Увеселяет утром взор

И золотит туманы гор.

На небо дым валит столбом!

Откуда он? Там, где шумит

Поток сердитый, над холмом,

Треща, большой огонь горит,

Пестреет частый лес кругом.

На волчьих кожах, без щитов,

Сидят недвижно у огня,

Молчанье мрачное храня,

Как тени грусти семь бойцов:

Шесть юношей - один старик.

Они славяне! - бранный клик

Своих дружин им не слыхать,

И долго, долго не видать

Им милых ближних... но они

Простились с озером родным,

Чтоб не промчалися их дни

Под самовластием чужим,

Чтоб не склоняться вечно в прах,

Чтоб тени предков, из земли

Восстав, с упреком на устах,

Тревожить сон их не пришли!..

О! если б только Чернобог

Удару мщения помог!..

Неравная была борьба...

И вот война! и вот судьба!..

180

"Зачем я меч свой вынимал,

И душу веселила кровь?

Один из юношей сказал.

Победы мы не встретим вновь,

И наши имена покрыть

Должно забвенье, может быть;

И несвершенный подвиг наш

Изгладится в умах людей:

Так недостроенный шалаш

Разносит буйный вихрь степей!"

"О! горе нам, - сказал другой,

Велик, ужасен гнев богов!

Но пусть и на главу врагов

Спадет он гибельной звездой,

Пусть в битве страх обымет их,

Пускай падут от стрел своих!"

Так говорили меж собой Изгнанники.

Вот встал один... С руками, сжатыми крестом,

И с бледным пасмурным челом

На мглу волнистую долин

Он посмотрел, и, наконец,

Так молвил старику боец:

"Подобно ласке женских рук,

Смягчает горе песни звук.

Так спой же, добрый Ингелот,

О чем-нибудь! о чем-нибудь

Ты спой, чтоб облегчилась грудь,

Которую тоска гнетет.

Пой для других! моя же месть

Их детской жалобы .сильней:

Что было, будет и что есть,

Все упадает перед ней!"

"Вадим! - старик ему в ответ,

Зачем не для тебя?.. иль нет!

Не надо! что ты вверил мне,

Уснет в сердечной глубине!

Другую песню я спою:

Садись и слушай песнь мою!"

181

И в белых кудрях старика

Играли крылья ветерка,

И вдохновенный взор блеснул,

И песня громко раздалась.

Прерывисто она неслась,

Как битвы отдаленный гул.

Поток, вблизи холма катясь,

Срывая мох с камней и пней,

Согласовал свой ропот с ней,

И даже призраки бойцов,

Склонясь из дымных облаков,

Внимали с высоты порой

Сей песни дикой и простой?

ПЕСНЬ ИИГЕЛОТД

Собралися люди мудрые

Вкруг постели Гостомысловой.

Смерть над ним летает коршуном!

Но махнувши слабою рукой,

Говорит он речь друзьям своим:

"Ах, вы люди новгородские!

Между вас змея-раздор шипит.

Призовите князя чуждого,

Чтоб владел он краем родины!"

Так сказал и умер Гостомысл.

Кривичи, славяне, весь и чудь

Шлют послов за море синее,

Чтобы звать князей варяжских стран.

"Край наш славен - но порядка нет!"

Говорят послы князьям чужим.

182

Рурик, Трувор и Синав клялись:

Не вести дружины за собой;

Но с зарей блеснуло множество

Острых копий, белых парусов

Сквозь синеющий туман морской!..

Обманулись вы, сыны славян!

Чей белеет стан под городом?

Завтра, завтра дерзостный варяг

Будет князем Новагорода,

Завтра будете рабами вы!..

Тридцать юношей сбираются,

Месть в душе, в глазах отчаянье.

Ночи мгла спустилась на холмы,

Полный месяц встал, и юноши

В спящий стан врагов являются!

На щиты склонясь, варяги спят,

Луч луны играет по кудрям.

Вот струею потекла их кровь,

Гибнет враг - но что за громкий звук?

Чье копье ударилось о щит?

И вскочили пробужденные,

Злоба в крике и движениях!

Долго защищались юноши.

Много пало... только шесть осталось..

Мир костям убитых в поле том!

Княжит Рурик в Новегороде,

В диких дебрях бродят юноши;

183

С ними есть один старик седой

Он поет о родине святой,

Он поет о милой вольности!

"Ужель мы только будем петь

Иль с безнадежием немым

На стыд отечества глядеть,

Друзья мои? - спросил Вадим.

Клянусь, великий Чернобог,

И в первый и в последний раз:

Не буду у варяжских ног.

Иль он, иль я: один из нас

Падет! в пример другим падет!..

Молва об нем из рода в род

Пускай передает рассказ;

Но до конца вражда!" - Сказал,

И на колена он упал,

И руки сжал, и поднял взор.

И страшно взгляд его блестел,

И темно-красный метеор

Из тучи в тучу пролетел!

И встали и пошли они

Пустынной узкою тропой.

Курился долго дым густой

На том холме, и долго пни

Трещали в медленном огне,

Маня беспечных пастухов,

Пугая кроликов и сов

И ласточек на вышине!..

Скользнув между вечерних туч,

На море лег кровавый луч;

И солнце пламенным щитом

Нисходит в свой подводный дом.

Одни варяжские струи, .

Поднявши головы свои,

Любуясь на его закат,

Теснятся, шепчут и шумят;

И серна на крутой скале,

184

Чернея в отдаленной мгле,

Как дух недвижима, глядит

Туда, где небосклон горит.

Сегодня с этих берегов

В ладью ступило семь бойцов:

Один старик, шесть молодых!

Вадим отважный был меж них.

И белый парус понесло

Порывом ветра, и весло

Ударилось о синий вал.

И в той ладье Вадим стоял

Между изгнанников-друзей,

Подобный призраку морей!

Что думал он, о чем грустил,

Он даже старцу не открыл.

В прощальном, мутном взоре том

Изобразилось то, о чем

Пересказать почти нельзя.

Так удалялася ладья,

Оставя пены белый след;

Все мрачен в ней стоял Вадим;

Воспоминаньем прежних лет,

Быть может, витязь был томим...

В какой далекий край они

Отправились, чего искать?

Кто может .это рассказать?

Их нет. Бегут толпою дни!..

На вышине скалы крутой

Растет порой цветок младой:

Ив сердце грозного бойца

Любви есть место.

До конца Он верен чувству одному,

Как верен слову своему.

Вадим любил. Кто не любил?

Кто, вечно следуя уму,

Врожденный голос заглушил?

Как моря вид, как вид степей,

Любовь дика в стране моей...

185

Прекрасна Леда, как звезда

На небе утреннем. Она

Свежа, как южная весна,

И, как пустынный цвет, горда.

Как песня юности, жива,

Как птица вольности, резва,

Как вспоминание детей,

Мила и грустию своей

Младая Леда. И Вадим Любил.

Но был ли он любим?..

Нет! равнодушный Леды взор

Презренья холод оковал:

Отвергнут витязь; но с тех пор

Он все любил, он все страдал.

До униженья, до мольбы

Он не хотел себя склонить;

Мог презирать удар судьбы

И мог об нем не говорить.

Желал он на другой предмет

Излить огонь страстей своих;

Но память, слезы многих лет!..

Кто устоит противу них?

И рана, легкая сперва,

Была все глубже день со днем,

И утешения слова

Встречал он с пасмурным челом.

Свобода, мщенье и любовь

Все вдруг в нем волновало кровь;

Старался часто Ингелот

Тревожить пыл его страстей

И полагал, что в них найдет

Он пользу родины своей.

Я не виню тебя, старик!

Ты славянин: суров и дик,

Но и под этой пеленой

Ты воспитал огонь святой!..

Когда на челноке Вадим

Помчался по волнам морским,