- Мой долг - служить величайшему всеми доступными мне способами, уклончиво сказал постельничий и, сочтя такой ответ исчерпывающим, устремился к дверям. - Я вызову святого отца немедленно, - добавил он уже с порога.
- Отлично, - сказал ему вслед Маниакис.
- Чем я могу тебе служить, величайший? - спросил Филет, поднимаясь из проскинезиса.
Его удивление казалось неподдельным, из чего Маниакис заключил, что маг-врачеватель действительно слишком занят своими исследованиями, чтобы обращать внимание на события, происходящие в остальном мире.
- Я хочу, чтобы ты исполнил обряд моего бракосочетания. - Автократор сразу взял быка за рога, отчего седые брови Филета недоуменно поползли вверх.
- Разумеется, я повинуюсь твоему желанию, и.., и это для меня большая честь, но... - Маг-врачеватель запнулся. Но отчего твой выбор пал на меня, а не на экуменического патриарха? И еще.., прости меня, величайший, но с кем ты намерен заключить брачный союз?
Нет, в глубочайшей наивности святого отца сомневаться не приходилось! Поэтому Маниакис не стал осторожничать, как с Агатием, а снова дал прямой ответ:
- С моей кузиной Лицией.
Удивление Филета сменилось изумлением.
- Но ведь ваши отцы - родные братья, разве нет, величайший? - воскликнул он. - Да, конечно, так оно и есть. Неужели патриарх дал разрешение на подобный союз?
- Нет, - ответил Маниакис. - Именно поэтому я и обратился к тебе.
- Величайший, ты ставишь меня в безвыходное положение! - Филет умоляюще посмотрел на Автократора. - Если я повинуюсь тебе, то навлеку на себя гнев своего духовного владыки. А если откажусь повиноваться... - Он беспомощно развел руками. - Тогда я навлеку на себя твой гнев!
- Тебе придется сделать выбор, - жестко сказал Маниакис. - Причем прямо сейчас.
- Величайший, - попробовал защищаться Филет, - но ведь я ни разу за все время своего служения Господу нашему не совершал еще обряда бракосочетания! Я принял на себя духовный сан и принес соответствующие обеты с одной лишь целью: прибегая к милосердию Господню, врачевать искалеченные тела страдальцев! Я...
- Но ведь ты не приносил обета не совершать церковных обрядов по иным, менее значительным поводам? - прервал Маниакис речь Филета.
- Да, но...
- Вот и отлично, - снова прервал его Маниакис. - Я жду твоего ответа, святой отец.
Филет выглядел так, будто попал в ловушку. Собственно, так оно и было. Тем временем Автократор размышлял, должен ли он пообещать по окончании церемонии передать Чародейской коллегии значительную сумму золотом, но в конце концов отверг такую мысль по двум причинам. Во-первых, подобное обещание могло показаться оскорбительным, ибо слишком походило на подкуп, а во-вторых, у него просто не было возможности наскрести такое количество золота, о котором имело бы смысл говорить.
- Хорошо, величайший, - прервал наконец Филет затянувшееся молчание. Твое желание будет исполнено. Но должен сразу предупредить, следствием твоего решения станут скорее новые неприятности, чем новые радости.
- Это я понимаю, - невесело рассмеялся Маниакис. - Но у нас уже так много неприятностей, что одна лишняя не сыграет никакой роли. А брак с Лицией принесет мне радость, я уверен. Неужели я не заслуживаю время от времени немного счастья?
- Фос дарует каждому человеку определенное количество радостей и счастья, - мрачно подтвердил Филет.
Неужели маг-врачеватель уступил мне из-за того, что после своей неудачной попытки исцелить Нифону до сих пор испытывает чувство вины, а потому решил искупить ее именно таким способом? - вдруг спросил себя Маниакис. Но вслух этого вопроса не задал, ибо утвердительный ответ заставил бы и его ощутить вину.
- Когда бы ты предпочел совершить обряд? - прервал его мысли Филет.
- Немедленно, - ответил Маниакис. Я не хочу давать тебе ни единого шанса изменить свое решение, мысленно добавил он. Вызвав Камеаса, он приказал:
- Попроси собраться здесь Лицию, моего отца, ее отца и Регория. Мы без промедления приступим к обряду бракосочетания.
- Величайший, как только ты приказал мне вызвать в резиденцию святого отца, я взял на себя смелость предупредить всех упомянутых тобой лиц, ответил постельничий. - Все они наготове и ждут.
- Ты превзошел самого себя! - восхитился Маниакис. - Ты поражаешь меня всякий раз, стоит мне решить, что это уже невозможно.
- Моя цель состоит в том, чтобы ты считал подобное само собой разумеющимся, величайший, - сказал Камеас.
Пока Маниакис пытался понять, как ему расценить заковыристый ответ постельничего, Филет окончательно пришел в себя и задал практический вопрос:
- Где будет проходить обряд, величайший? Я полагаю, ты не придаешь этому особого значения, но...
- Ты правильно полагаешь, святой отец, - ответил Маниакис. - Я наметил для этой цели Малый храм здесь, в дворцовом квартале. Правда, его следовало бы подновить, поскольку при последних Автократорах он почти не использовался, но я думаю, он все же подойдет для наших нужд.
- Прошу прощения, величайший, - Камеас смущенно кашлянул. - Предвидя, какой оборот могут принять события, я пару дней назад послал туда нескольких человек, дабы они предприняли все, что в их силах, с целью улучшить внешний и внутренний вид храма, а также обеспечили определенные удобства для проведения обряда.
Онемев, Маниакис изумленно воззрился на постельничего.
- Нет, ты поистине неподражаем, достопочтеннейший Камеас! - вымолвил он, наконец обретя голос.
- Величайший, если уж какие-то вещи требуется выполнить, их следует выполнять надлежащим образом, - с чувством собственного достоинства ответствовал постельничий.
Глава 12
- О брат мой! - нахмурившись, сказал Парсманий. - Твои поступки выходят за грань допустимого. Весь город полон слухами; люди взбудоражены дворцовыми сплетнями.
- Да, горожане перешептываются, - согласился Маниакис. - Но криков возмущения, чего я опасался, пока не слышно. Что до сплетен, то они потихоньку умрут сами собой, и я снова смогу спокойно заняться своими делами.
- К тому же, уж позволь говорить откровенно, - продолжил Парсманий, упрямо пропуская мимо ушей слова Маниакиса, - я не в восторге от того, что ты поставил себя в слишком большую зависимость от Регория и Симватия. Всем очевидно: ты относишься к ним лучше, нежели к более близким родственникам.
- Боюсь, тебя больше заботит другое, брат мой, - ответил Маниакис. - И Лиция здесь ни при чем. Ты просто завидуешь Регорию.
- Почему бы нет? - резко спросил Парсманий. - Ведь ты Автократор, следовательно, Регорий занимает то место, которое на законных основаниях принадлежит мне. Тебе не следовало назначать севастом двоюродного брата, когда под рукой у тебя был родной.
- Прежде всего, когда мне потребовался севаст, тебя не было под рукой, шумно выдохнув, проговорил Маниакис. Разговор начинал его злить. - Ты находился совсем в другом месте. В маленьком вонючем городке на краю света. И не ты, а Регорий был моей правой рукой все то время, пока я боролся с Генесием. Кроме того, он прекрасно справляется со своими обязанностями. Так к чему все твои пустые речи? Тем более что мы уже обсуждали эту тему.
- А к тому, что в момент того обсуждения я даже предположить не мог такого идиотского поступка с твоей стороны. Подумать только, ты вступил в связь со своей же...
- Ты лишаешься аудиенции! - Голос Маниакиса загрохотал, словно стылая зимняя буря. - Ты навлек на себя наше неудовольствие. Мы не желаем более ни видеть тебя, ни говорить с тобой до тех пор, пока ты не загладишь нанесенное нам оскорбление. Прочь с наших глаз!
С тех пор как стал Автократором, Маниакис и дюжины раз не использовал грозное императорское "мы". А теперь ему пришлось дважды пустить его в ход за какие-то несколько дней. Но лучше уж выразить свой гнев таким способом, ведь иначе оставался лишь один путь: вызвать стражников и приказать им бросить Парс-мания в подземную тюрьму, находившуюся под правительственным зданием на Срединной улице.