— Какая сеть? — тихо спросил Евсютин.

— Агентурная сеть, сеть влияния, товарищ капитан. Фамилии, явки, пароли назвать? — вежливо поинтересовался Придорогин.

Евсютин молчал, лихорадочно пытаясь сообразить, в чем дело.

Придорогин некоторое время давил его взглядом, потом аккуратно взял со стола чашку, понес ко рту, передумал и со стуком вернул сосуд на место.

— Пол-европейского департамента ЦРУ! — рявкнул он. — Французы, немцы, турки, эстонцы, прости господи! Все шпионское поголовье вокруг Казани пасется. Магдиев на английском уже лучше, чем на русском, говорит. Скоро Госдеп свое представительство в Казанском кремле откроет. А мы ваххабитов боимся. У вас что, бородами все глаза затерло? — Придорогин воткнул бешеные зрачки в лицо собеседника.

Евсютин молчал. И не потому, что стеснялся спорить с начальством, — просто поводов пока для спора не было. Можно было, в принципе, напомнить, что сам Придорогин вслед за Путиным взлелеял жупел ваххабизма и умело сделал из пожилой саудийской доктрины, одной из многих, символ мирового терроризма. И только поэтому, честно говоря, Володя и его коллеги, которым все богословские разборки были по суворовскому барабану, честно зубрили статьи из энциклопедии «Ислам» и учились видеть штатного врага за каждой неопрятной бородой, за которой еще двадцать-тридцать лет назад скрывались потенциальные союзники, противостоящие неоколониализму и империализму.

Активизация ЦРУ и европейских разведок — тоже заплесневевшая новость, они никогда не оставляли без внимания Татарстан, узел всесоюзной оборонной сети, а заодно — потенциальный очаг национальной напряженности. То, что потенциальный очаг никак не превращался в кинетический, шпионов не обескураживало. Капля камень точит. Последние полвека доказали — умелое воздействие мирового сообщества на самую стабильную страну рано или поздно лишает ее всякой стабильности, превращая в стреляющее и воняющее на полпланеты пепелище.

А эстонский шпион, проявившийся в Казани в конце прошлого года и с ходу попытавшийся вербануть пару ребят из издательства Управления делами президента Татарстана, вообще давно стал всероссийской легендой — благодаря как раз Евсютину, который тогда всю московскую командировку надоедал лубянским коллегам приветствием: «Простти-ии-те, я нне слишкомм пыстрро гавваррю-у?»

Поняв, что ответа не дождется, Придорогин продолжил уже тоном ниже, словно устав от тупости подчиненных:

— Я не знаю, что такое ханафиты, — так, да? — но я немножко знаю, что такое нормальная европейская школа политической разведки. Володя, тебе лучше, чем мне, известно, что военные секреты наши на хрен никому не нужны. Казанские, по крайней мере. Не кипятись, я не про корейцев с китайцами сейчас говорю. Нормальные профи из НТР давно не воруют чужие технологии, а гнобят их — руками политиков. Им додавить нас надо. Ладно, не делай такое утомленное лицо. Знаю, что ты в курсе. А то, что помощники вашего Магдиева бабки от америкосов получают на постоянной основе, тоже в курсе?

— Олег Игоревич, об этом я докладывал, — побледнев, сказал Володя. Он действительно еще пару лет назад нашел расписки, согласно которым по меньшей мере два бессменных советника Магдиева, по политике и юридическим вопросам, регулярно получали деньги от фондов, официально поддерживаемых Госдепом, а неофициально ЦРУ. Пустяк, по две-три тысячи долларов раз в полгода. Но ведь ни за что, за какие-то консультации. В принципе, этих расписок было достаточно, чтобы порвать советников на звезды, а самого Магдиева крепко помять. Но тогда Фимыч, санкционировавший было утечку в СМИ, после консультаций с собственным начальством сказал: «Пока не надо» — и принял оригиналы расписок на вечное хранение. А теперь, выходит, Володя мог оказаться крайним.

По счастью, не смог. Придорогин посмотрел на Фимыча, тот неторопливо кивнул.

— Докладывал, ну и молодец, — сказал президент. — А с газетами у вас что за фигня творится? Говоришь, контакты налажены? Это от слова «лажа», что ли?

Володя изобразил недоуменное внимание.

— Вот «Наше всё» — что за газета? — Евсютин коротко объяснил.

— Видно, что деловая. Ты в курсе, что публикации в ней — звено оперативной цепочки, которую ЦРУ строит?

Евсютин, похолодев, снова принял недоуменный вид, стараясь не коситься на Фимыча.

— Не дергайся, я не про «Ожидание интервенции» говорю. Хотя с этим вашим самодеятельным Апокалипсисом тоже надо бы разобраться, — суховато усмехнувшись, сказал Придорогин и выразительно посмотрел на Василия Ефимовича (тот кротко улыбнулся в ответ и подпер пухлую щеку ладошкой). — Вот смотри, — он достал из лежавшей на полу рядом с креслом папочки несколько листков. — Это нам сообщают в начале апреля: «Предварительные переговоры американской разведки с представителями татарской элиты приостановлены из-за того, что оперативник, действующий под крышей торгпредства США в Москве, желает убедиться в серьезности сил, стоящих за собеседником. Собеседники договорились, что подтвердить их должно появление в одной из двух ежедневных республиканских газет статьи на тему жилищной ипотеки, в которой обязательно должна быть фраза, содержащая слова „Кабинет министров“, „содействовать“ и „наболевший жилищный вопрос“. Дальше здесь про другое. А вот „Наше всё“ от 12 апреля, статья „Ответ на квартирный вопрос“, автор — Гаяз Замалетдинов, управляющий банком „Казкоминвест“. Последнее предложение: „Специалисты в области недвижимости уверены, что программа ипотечного кредитования строительства, принятая Кабинетом министров Республики Татарстан, будет содействовать скорейшему решению наболевшего кредитного вопроса“. Нормально, да? — спросил Придорогин, аккуратно укладывая листочки в папочку.

— Нормально, — выдавил из себя Володя, лихорадочно соображая, что делать: бесхитростно брать по приезде Летфуллина за кадык или работать всю газету по стандартному варианту.

— С газетами у них на мази, — продолжал тем временем Придорогин. — А как иначе! Орлы ведь все, монстры! Ходит какой-то козел, Куликов, понимаешь, представляется чекистом, хрень какую-то несет, а газетчики об этом соседям стучат. Скажи мне, дорогой товарищ капитан, кто такой Куликов?

Володе совсем поплохело. Куликов был последним дежурным псевдонимом оперативного прикрытия татарского КГБ. Евсютин, например, общался под этим псевдонимом с несколькими своими конфидентами, в том числе с Летфуллиным. Псевдоним действовал в течение нескольких последних лет и был отменен буквально неделю назад — потому что до руководства дошла информация о том, что «Петр Куликов» стал персонажем, знакомым слишком большому количеству людей, — а они имели обыкновение встречаться, при встречах разговаривать. В том числе и про общих знакомых.

Теперь сотрудник Петр Куликов числился уволенным из органов — так полагалось отвечать на все ненужные телефонные звонки. Правда, новый псевдоним пока не был утвержден. Так что резервное удостоверение, лежавшее у Володи в пиджаке, было выписано на Куликова — под этой фамилией он и билет покупал. Но говорить об этом Придорогину Евсютин не собирался — чтобы и в самом деле не нарваться на какой-нибудь страшный японский удар. Да, говорить, похоже, и смысла не было.

Придорогин лукаво посмотрел на казанца, несолидно хихикнул и неожиданно спросил:

— Ты про Уткина что думаешь?

Уткин был председателем республиканского КГБ.

— Только хорошее и только в нерабочее время, — осмелев, сказал Володя.

Президент на секунду замер, потом рассмеялся и одобрительно хлопнул Евсютина по плечу:

— Опять молодец.

Что-то часто меня сегодня хвалят. Не к добру, отметил Володя, с трудом сохранив равновесие.

— Олег Игоревич, простите старого дурака, но время поджимает, — неожиданно встрял Василий Ефимович.

— Да, спасибо, — бегло взглянув на правое запястье, сказал президент. — Мы уже заканчиваем. Значит, Володя, штука такая. У вас творится черт-те что. Ты это видишь изнутри, я — со стороны. Кому лучше, только патологоанатом скажет. Магдиев обурел, по ментам стреляет, оружие какое-то нашел, которого еще у армии нет. Если честно, мне это как бы надоело. Я даю татарским друзьям неделю. Дорога им жизнь и их чешские виллы — тогда они найдут способ выбраться из сраки, в какую себя и нас загнали. А если у них крюк совсем упал — тем хуже для них. На следующей неделе я ввожу в Татарии чрезвычайное положение.