конфуцианские ценности, которые играют такую важную роль в жизни и процветании народов Восточной Азии? Западные исследователи искали в конфуцианстве в первую очередь сходство с протестантской этикой, которая имела первостепенное значение для формирования европейского капитализма. Но конфуцианство очень мало напоминает религию в нашем понимании этого слова. В нем нет Бога и бессмертия, а следовательно, и посмертного наказания или вознаграждения. Сам Конфуций не любил рассуждать о сверхъестественном и запрещал это делать другим, издеваясь над теми, кто, не зная, как надо жить, заботится о том, что будет после смерти. Именно на этом земном существовании и сосредоточено его учение. Конфуций очень подробно разрабатывал вопросы семьи, общества, государства и почти совсем не занимался потусторонним миром.
В основе конфуцианства лежит "сыновняя почтительность" и культ предков, причем эти семейные принципы переносятся и на всю страну в целом. Традиционное конфуцианское общество строится снизу вверх: от семьи - к деревне, от деревни - к провинции, от провинции - к империи. Главным принципом в нем считается поддержание порядка и строгое соблюдение иерархических отношений. Это общество построено не на правах человека, как западное, а на основе прочно устоявшегося морального кодекса. Как гласит известное конфуцианское утверждение: "умереть с голоду - событие маленькое, а утратить мораль - большое".
Этика, предложенная Конфуцием, глубоко укоренилась в психологии китайской нации. Из Китая она пришла и в другие страны Восточной Азии Японию, Корею, Сингапур. Это учение, давно превратившееся в целостное мировоззрение, очень облегчило азиатским народам переход к современной промышленной цивилизации. Конфуций проповедовал деятельный и энергичный подход к жизни, так контрастировавший с пассивной и мечтательной созерцательностью буддизма. Высоко ценился им и дух прагматизма, внимание к практическому опыту. Даже излишнее морализаторство, свойственное этому учению, не мешало, а скорее содействовало ускоренной модернизации, проводимой азиатскими государствами, придавая этому процессу глубокую внутреннюю осмысленность.
Ярче всего эти особенности, конечно, проявились в странах с китайским населением - Тайване и Гонконге. В материковом Китае дело осложнялось десятилетиями коммунистической пропаганды, основывавшейся на тезисе об "исконном атеизме китайского народа". Власти Китайской Народной Республики очень старались порвать все связи с конфуцианским прошлым и вытравить из сознания нации ее старые ценности, заменив их пролетарским мировоззрением. Сейчас, с началом так называемой "политики открытости" этот жесткий общественный контроль ослабевает, и конфуцианство в Китае переживает настоящий ренессанс. Оно осталось господствующей религией и по-прежнему во многом определяет национальную психологию китайцев. В последние годы происходит сложный процесс возрождения конфуцианских ценностей и одновременно приспособления их к современности. Остается вопросом, насколько легко удастся примирить эти две тенденции. Отдельные ученые на Западе полагают, что современная демократия и конфуцианство принципиально несовместимы, поэтому неизбежен распад китайской империи и установление на ее обломках демократических режимов наподобие тайваньского. Американский социолог Фрэнсис Фукуяма считает, что эта грандиозная трансформация будет завершающим звеном в утверждении во всем мире либеральных ценностей западного образца и подлинным "концом истории". Другие исследователи придерживаются еще более радикального взгляда на современное конфуцианство. С. Хантингтон, например, утверждает, что нежелание китайцев принять западные ценности приведет в конце концов к Третьей мировой войне: "культурные разделительные линии цивилизаций станут фронтовыми линиями будущего". Как показывают последние события в Америке, его предвидение оказалось более точным. В настоящее время в мире происходит интенсивная поляризация, распад его на отдельные "цивилизации" - западную, исламскую и конфуцианскую, остающуюся пока несколько в стороне от приближающегося первого столкновения. Все еще только начинается.