Через три часа мучительно трудного подъема, ободранные, задыхающиеся, они вышли на край уступа, господствующего над окружающей равниной. Путь отсюда до гребня горы был свободен, и скоро они стали влечем к плечу на вершине, пораженные открывшейся перед ними картиной. Внизу под ними, на расстоянии примерно четырех миль (7,5 км) лежал огромный город.
Они отпрянули и бросились под укрытие скал, надеясь, что жители города не заметили их фигур на фоне неба: это могло быть поселение ненавистных испанцев. Перед ними мог быть и Куско - древняя столица Перу, где жили инки высокоцивилизованный народ, сопротивлявшийся вторжению европейских захватчиков. А может, это просто португальская колония? Или остатки Орижес Прокажес - оплота таинственных тапуйя - народа, который обнаруживал несомненные признаки некогда высокой цивилизации.
Рапозо ползком поднялся на гребень скалы и лежа осмотрел местность вокруг. Горная цепь простиралась с юго-востока на северо-запад; дальше к северу виднелся подернутый дымком сплошной лесной массив. Прямо перед ним расстилалась обширная равнина, вся в зеленых и коричневых пятнах, местами на ней блестели озера. Каменистая тропа, по которой они пришли, продолжалась на другой стороне хребта и, спускаясь вниз, выходила за пределы видимости, потом появлялась снова, извиваясь, проходила по равнине и терялась в растительности, окружавшей городские стены. Никаких признаков жизни не было видно. В спокойном воздухе не поднимался ни один дымок, ни один звук не нарушал мертвой тишины.
Рапозо быстро подал знак своим спутникам, и один за другим они перелезли гребень горы и укрылись за кустарником и утесами. Затем отряд начал осторожно спускаться по склону в долину и, сойдя с тропы, стал лагерем возле небольшого ручья с чистой водой.
В эту ночь не зажигались костры, люди говорили шепотом. После долгих лет, проведенных в диких местах, они испытывали благоговейный страх при виде признаков цивилизации и не были уверены в своей безопасности. Вечером, за два часа до наступления ночи, Рапозо послал двух португальцев и четырех негров на разведку - выяснить, что за народ живет в этом таинственном месте.
Взволнованно ожидали возвращения посланцев остальные; малейший шум в лесу, будь то жужжание насекомого или шелест листвы, казался зловещим. Но разведчики вернулись ни с чем. За отсутствием надежного укрытия они не рискнули слишком близко подойти к городу, и им не удалось обнаружить никаких признаков жизни.
Индейцы, состоявшие в отряде были озадачены не меньше Рапозо и его спутников. Некоторые места для них были запретными и ими овладело беспокойство.
Однако утром после восхода Солнца Рапозо удалось уговорить одного из них пойти на разведку. И хотя люди плохо спали накануне ночью, они не смогли отдохнуть и днем, все время думая о судьбе своего посланца. В полдень индеец вернулся. Он был очень испуган, и утверждал, что город необитаем. Было слишком поздно, чтобы двигаться вперед в этот же день, поэтому отряд провел еще одну беспокойную ночь в лесу, прислушиваясь к странным звукам вокруг и готовый в любой момент встретить лицом к лицу неведомую опасность.
На следующий день утром Рапозо выслал вперед авангард из четырех индейцев и последовал за ними с остальными людьми. Jогда они приблизились к поросшим травой стенам, индейцыразведчики встретили их с тем же докладом - город покинут. Теперь уже с меньшей осторожностью они направились по тропе к проходу под тремя арками сложенными из огромных каменных плит. Столь внушительной была эта циклопическая постройка (возможно, схожая с той, которую можно видеть в Саксауамане в Перу), что никто не осмелился заговорить. Крадучись, отряд скользнул под потемневшие каменные своды. Сверху, под центральной аркой, в растрескавшемся от непогоды камне, были высечены какие-то знаки. Несмотря на свою необразованность, Рапозо все же смог разобрать, что это не современное письмо. Глубокой древностью веяло от всего этого, и Рапозо стоило большого труда хриплым и неестественным голосом отдать приказ двигаться дальше.
Арки все еще были в прекрасной сохранности, лишь одна или две колоссальные подпоры слегка сдвинулись со своих оснований. Люди пошли под арками и вышли на широкую улицу, усеянную обломками колонн и каменными глыбами, облепленными растениямипаразитами тропиков. С каждой стороны улиц стояли двухэтажные дома, построенные из крупных каменных блоков, не скрепленных известкой, но подогнанных друг к другу с невероятной точностью; портики, суживающиеся к верху и широкие внизу были украшены искусной резьбой, изображающей демонов.
Мы не можем игнорировать это описание, сделанное людьми, которые не видели Куско, Саксауамана и других поразительных городов древнего Перу - городов, которые существовали еще задолго до того, как в них пришли инки [сейчас считается что оба этих города были построены именно инками]. То, что увидели и рассказали Рапозо и его люди, вполне совпадает с тем, что мы можем видеть в наши дни. Необразованные искатели приключений вряд ли смогли бы сочинить рассказ, так точно подтверждаемый обнаруженными ныне остатками циклопических строений, ставших известными всему миру.
Повсюду виднелись руины, но было много и уцелевших домов с крышами, сложенными из больших каменных плит, еще державшихся на месте. Те из пришельцев, которые осмелились войти внутрь и попробовали подать голос, тут же выскочили обратно, напуганные многоголосным эхо, отражавшимся от стен и сводчатых потолков. Трудно сказать, сохранились ли тут какиенибудь остатки домашнего убранства, так как в большинстве случаев внутренние стены обрушились, покрыв пол обломками, а помет летучих мышей, накапливавшийся столетиями, образовал толстый ковер под ногами. Город выглядел настолько древним, что такие недолговечные предметы как обстановка и произведения ткацкого искусства, должны были давным-давно истлеть.
Сгрудившись, словно стадо испуганных овец, люди направились дальше во улице и дошли до широкой площади. Здесь в центре возвышалась огромная колонна из черного камня, а на ней отлично сохранившаяся статуя человека; одна его рука покоилась на бедре, другая, вытянутая вперед, указывала на север. Величавость монумента глубоко поразила португальцев, и они благоговейно перекрестились. Покрытые резьбой и частично обрушенные обелиски из того же черного камня стояли по углам площади, а одну ее сторону занимало строение, столь прекрасное по форме и отделке, что оно могло быть только дворцом, его стены и кровля во многих местах обрушилась, но большие квадратные колонны были целы. Широкая каменная лестница с выщербленными ступенями вела в обширный зал, где на стенах и резных украшениях все еще сохранялись следы росписи. Несметное количество летучих мышей кружило в тускло освещенных комнатах, едкий запах их помета перехватывал дыхание.
Португальцы были рады выбраться на чистый воздух. Над главным входом они заметили резное изображение юноши. У него было безбородое лицо, голый торс, лента через плече, в руки щит. Голова была увенчана чем-то вроде лаврового венка, наподобие тех, что они видели на греческих статуях в Португалии. Внизу была надпись из букв, удивительно походивших на древнегреческие. Рапозо переписал их на дощечку и воспроизвел в своем повествовании.
Напротив дворца находились руины другого огромного здания, очевидно храма. Уцелевшие каменные стены были покрыты стершийся от времени резьбой, изображающей людей, животных и птиц, а сверху портала опять была надпись, которую, насколько мог точно, скопировал Рапозо или кто-то другой из его отряда.
Кроме площади и главной улицы город был совершенно разрушен. В некоторых местах обломки зданий оказались прямотаки погребенными под целыми холмами земли, на которых, однако, не росло ни травинки. То тут то там путникам встречались зияющие расщелины, и когда они бросали в них камни, звука падения на дно не было слышно. Не оставалось сомнений в том, что разрушило этот город. Португальцы знали, что такое землятресение и какие оно может принести разрушения. Вот здесь, на этом месте, ряд зданий был поглощен целиком, осталось только насколько резных каменных блоков как указание на то, где они стояли. Нетрудно было представить себе картину бедствия, постигшего великолепный город: падающие колонны и каменные плита весом от 50 и более тонн, за несколько минут уничтожившие результату упорного тысячелетнего труда.