Наталия Ильина

К вопросу о спросе

"В течение долгого времени мы с мужем пытались найти сатирическую форму, чтобы сообщить тебе, дорогой Крокодил, что в нашем городе уже давно нет ни спичек, ни папирос", – пишет читательница из Новосибирска. Сатирической формы супруги не нашли, спичек – тоже и вместо этого стали искать знакомства. Знакомства найти им удалось, и хоть втридорога, но спички и папиросы у них скоро будут.

Сразу надо было искать знакомства, не теряя времени на поиски формы. До формы ли тут, когда в доме нет спичек? Остальные наши читатели на поиски формы не отвлекаются, сообщая в своих письмах голые факты. Легко заметить, что большинство сетует на отсутствие двух предметов: спичек и посуды.

Вот я и решила выяснить: куда они девались и кто в этом виноват?

Мне удалось довольно быстро установить, что посуды не хватает вот по какой причине: ее бьют. Бьют во время перевозок. Бьют во время погрузки. А также бьют в ресторанах и столовых.

Это прекрасно, что в стране становится все больше ресторанов, кафе и столовых и в одной только Москве мы сегодня имеем полмиллиона посадочных мест! Рабочим, служащим и студентам сейчас необходимо быстро пообедать: из-за двух выходных дней сократился час обеденного перерыва. И в столовых самообслуживания люди действительно едят с молниеносной быстротой, распределяя время так: пятьдесят минут в очереди за получением обеда и десять минут на обед. Уложиться, таким образом, можно вполне, и мне непонятно, на что жалуются в своих письмах рабочие, служащие и студенты. Очереди? Но будто мы только в столовых стоим! И вообще это не моя тема, и упомянула я об очередях лишь в связи вот с чем: мне объяснили, что очереди происходят из-за нехватки тарелок. Меня-то тут интересует другое: битье тарелок! Столовая имеет не двенадцать тарелок на одно посадочное место, как положено, а не больше пяти. Их приходится часто мыть. Вместо того чтобы три раза в день нырнуть в моечную машину, тарелка ныряет раз пятнадцать и переносит это плохо.

Итак, вопрос ясен: посуду бьют. Естественная ее убыль всегда была и будет, но последнее время бить, видимо, стали широко, повсеместно, с размахом – вот ее и не хватает. Я была счастлива, что мне удалось быстро установить причину, и собиралась сообщить ее читателям, как вдруг призадумалась. Столовые мне спутали карты! Выходит, что посуду там стали бить больше именно потому, что посуды мало. Заколдованный круг!

Но почему же общественному питанию не хватает посуды? Быть может, кто-то, размышляя о радости, которую он даст людям, открыв много-много кафе и столовых, не поразмышлял заодно и о том, а хватит ли посуды на эти многочисленные точки?.. Но, во-первых, думать одновременно о нескольких вещах сразу трудно, по себе знаю. А во-вторых, отсутствием размышлений можно объяснить только то, что открыто огромное число малообеспеченных посудой столовых, причина же малой обеспеченности по-прежнему туманна...

И тут я вспомнила, что летом пыталась купить три глубокие тарелки взамен разбитых, но в магазине их не было, и продавщица охотно объяснила, в чем дело. Лето в разгаре, детей везут в пионерлагеря, туда же везут тарелки. Тарелки нужны детям.

Однако если летом виноваты дети, то кто виноват в отсутствии тарелок в остальные времена года? Недавно я снова побывала в магазине, и там мне объяснили: виноваты колхозники. Труженики полей стали богато жить, каждый желает иметь много посуды, вот тарелки и увозятся в деревни.

Затем я зашла в учреждение, ведающее выпуском посуды. Там мне доказали с цифрами в руках, что посуды у нас с каждым годом выпускается все больше. Приятно было услышать, что посуды ежегодно продается на десятки миллионов рублей, и я чуть было не ушла удовлетворенная, но вовремя вспомнила: ведь посуды все-таки не хватает! Оказывается, в стране мало посудных заводов, но недавно начали строить новые и скоро построят... А главное – очень подскочил спрос. Насчет колхозников все подтвердилось, а к ним еще прибавились новоселы. Их число увеличивается, ибо растет число новых домов. Делятся семьи: родители переезжают в одну квартиру, дети – в другую, и все непременно желают иметь свою посуду. Опять же общественное питание: возросшее число ресторанов, кафе и столовых.

Новые дома, новые столовые, колхозники, широко покупающие посуду, – это же все очень хорошо! Но посуды не хватает – это плохо! Но плохо-то, значит, потому, что хорошо! Меня радовало, что я смогу дать читателям такое оптимистическое объяснение, и радовало также, что главного виновника я обнаружила: это спрос!

Он же виноват в нехватке спичек. Свыше трех миллионов ящиков (а в ящике тысяча коробков!) идет на зажигание газовых горелок, которых становится все больше, ибо все больше новых квартир, и это хорошо! А почти восемь миллионов ящиков в год идет на курильщиков, которых, видимо, становится все больше. И это хорошо. То есть я хотела сказать – плохо. Тут я что-то запуталась. Но неважно. Важно вот что: виноват спрос.

Он коварен и непостоянен, как стихия. Вообразите: в 1964 году по загадочным причинам упал спрос на спички. Это вызвало законную тревогу, и были приняты меры. Строящиеся спичечные фабрики законсервировали, ряд имеющихся ликвидировали, а уцелевшим запретили перевыполнять планы под страхом лишения премий. И только успели навести порядок, как проклятый спрос скакнул вверх!

Ему-то легко прыгать туда и сюда, а каково планирующим инстанциям? Законсервированного и ликвидированного обратно сразу не вернешь! Уцелевшие фабрики перевели на трехсменную работу, в коробки стали упихивать не нормальных 50 спичек, а 75 тонких. Качество спичек на планах не отражалось, но количество отражалось. А запрет на перевыполнение планов в 1966 году был снят, и наказание уже, наоборот, грозило тем, кто планов не выполнит. Спрос подскочил снова.

Тут, несколько напрягшись, я догадалась почему. Если три спички ломаются, не успев дать огня, четвертая ломается в момент загорания и, отлетев, воспламеняет совсем не то, что хотелось бы, и лишь пятая работает по назначению, то на одну папиросу требуется уже пять спичек. На газовую горелку тоже. Поможет, видимо, одно – тренировка. Надо учиться закуривать от двух-трех спичек. Мужчины не научатся: они нетерпеливы и раздражительны и, ломая спички, ругаются. Женщин же можно призвать к разумной спичечной экономии.

К стихии спроса делаются попытки подойти научно. Взять счеты и прикинуть: куда ее повернет? Прикинув, пишут прогнозы. Такие прогнозы на несколько лет вперед были представлены учреждению, ведающему выпуском спичек, и против года 1969-го стояла точная цифра: 16 400 000 ящиков. А что же спрос? Держится он этой цифры, добытой путем размышлений, трудов, бессонных ночей, быть может? И не думает. Он не желает считаться с тем, что учреждение, ведающее выпуском спичек, не может произвести больше 17 миллионов ящиков. Таков прогноз, и на выпуск большего количества никто не дает мощностей! Все ведь заранее утверждено, согласовано, подписано. А спрос выкидывает очередное коленце: ему мало 17 миллионов ящиков, ему 20 подавай! Вот 3 миллионов ящиков и не хватило в минувшем году по вине спроса.

Может ли промышленность идти на поводу у спроса, потакая его капризам? Нет, конечно. А планы-то как же? Недавно я прочитала в газете, что трикотажная фабрика дивно наладила производство детских чулок, а проклятый спрос чулки брать перестал и требует колготок. Фабрике разрешили засчитывать одни колготки за три пары чулок. Но производство колготок не в три, а в шесть раз превышает по трудоемкости чулочное! С этими колготками плана не выполнишь!

Спрос в лице многочисленных столовых требует у посудных заводов белых тарелок, без каемок, цветочков и разводов, но с утолщенными краями и скромненькой надписью: "Общепит". Утолщенные края продлят тарелке жизнь, а скромная надпись никому не позволит спутать общепитовские тарелки с собственными... Но заводам-то надо план выполнять, а план в рублях, а цветочки и разводы тарелку удорожают... Вот завод и прорывается то с цветочком, то с каемкой или уж в крайнем случае с каким-нибудь усиком на полях.