Тридцать две "железные маски"

К началу войны среди неисчислимо многотысячного населения московских тюрем были и иностранцы. Их было много - начиная от коммунистов-коминтерновцев из самых разных стран мира, потерявших "доверие товарища Сталина", кончая какими-то странными индусами "без постоянного места жительства и без определенных занятий".

В Бутырской тюрьме летом сорок первого оказались и несколько союзников-англичан. Это уже потом, после войны, в лагерях их соотечественников будут называть "британские соузники", намекая на выходившую в Москве газету "Британский союзник", а тогда, в июле сорок первого, сокамерники дивились на них как на восьмое чудо света.

История этих полутора десятков англичан весьма замысловата. В мае сорокового

во Франции Тони Бэйнбридж, Джозеф Уол - во Франции Тони Бэйнбридж, Джозеф Уоллер, Уильям Робертc, Джеймс Эллан, Морис Барнс, Джордж Бриггс и их товарищи попали к немцам в плен и содержались потом в лагерях на территории Польши. С помощью польских антифашистов бежали. Переплыли Буг, чтобы добраться до русских. Советские пограничники открыли по ним огонь. Морис Барнс был убит, остальные арестованы и отправлены за решетку.

Пятеро англичан в результате и оказались в Бутырской тюрьме. Как рассказывал потом Джеймс Эллан, выучивший к тому времени несколько русских слов, "они били меня, бросали на каменный пол и все время повторяли: "Он понимает по-русски"...

Но 9 июля 1941 года все вдруг переменилось; англичан подкормили (правда, насильственно, потому что они ждали какой-то подлянки со стороны чекистов) и... сдали представителям посольства Великобритании. Так счастливо закончилась страшная эпопея сынов туманного Альбиона в СССР образца сорок первого года.

А вот другим иностранцам так не повезло. Им вообще никак не повезло, хотя и были они иностранцами, как теперь сказали бы, "из ближнего зарубежья".

...В списке особо охраняемых заключенных Сухановской спецтюрьмы НКВД (в номенклатуре Тюремного управления НКВД она именовалась "объект 1-Ю") эти три десятка своего рода "железных масок" числились давно - еще с 1939 года. И никто, кроме высшего военно-политического руководства страны и нескольких высших руководителей НКВД, не знал ни их имен, ни званий их, ни должностей. Уж на что внутренняя охрана любопытна - и то ничего толком разнюхать не могла. Видом эти люди были нерусские, говором - и подавно, хотя довольно быстро определилось, что по-русски почти все при желании говорили свободно. На допросы их таскали редко, содержались они по всей строгости, и не в общих камерах, а только - свои со своими (да и то по двое: тюрьма эта была

обустроена в бывшем монастыре Екатерининская пустынь, и кельи монашьи там были - не повернуться и в полный рост с трудом встать). И решили надзиратели, что это

- японские шпионы: уж больно лица их на японские махали. Насчет японских шпионов

- следователи проболтались, шпионаж им по делу шили, но японцами они на самом-то деле не были. А были они монголами. И не простыми аратами или цириками, по-русски говоря - крестьянами или солдатами, но самым что ни на есть высоким монгольским руководством.

Пока до конца не понятно, что послужило поводом для их ареста. Можно только предположить, что когда их ознакомили с предстоящей операцией против японских войск на реке Халхин-Гол, они по каким-то причинам выступили против использования при этом частей и подразделений Монгольской народно-революционной армии. Но это

- только мое предположение, не более того. Так ли, сяк ли, но в течение нескольких июльских дней 1939 года все они были арестованы и этапированы в Москву. И более того - то ли в пути следования, то ли еще на

месте, в Улан-Баторе, были убиты еще несколько высших военных чиновников, в том числе - министр обороны. Как ни странно, но об этом было сообщено в центральных советских газетах, правда, в своеобразной форме. В сообщении ТАСС говорилось, что случился недосмотр и эти несколько человек, ехавшие в Москву якобы для консультаций с советским правительством, отравились некачественными консервами, отчего и скончались, несмотря на все принятые медицинские меры. (А я-то, я-то ведь, когда уже в восьмидесятых просматривал советские газеты тех лет, это сообщение читал, но никакого особого значения ему не придал, иди знай, что за ним скрывалось,..)

Всех других до Москвы благополучно довезли, и вот их имена и должности:

премьер-министр МНР Амор Гданбугин;

председатель Малого хурала МНР Дан-сорон Доксом;

министр здравоохранения Галинлыб Сайри;

министр юстиции Гампылын Ланши-Цодол;

министр финансов Добчин Санжи;

министр скотоводства и замледелия Зундуев Нурбу-Доржи;

министр торговли Ламдин-Суруну Шаг-дор-Жаб;

министр торговли и промышленности Рэчинэ Миндэ;

первый секретарь ЦК Монгольской Народно-революционной партии Доринжаб Лубсан Шарап;

секретарь ЦК Монгольской Народно-революционной партии Ульзуйто Бадархо;

заместитель главнокомандующего Монгольской Народно-освободительной армии Дамба-Готобин;

начальник общей части Политуправления Монгольской Народно-освободитльной армии Намжил-Бодархин;

министр внутренних дел Хаса-Очир;

заместитель министра внутренних дел Насын Тохтого Нерин-Мурид;

секретарь МВД Гендын Жамсаран;

начальник Управления погранвойск Пильжитмаги Бальжинима;

начальник отдела мест заключения Дамбо-Чимидин (Чимит);

начальник Особого отдела МВД Чампойл Батосухз;

начальник 1-го отдела Гуржан Ценде-Сурун;

начальник Секретно-политического отдела МВД Нерендо Чилит-Доржи;

начальник строительного отдела МВД Дыжид Осор;

заместитель начальника Секретно-политического отдела МВД Дамба Ценде;

заместитель начальника отдела контрразведки МВД Санжи Базао-Хонда;

разведки МВД Санжи Базар-Хонда;

помощник начальника следственной части МВД Цеидуев Сосоржан;

начальник шифровального отделения Готоб Цаган;

начальник Увурхангайского отдела Цибик Долгоржан;

начальник пограничного разведпункта Чимик Бордухо;

начальник отделения отдела контрразведки Гуро Аракча Нырен-Орог:

начальник отделения Мунко-Гомбожабин;

начальник 1-го отделения Секретно-политического отдела МВД Делик Галсан-Пунцунок;

начальник отделения 3-го отдела МВД Готоб-Сурун;

начальник Арахангайского аймачного отделения Идам-Суреней Бимбо-Жаб.

Что делали в тюрьме с этими несчастными все эти два года, ведомо одному Богу да еще их следователям. У меня же такое ощущение, что с ними просто не знали, что делать, а потому, накрутив стандартные обвинения в шпионаже, на время про них забыли, Уже победоносная Красная армия побила японцев при Халхин-Голе, уже комкор (тогда еще - комкор) Г. К. Жуков поблагодарил лично начальника Политуправления монгольской армии (а кого же еще благодарить, коли все остальные - в тюрьме?) за помощь в великом сражении, и полусумасшедший от пережитого маршал Чойбалсан (могли ведь и его тоже, свободное дело...) вышел из запоя, а эти "железные маски" все сидели и сидели. И тут - война. И всех их расстреляли. В один день. И дружба советского и монгольского народов засияла новыми красками...

"На костер пойдем, а от своих убеждений не откажемся!"

Среди многочисленных обитателей Бутырской тюрьмы летом сорок первого года был художник-иллюстратор, член Союза художников СССР Григорий Георгиевич Филипповский. Именно благодаря ему удалось кое-что узнать о злоключениях академика Вавилова. Вот как зги воспоминания изложены в книге Марка Поповского "Дело академика Вавилова".

"Когда Филипповского втолкнули в камеру, то среди сидящих, лежащих и стоящих заключенных он сразу заметил странную фигуру: пожилой человек, лежа на нарах, задирал кверху опухшие ноги. Это был академик Вавилов. Он лишь недавно вернулся после ночного допроса, где следователь продержал его стоя более десяти часов. Лицо ученого было отечным, под глазами, как у сердечного больного, обозначились мешки, ступни вздулись и показались Филипповскому огромными, сизыми. Каждую ночь его уводили на допрос. На рассвете стража волокла его назад и бросала у порога. Стоять Николай Иванович уже не мог, до своего места на нарах добирался ползком. Там соседи кое-как стаскивали с его неестественно громадных ног ботинки, и на несколько часов он застывал на спине в своей странной позе".