______________ * Я не буду здесь останавливаться на значении образа навозного шара в "Жизни насекомых": хотя этот образ, вероятно, и связан генетически с приведенным фрагментом, его смысловое наполнение в романе совсем не кастанедовское (или, если Вам так больше понравится, не совсем кастанедовское).
Идея равенства человека и насекомого перед лицом смерти доводится Пелевиным до полного логического завершения. Именно для того, чтобы выразить эту идею как можно более наглядно, автор создает персонажей, одновременно объединяющих в себе человека и насекомое. В связи с этим, нужно отметить, что метаморфозы*, о наличии которых в романе говорят многие, в действительности, не входят в художественную задачу Пелевина. Как пишет В. Куллэ, "герои Пелевина не совершают перехода от человека к насекомому и обратно ...> - они на самом деле существуют одновременно как люди и как насекомые". В романе есть только видимость метаморфоз, повествователь просто меняет ракурс читательского восприятия, показывая одно и то же существо то насекомым, то человеком**.
______________ * Здесь имеются в виду метаморфозы типа "человек - насекомое", поскольку метаморфоза "насекомое - насекомое" в романе встречается неоднократно (превращение Наташи из муравья в муху, Мити - из мотылька в светлячка, Сережи - из таракана в цикаду). ** Т. е., если я говорю о персонаже: "насекомое", то подразумеваю под этим "человек-насекомое".
Тема всех уравнивающей смерти настолько важна для автора, что он фактически делает ее содержательной основой одной из двух центральных сюжетно-композиционных линий своего произведения. В ходе действия романа умирают семь из двенадцати персонажей, к данной линии относящихся, причем пять из них случайно погибают от рук других героев - такова смерть убитого мухой Наташей комара Арчибальда: "Арчибальд ощутил, как его хоботок выпрямился и налИлся давно забытой силой. Арчибальд громко зажужжал от счастья и с размаху всадил его в податливую кожу, подумав, что Артур с Арнольдом... Но с неба вдруг упало что-то страшно тяжелое, окончательное и однозначное, и думать стало некому, нечего, нечем да и особенно незачем. ...> "Я не хотела, - повторяла заплаканная Наташа, прижимая к голой груди скомканное платье, - не хотела! Я ничего даже не заметила!" ...> Сэм молча убнял Наташу за плечи и развернул ее, чтобы она больше не могла смотреть на то, что совсем недавно ходило по земле, радовалось жизни, сосало кровь и называло себя Арчибальдом. Сейчас это был мятый ком кровавого мяса, кое-где прикрытый тканью, из центра которого торчал треснутый гриф гитары - ни рук, ни ног, ни головы уже нельзя было различить".
Убийство в "Жизни насекомых" выступает и как композиционный прием, объединяющий частные сюжетные линии таким образом, что многие персонажи романа оказываются связанными друг с другом только через посредство смерти. К примеру, обнаруживается, что "красная туфля", раздавившая скарабея во второй главе, принадлежит героине третьей главы - муравьихе Марине, а Максим и Никита из девятой главы попадают в папиросу, которую в главе следующей выкуривает москит Сэм.
Смерть, согласно учению дона Хуана, способен преодолеть человек, вставший на т. н. "путь воина" ("...маги управляют своей смертью. Они умирают только тогда, когда захотят", "Сила безмолвия"), в "Жизни насекомых" это удается сделать мотыльку Мите. Описание пути духовного совершенствования героя, в итоге приведшего к его освобождению от внутреннего "трупа", составляет основу второй сюжетно-композиционной линии. Нужно сказать, что линия эта еще более насыщена перекличками с Кастанедой, чем первая. Приведу только один, но зато характерный пример: Пелевин использует образ мотылька явно по аналогии с тем, как он используется Кастанедой. У Кастанеды: "Орел пожирает осознание всех существ, мгновение назад живших на земле, а сейчас мертвых. Они летят к клюву Орла, как бесконечный поток мотыльков, летящих на огонь, чтобы встретить своего хозяина и причину того, что они жили. Орел разрывает эти маленькие осколки пламени, раскладывая их, как скорняк шкурки, а затем съедает, потому что осознание является пищей Орла" ("Дар орла"). Подобным образом пелевинский мотылек летит к схожей с орлом горе*, встречается там со смертью в лице летучей мыши, от которой, и в этом - его отличие от мотыльков Кастанеды, ему удается спастись, превратившись в светлячка; превращается Митя, конечно, не просто так, необоснованно, но осознав, что он - "круг ослепительно яркого света, / Кроме которого во Вселенной ничего никогда не было и нет", и это опять-таки отсылает нас к Кастанеде** (ср.: "люди являются светящимися существами", "Все мы светящиеся шары" и т. п.; маги назвали бы Митю "видящим").
______________ * Еще один персонаж - цикада Сережа - после смерти также летит к горе (орлу): "Потом он расправил крылья и понесся в сторону лилового зарева над далекой горой, стараясь избавиться от ощущения, что копает крыльями воздух". ** "Мифология яки", "концепция дона Хуана", "идеи Кастанеды" - все определения такого рода условны и лишь указывают на принадлежность определяемых ими явлений к художественному миру Кастанеды; иначе говоря, я не берусь судить о том, кому эти явления обязаны свои существованием на самом деле.
Любопытно, что автор эксплицирует свой взгляд* на структуру романа непосредственно в тексте романа, а именно вкладывая в уста Мити, который, таким образом, выполняет еще и функцию героя-резонера, следующее метасообщение**: "...получается, что все вроде бы летят к жизни, а находят смерть. То есть в каждый конкретный момент движутся к свету, а попадают во тьму. ...> если бы я писал роман о насекомых, я бы так и изобразил их жизнь - какой-нибудь поселок у моря, темнота, и в этой темноте горит несколько электрических лампочек, а под ними отвратительные танцы. И все на этот свет летят, потому что ничего больше нет". В этих словах пока не успевшего превратиться в светлячка Мити совершенно очевидной представляется корреляция с тем, что выше было условно названо первой сюжетно-композиционной линией.
______________ * Здесь может возникнуть вопрос: на каком основании мы предполагаем, что данная точка зрения действительно авторская? Ответ: только на основании предварительного анализа произведения. (Потому-то я и привожу этот пример лишь в самом конце доклада.) ** Метатекст - текст о тексте.
Итак, подводя некоторые итоги, я думаю, стоит безусловно признать огромную значимость той функции, какую выполняют в "Жизни насекомых" обращения к текстам Кастанеды, функции, не только организующей отдельные куски романа, но и обеспечивающей во многом его целостность и структурную выстроенность, причем мы имеем полное право утверждать, что он относится к той категории текстов, более-менее адекватное понимание которых без учета интертекстуальных связей неосуществимо.
Андрей Белов
Март - апрель, 2004
Литература
1. Виртуальная конференция с Виктором Пелевиным.
http://www.zhurnal.ru/transcripts/pel-tr.htm
2. Генис А. Поле чудес. Эссе о Викторе Пелевине из цикла "Беседы о
новой словесности". http://www.pelevin.nov.ru/stati/o-gen2/1.html
3. Иz Е. Кастанеда в кривом зеркале китайского натурализма.
http://megalit.ru/observer/iz/kastaneda.shtml
4. Корнев С. Столкновение пустот: может ли постмодернизм быть
русским и классическим? Об одной авантюре Виктора Пелевина. НЛО.
1997. - №28. http://pelevin.nov.ru/stati/o-krn2/1.html
5. Куллэ В. Красная магия, или девять способов написания иероглифа
"дерево". Литературное обозрение. - 1998. - №2.
http://magazines.russ.ru/novyi_mi/redkol/kulle/articles/pelevin.html
6. Михайлов А. В. Травестия // Литературоведческий
энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1987.
7. Пелевин В. Последняя шутка воина. Общая газета. - 1998. - №25.
http://www.lib.ru/PELEWIN/voin.txt
8. Соколов М. Н. Насекомые // Мифы народов мира. Энциклопедия. Т.