Все будет хорошо.

Но ведь Лунный Туман не покупал души митрополита. Лунный Туман сейчас сам нуждается в помощи. И смерть Артура или изгнание демона ничем не помогут владыке Адаму.

– Он выбрал сам, – отрезал командор, когда менестрель заикнулся об этом.

Нет. Артур не выбирал. Мысль о том, чтобы поехать на Триглав, подал ему сэр Герман, а юный рыцарь с радостью за нее ухватился. Конечно, трудно было придумать лучший выход, и, конечно, для самого Артура, как и для всех людей в герцогстве, смерть Миротворца стала бы благом. Но как же можно? Как можно любить человека и все-таки убивать его?

– А ты осмелел, музыкант, – заметил командор, выслушав пламенную речь Галеша.

И все. Ничего больше. Ни ответа, ни объяснений. Ничего.

Оседланный мерин ждал на конюшне. Галеш собрал немногочисленные свои пожитки, принес перед иконой Богородицы молитву отправляющегося в путь, в последний раз окинул взглядом келью: не забыл ли чего?

Забывать было особо нечего.

От арки ворот он успел уехать шагов на двадцать. Хлопнули над головой невидимые крылья, крепко обхватили вместе с конем невидимые лапы. Дохнуло серой. Галеш закашлялся, вытирая заслезившиеся глаза, даже испугаться не успел – весь страх перебила жуткая вонь. А когда проморгался, когда справился с беснующимся от страха мерином, когда наконец спешился и огляделся, обнаружил себя во дворе, мощенном истертыми плитами. С невысокого крыльца, сложив на груди руки, спокойный и дружелюбный смотрел на него молодой человек в пыльной рясе.

– Благословите, святой отец, – машинально брякнул Галеш.

– Благословляю, сыне, – строго ответил священник, – пройдем в дом, нам есть о чем побеседовать.

... О том, кто перед ним, Галеш, к своему стыду, догадался, лишь когда прошел вслед за батюшкой в скупо обставленную гостиную. Даже неожиданный полет и неизбежная вследствие этого встряска в мозгах – второй раз в жизни летал, и второй раз слегка от этого очумел – не оправдывали такой непроходимой тупости. Ведь мог бы догадаться, что из-под самого носа у храмовников его утащил демон. А кто в Единой Земле умеет приказывать демонам? И Лунный Туман ведь говорил...

Галеш, уже усевшийся на один из двух имеющихся в гостиной стульев, вскочил и наладился было сигануть в ближайшее окно, когда владыка Адам хмуро бросил:

– Не двигайся.

Аж мурашки по спине пробежали. И так-то страшно, а тут еще и пошевелиться нет сил.

– Мне стало известно, сын мой, что это ты рассказан командору Единой Земли о том, где содержатся Братья, – без предисловия начал митрополит, – изволь рассказать, откуда ты узнал про подземелья Михайловского собора.

«Сейчас! – смело подумал Галеш. – Разбежался рассказывать!»

Владыка Адам как будто прочел его мысли, вздохнул грустно:

– У меня мало времени, сын мой. Я постараюсь быть как можно более убедительным.

Лунный Туман называл Галеша смелым, и в какой-то степени демон был прав: Галеш мало кого боялся, свято уверенный в том, что с любым разумным существом, понимающим человеческую речь, всегда можно договориться полюбовно. Но в голосе владыки Адама, в черных глазах его сквозь напускную грусть проглянула такая жестокая радость, что все иллюзии насчет полюбовных договоренностей вылетели из головы. Здесь и речи не шло о разуме. Митрополит хотел, чтоб менестрель начал запираться. Он хотел стать как можно более убедительным. А Галеш видел, что сделали с Альбертом, и видел, каков был Артур, когда вынесли его из подвалов собора. Поэтому он начал говорить, стараясь лишь как можно равномернее перемешивать правду и ложь, произносить как можно больше слов, и если не запутать митрополита, так хотя бы протянуть время.

Зачем?

Затем, что, когда будет написана последняя строчка на листе с признаниями и волшебная бумага получит подтверждение в том, что все сказанное записано со слов допрашиваемого верно, владыка Адам, скорее всего, просто скормит Галеша своим демонам. Он может. Он не будет убивать сам, не возьмет грех на душу, но его ли вина, если менестрель просто-напросто не доберется до людей? И где эти люди?

– Где мы? – спросил Галеш, прервав свои излияния, обильно перемежаемые образами, гиперболами и обрывками стихов и песен.

– В Развалинах, – рассеянно ответил владыка Адам. – Итак, сын мой, правильно ли я понял, что орден Храма действовал в интересах Лунного Тумана, демона, живущего на горе Триглав?

– Нет, Ваше Высокопреосвященство, вовсе нет. Орден Храма, напротив, существует для того, чтобы бороться с нечистой силой во всех ее проявлениях, в том числе и с демо...

– Командор Единой Земли выслушал сообщение, которое ты получил от Лунного Тумана и воспользовался этими сведениями. Так?

– Да, но это говорит лишь о том, что демон случайно сыграл на руку...

– Пожалуйста, избавь меня от своих трактовок...

– Сватоплук! – раздался от дверей грозный и звонкий голос. – Что здесь происходит?!

– Ирма! – Галеш всхлипнул и дернулся со стула. Встать он, разумеется, не смог, но Ирма, увидев его беспомощное положение, пришла в ярость.

– Что ты здесь устроил?! – накинулась она на владыку Адама. – Сколько это будет продолжаться?! Ты перепугал всех моих духов, ты превратил дом в демонятник, а теперь еще и издеваешься над Галешем! Он-то что тебе сделал? Отпусти его. Сейчас же, слышишь!

– Отпущу, как только он подпишет признание, – невозмутимо ответил митрополит. – Если хочешь знать, сестренка, именно от него храмовники узнали, где Миротворец.

– Сестренка?! – обалдел менестрель. – Ирма?

– А ведь разболтает, – так же спокойно заметил владыка Адам, – какому-нибудь храмовнику. Так же, как мне разболтал об их секретах.

– Нет! – Если бы мог, Галеш замотал бы головой, а так лишь постарался вложить в короткое слово как можно больше убедительности. – Нет! Ирма, я никому. Я ни за что. Я бы и здесь – ни слова, но я не хочу, чтоб меня, как Артура. Как Альберта. Я боюсь. Как же я... куда я калекой?

Похоже, он снова брякнул что-то не то. Ирма переменилась в лице, как-то сразу перестав сердиться, и повторила, не глядя на митрополита:

– Отпусти его, Сватоплук.

– Подписывай! – Тот подсунул Галешу бумаги.

Почувствовав, что правая рука свободна, менестрель коротко черкнул волшебным стилом под «с моих слов записано верно» и наконец-то смог отлепиться от стула. До мерина он добежал в единый миг. Взлетел в седло и сиганул прямо через низенькую изгородь, молясь всем святым, а Миротворцу наособицу, чтоб никакая зверюга не заела его на улицах заброшенного города.

Менестрели даже смерть умеют воспеть так, что она становится красивой или смешной. Но смерть не бывает ни смешной, ни красивой, когда умирают не в песнях, а по-настоящему. Впрочем, сам Галеш не успел ничего почувствовать, только испугался, когда чудовище с когтями и крыльями выросло на дороге, а мерин, взвизгнув от страха, рванулся в сторону, не слушая поводьев.

Менестрель не удержался в седле, и очень некстати подвернулся камень на дороге. Кусок скалы с острыми, пыльными гранями.