- Слава Маниакису Автократору, победителю! - громовым голосом крикнул в ответ турмарх. Команда его корабля подхватила этот клич. То же сделали люди на втором суденышке и команда "Возрождающего".
Маниакис испытал головокружительное, пьянящее чувство огромного облегчения. Сражение за Опсикион способно было погубить его даже при удачном исходе, ибо могло внушить вассалам Генесия мысль о его уязвимости. А такие мысли сродни дурным предзнаменованиям - они имеют обыкновение сбываться. С другой стороны, если все эти вассалы сами примкнут к восстанию против Генесия...
- Наш порт - твой порт; наш город - твой город, - сказал Доменций. - До нас доходили слухи, что такой день может настать, но мы не знали, насколько они правдивы. Благодарение Господу нашему, благому и премудрому, сегодня эти слухи подтвердились!
Маниакис всеми силами старался избежать распространения слухов. Но что делать. Наверно, рыбаки из Каставалы или из другого городка Калаврии, где он набирал корабли и людей для своего похода, повстречались в море с рыбаками из Опсикиона. Да разве могли они удержать рты на замке, имея возможность поделиться такими новостями! Но раз уж новости дошли сюда, они вполне могли дойти и до Видесса, до ушей Генесия.
- Будет ли эпаптэс города приветствовать нас столь же радушно, как ты, досточтимый Доменций? - спросил Маниакис.
В административной иерархии гражданские сановники стояли выше военных. Не в последнюю очередь - чтобы оставить провинциальным военачальникам как можно меньше возможностей поднять мятеж. Правда, в свое время Ликиний послал старшего Маниакиса, генерала, управлять Калаврией. Но Калаврия, с одной стороны, находилась очень далеко от центра империи, а с другой - постоянно подвергалась нападениям пиратов. Разделять власть на острове было опасно. К тому же в нормальных обстоятельствах Автократор не имел никаких оснований опасаться мятежа на Калаврии. Если бы Автократором оставался Ликиний или его сын Хосий, Маниакисы так и прожили бы на острове до конца своих дней.
- Старый Самосатий? - спросил Доменций. - Да он тоже здесь, на втором корабле. Чуть не лопнул от натуги, приветствуя тебя. Вон он стоит. - Турмарх показал рукой. Его судно подплыло настолько близко флагману, что Маниакис смог разглядеть, как лицо Доменция растянулось в ухмылке, напоминающей оскал акулы. - Кроме того, величайший, если старик вдруг вздумает дурить, я со своими парнями живо приведу его в чувство.
В спокойные времена командир гарнизона не мог бы вот так, мимоходом, бросить фразу о возможном смещении эпаптэса, градоправителя, назначенного самим императором. Но у гражданской войны свои правила. В мирное время Маниакиса шокировали бы подобные речи; теперь же они звучали для него сладостной музыкой.
- Великолепно, досточтимый Доменций, - ответил он, хотя понятия не имел, есть ли у турмарха титул. Да и какая разница? Если даже этот офицер не является ноблем, но хорошо проявит себя в грядущих сражениях, он получит титул, вот и все. - Мы собираемся высадить здесь пехоту и кавалерию, продолжил Маниакис, - отсюда они двинутся на Видесс сушей, а флот, объединенный с флотилией Опсикиона, обогнет мыс и направится к Ключу.
Он хотел посмотреть, как капитан отреагирует на сказанное. Если тот лицемерит, то не уступит безропотно, позволив людям Маниакиса войти в Опсикион. Он либо внезапно решит дать бой, либо начнет придумывать всякие отговорки, затягивая ввод войск в город, либо предложит разбить лагерь за городскими стенами. Но Доменций сказал просто:
- Величайший, поступай, как тебе угодно. Против узурпатора все средства хороши, лишь бы они принесли удачу. Я вознес немало молитв, прося у благого и премудрого, чтобы против Генесия выступил достойный противник. Наконец мои молитвы услышаны. Стоит только пожелать, и не одна сотня солдат из Опсикиона почтет за честь присоединиться к тебе.
- Не ко мне лично, - ответил Маниакис. - Солдатами командует мой кузен Регорий, я же веду флот.
Доменций снова продемонстрировал свою акулью ухмылку:
- Кто бы мог подумать, что васпураканец согласится променять армию на флот! Но ты совершенно прав, величайший. Битва с узурпатором будет выиграна или проиграна именно на море.
- Я думаю точно так же, - сказал Маниакис и бросил взгляд в сторону второго суденышка. - Высокочтимый Самосатий! - крикнул он, снова сложив ладони рупором.
На носу суденышка появился человек с такой же седой бородой, как у старшего Маниакиса, но лысый как колено.
- Я слушаю, величайший, - отозвался он. - Чем могу служить? - Самосатий говорил с опаской и не очень разборчиво. Наверно, у него осталось совсем немного зубов.
- Предоставь в мое полное распоряжение город со всеми складами и закромами, - ответил Маниакис. - Теперь, назвав меня своим сувереном, ты не можешь мне в этом отказать.
Отказать Самосатий не мог, зато мог сильно помешать, и Маниакис отлично это понимал. Непокорный или даже пассивно сопротивляющийся эпаптэс был в состоянии доставить массу затруднений. Достаточно намека, и чиновники Опсикиона начнут самостоятельно чинить всяческие помехи в пополнении припасов, создавая сумятицу и неразбериху. А отделить злой умысел от неумышленных ошибок порой очень нелегко.
Но получилось иначе. Самосатия вдруг словно прорвало.
- Город и все, что в нем есть, у твоих ног! - воскликнул он что было сил. - Только переломи хребет Генесию! Пусть узурпатор провалится в ледяную преисподнюю! Может быть, настанет долгожданный миг, и голова этого чудовища, наполненная одними лишь мыслями о кровавых убийствах, наконец окажется на Столпе! - Эпаптэс низко поклонился Маниакису. - Я предан тебе душой и телом!
Разумеется. А как же. После того как он публично осыпал Генесия проклятиями, единственной наградой от Автократора, ныне сидящего в Видессе, ему мог быть только меч палача. Самосатий сделал свой выбор, причем сделал его открыто и честно, проявив решительность, для чиновника подобную чуду.
- Передай сигнал на все корабли, - сказал Маниакис, повернувшись к Фраксу. - Наш флот становится на якоря в гавани Опсикиона.
- Да, величайший, - ответил тот, подавая знак трубачу. Серебряные звуки горна разнеслись над водой. Их подхватили сигнальщики на соседних судах, передавая все дальше и дальше. - Соблюдать осторожность! - добавил Фраке от себя два слова, прозвучавшие в общем сигнале.
- Отлично! - одобрил Маниакис, хлопнув Фракса по плечу. - Вдруг они все-таки замыслили недоброе...
В таких делах, как наше, не дожить до преклонных лет, если принимать на веру все, что тебе говорят люди.
Но жители Опсикиона приветствовали флот Маниакиса, его солдат и моряков не менее восторженно, чем Доменций и Самосатий. Само собой, двери всех таверн были распахнуты настежь, а по улицам прогуливались проститутки, одетые в свои лучшие, самые прозрачные наряды, - трактирщики и девицы охотились за прямой выгодой. Но простой люд - плотники и сапожники, рыбаки и крестьяне - тоже соперничали друг с другом за право приветствовать вновь прибывших, угостить стаканчиком вина да куском хлеба, густо намазанным икрой морского ежа с толченым чесноком.
Для Маниакиса это означало только одно: Генесия ненавидели все и каждый. Если бы правитель Видессии пользовался всеобщей любовью, в Опсикион пришлось бы пробиваться с боем; если бы население испытывало к нему смешанные чувства, то сражения, может быть, удалось бы избежать, но двери лавок, домов и таверн закрылись бы перед людьми Маниакиса. А при нынешнем положении дел у него оставалась всего одна забота: не будет ли прием, оказанный его людям, настолько радушным, что тем не захочется покидать город.
Самосатий проводил его, Регория и вельмож из Видесса в центр города, в свою резиденцию, находившуюся неподалеку от главного храма, посвященного Фосу. Крытое красной черепицей здание служило не только жилищем эпаптэса, но и хранилищем для летописей Опсикиона и других документов, охватывавших несколько сотен лет. Сейчас слуги поспешно выносили деревянные ящики со старыми свитками из спалени, готовя место для благородных гостей. Маниакиса эта суета не коснулась - ему сразу же отвели главные гостевые покои, а Регория разместили рядом с ним. На ужин подали тунца, щупальца кальмара и мидий. Обычные блюда; почти такой же ужин мог состояться и в Каставале. Но вина здесь были явно лучше. Самосатий заметил, что вино понравилось Маниакису, и приказал виночерпию следить за тем, чтобы кубок будущего императора был все время полон. Когда слуги принялись убирать со стола, эпаптэс обратился к Маниакису с вопросом: