- Мудрая бабушка! - отозвался Юра впереди...
До Москвы мы добрались без проблем...
Всю ночь напролет я пробеседовал с Юрой полушепотом, сидя у окна в его комнате в общежитии. Вика сладко спала на Юриной кровати, и Юра нежно, время от времени поглядывал на нее.
На следующий день Юра проводил нас в аэропорт рано утром, я спешил объявиться на работе, так как та запись карандашом моих паспортных данных, сделанная капитаном милиции в помещении радиостанции, помнилась, хотя и холодно, но близко, и мне надо было, на всякий случай, хотя бы упредить сообщение о моем, если таковое последует, задержании. Тогда, по крайней мере, один день можно будет объяснить, как отгул.
О засвеченной пленке я так никому и не сказал...
Надо было кончать с Викой. Всю дорогу в самолете я хладнокровно обдумывал, а точнее, настраивался это сделать. Еще утром, там, в Москве, у Юры, когда мы все втроем завтракали, я сидел молчаливо, и Вика наверное начинала понимать или чувствовать приближение чего-то нехорошего, потому что в самолете она уже совсем расстроилась, ей было неуютно сидеть в тесном кругу моего молчания, а если я и отвечал на ее какие-нибудь вопросы, то очень кратко и сухо...
Но, к моему счастью, все произошло абсолютно свободно, без паники, легко для меня...
Вика мешала мне, она являлась свинцовой привязкой, может быть, именно она больше всего удерживала меня в моем теле! ...
Когда мы оба приехали из аэропорта на такси, и поднялись на Викин этаж, и остановились у ее двери, она уже была готова к убийству...
Ее глаза метались по сторонам под непоколебимостью моего взгляда. Ко мне она не прикасалась, а просто - стояла рядом. Нет! Я вовсе не был зло настроен к этой девушке, и я не ревновал! Я должен был выполнить задуманное: убить Вику сейчас.
- Вика, - сказал я.
- Что? - тут же отозвалась она, и в ее глазах еще промелькнула надежда! "Нет!.. - подумал я. - Пора!.."
- Уйди прочь! - резко сказал я и равнодушно впялился глазами в бедную девушку. - Уйди прочь! - сказал я еще раз Вике в упор, и добавил. - Я больше не хочу тебя видеть!..
Вика прислонилась к своей двери и тихо заплакала так, будто доплакивала то, что уже отрыдалось в душе. Так я убил Вику...
Проститутка
И снова одинокий в поселке, опустошенный от суеты дня кинотеатр. Приземистый, доверчивый свет ночника. Я хожу в кабинете по скрипучему полу и думаю. Прошел целый месяц, как Вика убита...
С тех пор я ее даже не видел! Но я до сих пор так и не в силах был покинуть свое тело, хотя и продолжал заниматься энергетическим дыханием и жить по образу, определенному учителем.
Всего один раз, с неделю назад, мое тело, когда я лег было уже спать, разуверившись научиться покидать его, начала сотрясать неведомая мне сила! Будто могучие волны перекатывались от ступеней до макушки.
Тело содрогалось как резиновое, волны словно ударялись в какое-то препятствие и пружинили в голове. Но, не находя выхода - метались по всему телу! И улеглись наконец...
Как в прошлый раз, - не случилось хлопка в макушке (будто вылетевшей пробки), и волны не вырвались наружу, как я ни силился им помочь: будто мою макушку заварили, запаяли, заклеили!..
И все...
И больше ничего, даже подобного, до сих пор...
И все-таки я понимал, Вика, Вика держала меня!..
Она несомненно вспоминала Сережу и мешала ему.. А думала она обо мне все потому, что я сам был в этом виноват, все потому, что где-то что-то никак не могло отключиться у меня в сознании, как я ни настаивал на этом! А может и потому, что я слишком настаивал, хотел опустошенности памяти о девушке и тем только усугублял свою принадлежность к этому, воспитанному мною символу...
Несомненно нужно было построить противоположность, довести свою бессознательную привязку к Вике - до абсурда, до противоречия, до самоотрицания. Надо было сжечь, растворить мыслительную тропу, по которой так долго и нежно прогуливалась девушка в моем сознании.
На любовь ни в коем случае нельзя тратить энергию! Лучше, когда тебя любят, а ты хладнокровен, чем когда любишь ты и сгораешь! Когда любят тебя, - тебе посылают, передают энергию, но этой же энергией, если ты среагировал на нее положительно, связывают тебя по рукам и ногам!..
Неожиданно дверь кабинета резко открылась настежь!
Я встрепенулся!..
Еще бы!..
В двух шагах от меня, я сразу же узнал ее, стояла в разноцветном восточном халате, и кто бы мог подумать, Екатерина!
- Екатерина Васильевна? - пробормотал я и отступил пару шагов назад.
- Не ждали? - сказал она своим осипшим от сигарет голосом.
В этот момент на моей руке прожужжали электронные часы. Машинально я протянул потяжелевшую руку к лицу, чтобы глянуть, который час.
- Не трудитесь, Сергей Александрович, - двенадцать! Самое время, не правда ли?
Я ничего не сказал на это, молчал...
Не шевелившись, стоял я в тупике кабинета...
Нет, я не боялся ведьму, это мое тело, оно упрямилось подчиняться мне...
- Ну, что? - спросила Екатерина.
- А что? - переспросил я.
- От тебя не требуется много, - сказал она. - Но одну-то ты в состоянии сегодня обслужить?
- Тебя? - поинтересовался я.
- Да! - подытожила ведьма. - Пойдем наверх, в библиотеку, попьем чайку.
- Пойдем, - согласился я.
Когда мы вышли в темную тишину малого фойе, в руках у Екатерины откуда-то появилась зажженная свеча...
Мы поднимались по ступенькам на второй этаж, и две наших тени властно сопровождали нас, проплывая над нами. Вскоре мы оказались в книгохранилищной комнате библиотеки. Здесь, прямо на полу была разостлана кипельнно-белая постель.
Ведьма поставила свечу на стол и обратилась ко мне:
- Садись, попою чайком...
Я послушно сел на стул, но задрал на секунду голову на потолок и глянул на тени, а когда снова обратил внимание на стол, то убедился, что передо мною уже стоит в черной подставке стакан горячего чая. Чай золотисто шевелился в стакане, будто кипел.
- Не бойся, не обожжешься! - успокоила Екатерина.
Я взял стакан, осторожно поднес его к напряженным губам и только хотел сделать крохотный глоток, как чая в мгновение не стало! Даже черной подставки со стаканом не оказалось у меня в руке...
Ведьма неистово расхохоталась!
Потом она подошла ко мне и бесцеремонно уселась на колени.
- Ты хотел сделать глоток? Тебя мучает жажда? Да? Я тебе помогу ее утолить! Екатерина умело стянула с меня свитер. Затем расстегнула и сняла с меня рубашку, освободила меня от майки...
- Ну, что, голенький мой?! - спросила она и, не дожидаясь ответа, сочно вцепилась своими горячими губами в мои губы и гибко обвила руками мою шею. Я сидел, будто вкопанный, и повиновался.
Нацеловавшись, ведьма погладила мою мускулистую грудь, нащупала и расшевелила своими острыми пальчиками смуглые ядрышки моих сосков и принялась покусывать их острыми зубками.
И вот ведьма встала с моих коленей, подошла к постели, остановилась, помедлила секунду-другую и сорвала с себя разноцветно переливающийся халат.
С минуту я продолжал сидеть на стуле, околдованный блеском голого тела ведьмы. Я ощущал, как обсыхают обслюнявленные ядрышки моих сосков...
Я встал со стула и потянулся к ведьме. И когда я обнял ее, она, будто подкошенная, ослабела, обмякла у меня в руках, и тяжесть ее тела начала увлекать меня за собой на постель.
Екатерина ложилась так женственно и уступчиво, но слегка капризничая в едва ощутимых движениях бедер, что, когда я подмял ее тело, у меня все преждевременно содрогнулось, и мне стало не по себе, и я стыдливо оставил Екатерину, и, глубоко вдохнув, лег рядом с нею на спину, и замер...
- Слабачок, - просипела возле моего уха ведьма и пожурила меня, потрепав за щеку.
- Что поделать, - снова вздохнул я. - Я уже месяц не был с женщиной...
- Ладно, на первый раз прощаем, - сказала ведьма.