Послереволюционные годыNo Какое это было удивительное время! Пир веры, совершаемый Христом, когда званые отказались от вечери, а находящиеся на житейских дорогах и перекрестках оказались избранными: люди духовного звания отказывались принимать священный сан, а светские устремились в ограду церковную и с радостью приняли на себя иго Христово, великое пастырское служение. Эти Божии избранники были яркими светочами, благоговейными служителями Церкви Божией и добрыми пастырями бессловесного стада Христова, просиявшие в ХХ веке исповедничеством и мученичеством.
Одним из этих пастырей был и о. Петр.
Сын замоскворецкого купца, он сам некоторое время занимался торговлей. Но душа его горела и стремилась к Богу. Был он женат и, кажется, по любви, но жена оставила его. С той поры о. Петр отрешился окончательно от всех житейских попечений и обратил мысленные очи к небу, куда переключились вся любовь и все устремление его души.
[...] О. Петр принял священный сан в 1921 году от святейшего патриарха Тихона, и началось его служение Богу и людям. Одно время он был даже секретарем святейшего и был глубоко предан ему как при жизни, так и после смерти.
Недолгим было служение святейшего патриарха Тихона - всего 7 лет, но оно запечатлено на века.
[...] Архиереи, не признавшие за митрополитом Сергием канонического права производить церковные реформы, и духовенство целого ряда церковных приходов начали именоваться "тихоновскими" или "непоминающими", так как они отказались возносить имя заместителя за богослужением рядом с именем местоблюстителя митрополита Петра.
В числе этого духовенства находился и о. Петр. В то время он был настоятелем храма св. мученика Никиты в Москве.
В это время особенно необходимо было духовное общение пастырей, большая осторожность, чтобы не сделать ложного шага, не оторваться от церковного единства.
Среди "тихоновских" приходов числились церковь св. Николая на Маросейке, где настоятелем был о. Сергий Мечев, и церковь свв. мчч. Кира и Иоанна - Сербское подворье - с о. Сергием Батюковым (впоследствии архимандрит Серафим) во главе. Эти священнослужители пользовались большим авторитетом среди духовенства. О. Петр часто заходил на Сербское подворье к о. Серафиму, пользуясь его руководством
[...] Вскоре начались аресты, в основном среди "тихоновского" духовенства. Был арестован и выслан на Соловки и о. Петр.
В то время в Соловецких лагерях был весь цвет Русской Православной Церкви. Множество священнослужителей, целый сонм епископов: еп. Иларион (Троицкий)*, еп. Мануил, еп. Платон (Руднев), который еще недавно служил священником на Сербском подворье (в заключении он исполнял должность капитана парохода, курсировавшего по Белому морю) и многие другие. В 1928 году к о. Петру присоединились священнослужители Сербского подворья о. Алексей Козлов и диакон о. Виктор Щеглов.
--------------------------------------------------------
* Священномученик архиепископ Верейский Иларион (Троицкий, 1886-1929), канонизирован в 2000 г.
К голосу соловецкого епископата прислушивалась вся страна. На Соловки поступали все сведения о перипетиях церковной жизни, и верующие люди с нетерпением ждали отзыва Соловецких узников. Так, на опубликование знаменитого воззвания митрополита Сергия от 29.7.1927 соловецкие иерархи ответили посланием, в котором очень сдержанно, но твердо указывали заместителю на его неканонические действия.
В соловецком лагере о. Петр заведовал каптеркой, в помещении которой духовенство собиралось для обсуждения церковных дел. Там писались и подписывались знаменитые соловецкие воззвания. В то время на Соловках еще совершались богослужения. Подъем духа был велик. Какой же молитвенный столб поднимался оттуда к небесам, огненный столб!
По окончании срока ссылки о. Петр вернулся в Москву и поселился в Загорске. В это время все "непоминающие" церкви в Москве были закрыты, и уцелевшие священники совершали богослужения нелегально, окормляя своих духовных чад.
О. Петр устроился работать на игрушечную фабрику в должности бухгалтера. Богослужения совершал дома. Он сразу же вошел в сношения с о. Серафимом (Батюковым), живущим в Загорске на нелегальном положении, и стал пользоваться его духовным руководством, так же как и о. Иеракс. Это была уже "Катакомбная церковь". Тайно совершались богослужения, и священники обходили и объезжали дома своих духовных детей, совершая требы.
В это время вернулся из ссылки еп. Афанасий (Сахаров) и вошел в сношения с московским духовенством. Все непоминающие иерархи находились тогда уже в ссылках, и верное митрополиту Петру духовенство примкнуло к освободившемуся из ссылки епископу.
Владыка Афанасий бывал в Загорске у о. Серафима, виделся с о. Петром, служил в домовой церкви о. Иеракса.
В 1937-м о. Петр приезжал в Лосиноостровскую. В доме, где жил о. Иеракс, умерла самый старейший член семьи, девяностовосьмилетняя бабушка Мария Степановна. Из соображений конспирации о. Иеракс не мог ее отпевать, и поэтому был приглашен о. Петр. Отпевание он совершил на дому и проводил покойницу на кладбище. Гроб несли на руках от самого дома. В то время похоронная процессия не была в диковинку. На кладбище была совершена панихида. В этот день я впервые увидела о. Петра близко, он очень недолго побыл и уехал.
Люди, соприкасавшиеся с о. Петром в житейских делах, не всегда были довольны им. Он мало думал о себе, о своем благополучии, о самом необходимом в жизни, чем раздражал окружающих, не умевших понять его. Таких, как он, обычно называют "недотепами", и мало кто понимает их. Помню случай еще на Сербском подворье. В воскресный день Великого поста о. Петр перед литургией пришел повидаться с о. Серафимом. На паперти, где толпились нищие, он снял калоши и через переполненную церковь прошел в алтарь. Я шла следом и удивилась, увидев пару калош, доверчиво стоящих на видном месте. Калоши по тем временам были дефицитом, их получали по ордеру, и вряд ли они бы уцелели. Я подобрала их и сдала за свечной ящик старосте. Вскоре пришел о. Петр. Лицо у него было огорченное и растерянное: калош не было. Узнав, что их припрятали, о. Петр оживился и, молча взяв сверток, удалился, и только на паперти обулся.
Этот маленький эпизод очень характерен для о. Петра - он весь в этом поступке. С одной стороны - большая непрактичность, полное отсутствие внимания к внешней стороне жизни, с другой - величайшее благоговение к святыне, к храму Божию, даже порог которого он не помыслил переступить в грязных калошах.
"Иззуй сапоги от ног твоих, место, идеже стоиши, земля свята есть" (Исх 3:5).
Всю свою жизнь он прожил именно так.
У о. Петра были родственники, но он жил среди своих духовных чад. Всем смыслом его жизни стало служение. Это не просто служба церковная, которая в наше лукавое время иногда превращается в ремесло. Это было истинное служение Богу - непрестанное предстояние и бескорыстное служение людям, не вызванное необходимостью, но - сознанием долга.
Здесь уместно привести слова одного священника, пострадавшего в те тяжелые дни за чистоту Православия, за святую стойкость в вопросах веры: "Дважды обручается душа Христу. Один раз наедине, в своей глубине, в своей сокровенности, в своем одиночестве. Другой раз - в Церкви. Она обручается Ему через обручение ближнему, соединяется с Ним, соединяясь с ближним, находит Его в любви церковной".
Вот в таком служении пребывали священники, лишенные возможности внешне участвовать в церковной жизни, но продолжавшие свое пастырское служение, тесно соединившись с паствой в одну общую семью под нависшими грозовыми тучами.
Началась война. Общение стало затруднительным. Плохо ходили поезда, на въезд в город и выезд нужно было иметь письменное разрешение и т.п.
19 февраля 1942 года в Загорске умер о. Серафим. О. Петр совершил над ним чин погребения. Похоронили батюшку под домом, под тем местом, где помещался престол его домашней церкви. Все это было сделано негласно. Осиротела его паства. Другие священники приняли на себя руководство частью паствы о. Серафима.