Изменить стиль страницы

Слова Генри стерли следы веселья с лиц Селии и Захария. Вед эта чепуха зашла слишком далеко. Чем скорее мы покинем Англию, тем лучше. Мне нужно закрыть наш счет в банке и закончить дела с Хэмптоном, но после этого ничто нас здесь не задержит.

– О, Боже, они что, еще ничего не рассказали вам?– Маркусу не было нужды изображать на своем лице изумление, но он не мог устоять против искушения разыграть небольшую комедию, которая бы сделала честь даже Гарту. Преувеличенно торжественно отступая назад, он прижал руку к сердцу.

– Разумеется, вы уже знаете, что Этан жив и находится в Англии.

Это заявление произвело эффект, весьма удовлетворивший его. Генри Трегарон раскрыл рот и, не сумев произнести ни звука, снова закрыл его. Впечатление было такое, что, услышав это сообщение, он вот-вот рухнет на пол. Сайлас Вандерхофф не выказал никакого волнения. По крайней мере, Маркусу так показалось. Но он понял, что истинные чувства: Сайласа выдает манера поправлять манжеты и прикладывать руку к горлу, словно проверяя, в порядке ли узел и без того безупречно повязанного платка. Это был наиболее сдержанный человек, с которым ему довелось встретиться, а поскольку Маркус был далеко не последним человеком в высшем обществе, он на своем веку встречал более чем достаточно бесчувственных людей. Кем же он доводился Селии, что мог позволить себе так сверлить ее взглядом, хотя бы и полагая, что никто этого не заметит?

– Пожалуйста, скажите, что вы не пошутили. – Генри Трегарон сумел проговорить эти слова более тихим голосом, чем прежде, и занялся поисками носового платка. Обнаружив его в кармане брюк, он звучно высморкался.– Разумеется, Селия бывает импульсивной, но на этот раз ее капризы сослужили добрую службу. А где мальчик? Почему его нет здесь? Захария, почему же ты мне сразу не сказал об этом, вместо тово, чтобы долдонить о том, что тебе трудно управляться с сестрой?

– Да мы как раз и пытались сказать тебе это,– парировал племянник своим, обычным громким и веселым голосом – почти таким же громким, как и нараставший голос дядюшки. Наверное, только великосветские лондонские дамы могли утихомирить этого молодого американца, поскольку Маркус заметил еще вчера, что как застенчивости, так и деликатности в манере выражаться у того не было.– Если бы ты дослушал хоть одно мое слово, ты бы уже знал, что это правда. Но ты хотел выговориться сам и не обращал на нас никакого внимания.

– Ну, ладно,– огрызнулся старший Трегарон, поворачиваясь к Маркусу.– Лорд Эшмор, не могли бы вы сказать мне, где сейчас находится Этан? От этой парочки мне никогда не удается добиться прямого ответа, им всегда нужно этак с полчаса поогрызатьея, прежде чем они смогут объяснить что-нибудь.

– Этан находится в дартмурской тюрьме с лета прошлого года, – ответил Маркус без обиняков.– Нам только вчера удалось получить подтверждение, что он находится именно там. Чиновники в Уайтхолле в настоящее время заняты несколько иными вопросами.

– И что же вы, милорд, сделали, чтобы освободить его? Какую еще нелепую процедуру нам необходимо пройти, чтобы забрать мальчика домой на родину, где подобное отношение к нему никогда не было бы санкционировано? – Трегарон, кажется, забылся и оскорблял того, кто в самом деле мог помочь Этану. То, как он вел себя, объяснило Маркусу некоторые из поступков Селии; теперь он вспоминал о них по-доброму. Ему стало даже странно, что она так долго выносила все это и не сбежала от них раньше.

– Я обратился к своему адвокату, чтобы обсудить возможность скорейшего предоставления ему помилования. Как только мы будем располагать соответствующим документом, мы отправимся за ним в тюрьму,– объяснил он Трегарону. «Пожалуй, с него станется потребовать от меня ответа за свои поступки, если помилование не будет предоставлено через секунду-другую»,– подумалось ему.

– Хорошо. Мы с Вандерхоффом возвращаемся в отель. Этот придурок Хэмптон, должно быть, уже ответил на мое письмо.

– А вы не хотели бы дождаться еды, которую Эшмор заказал? Уверяю тебя, у него отменное угощение.– Голос Тадеуса звучал почти печально – происходящее начинало угнетать его. Или же его тревожило, что если все уйдут, то Маркус не позволит ему отведать еды?

– Тадеус, как это Захарии удалось вытащить тебя из-за сюда и заставить пуститься на такую авантюру?– спросил Генри Трегарон, даже не пытаясь скрыть своего презрения.– Никогда не мог понять, как могло получиться, что у такого, как ты, человека такая очаровательная сестра.

– Мы могли бы обсудить это за обедом,– вставил Захария, поглядев на Маркуса, словно ища поддержки. Тот кивнул, и Захария продолжил: – Вы оба останетесь довольны.

– Кое-кто из вас точно останется довольным,– пробормотала Селия, оглядывая окружавших ее мужчин. Посмотрев Маркусу в глаза, она объявила: – Пожалуй, я пойду и сообщу леди Ноулз о наших новых гостях. Уверена, она найдет, что сказать, чтобы объяснить всем наше положение. До скорого свидания, милорд.

Маркус склонил голову в ответ на ее книксен, и она покинула комнату, не сказав более ни слова. Он заставил себя не смотреть ей вслед, терзаясь предчувствиями – ему хотелось, чтобы она и вправду сделала то, что собиралась сделать с помощью его матушки. Но это же и настораживало его.

Они с Захарией продолжали настаивать, что ехать в тюрьму должны они вдвоем, без женщин, которые были бы для них только помехой. К сожалению, ни одна из них не принимала этого всерьез, и разговоры о том, что они едут сопровождать их, продолжались. Прибытие ее второго дядюшки, по крайней мере, давало ему еще одного союзника.

Захария и Тадеус попрощались с уезжавшими джентльменами, и Маркус вздохнул е облегчением. Старший Трегарон и Вандерхофф не собирались жить в его доме. Селия сказала ему: «До скорого свидания», и в этих словах был какой-то особый смысл. Вряд ли это была угроза продолжить обсуждения поездки к ее брату в тюрьму. Ее зеленые глаза и легкая улыбка сулили и более скорую схватку между ними. Это обещание он заставит ее сдержать, решил Маркус.

Услышав громкие голоса, доносившиеся из коридора, Селия поняла, что ее дядюшка и капитан Вандерхофф уходят. Она опустила глаза на бокал вина в своей руке и глубоко вздохнула. Когда она повстречалась с Маркусом в ту первую ночь, храбрости ей придал глоток бренди. Так пусть сегодня то же самое сделает бокал кларета. Оставшись одна, она принялась мерить комнату шагами. От приятного тепла, разлившегося по телу, на душе у нее стало немного легче. Разумеется, как только уедут ее родственники, Маркус войдет сюда. Но больше всего ее беспокоило, что по пятам за ним мог явиться Захария. Непонятный союз двух мужчин начинал тревожить ее. Вчера ночью, оставшись наедине с Маркусом, она была уверена, что они понимают друг друга.

Правда, она чуть ли не навязывалась ему, но его это, кажется, заинтриговало. Так ведь нет – спустя несколько минут он взял и отправился куда-то вместе с ее братом и Гартом Кразерсом. Наверное, чтобы искать утешений с более доступными женщинами.

– Я совсем недавно был здесь, а ведь до чего изменилась гостиная моей матушки!

Ничуть не удивляясь, Селия обернулась и увидела, что Маркус стоит в дверях и разглядывает ее. По своей привычке он снова прислонился к косяку, скрестив ноги и придерживая левой рукой свою больную руку. Она знала, что делает он это, чтобы произвести большее впечатление, но не собиралась расписывать ему, как красиво он смотрится. Теперь она будет хозяйкой положения. И постарается добиться своей цели.

– Мне кажется, после дядюшкиного крика было бы просто замечательно, если бы мы хоть несколько минут могли побыть вдвоем.– Она нежно улыбнулась и снова подошла к подносу с вином, стоящему на полке перед книжным шкафом. Наливая себе уже второй бокал, она постаралась сдержать дрожь в руках.– Присаживайтесь, выпейте бокал портвейна, это вас подбодрит. Дядю Генри поначалу достаточно трудно воспринимать. Правда, как это ни печально, я не могу обещать вам, что даже если вы узнаете его поближе, он станет вести себя лучше.– Селия обернулась и увидела, что Маркус стоит всего в шаге-другом от нее, Не зная, что предпринять, она протянула ему бокал и, скопировав один из его любимых жестов, приподняла бровь. Он сделал то же самое и принял бокал, подумав, что иначе она, пожалуй, могла бы плеснуть вином ему в лицо. И как ей было теперь вести разговор о том, что произошло между ними, если он хочет только одного – вывести ее из себя. Неужели он так и не перестанет злоупотреблять своим даром вызывать в ней одновременно и нежную страсть и гнев?