Вообще, отвлечение внимания куда-либо на посторонние предметы является существенным подспорьем в борьбе со страхом, хотя и не как мера, направленная против существа его (чувства бессилия), а только против идеи (отвлечение мыслей от причины страха). Так, в 1900 году генерал Анисимов (тогда полковник) при штурме Бейтана рекомендовал шедшему рядом с ним подполковнику "закурить", когда узнал из откровенного признания последнего, что он волнуется под сильным огнем. ...>:
В общем, чувство взаимной выручки, подвигая подчас на тяжелые и мучительные труды с забвением самого себя, даже на смерть за других, может оказать начальнику весьма энергичное содействие в борьбе со страхом и в принятии решения.
В числе эмоций мы не имеем, кажется, других, которые могли бы воздействовать на самое чувство страха по существу; но есть много таких, которые могут в значительной мере помочь бороться косвенно с ним или с его последствиями.
Самоуважение и гордость, заключая в себе постоянную мысль о наших достоинствах, "внушают чувство, как мотив к поведению. Создавши высокое мнение о себе в известных отношениях, мы воздерживаемся от того, чтобы унизить эту оценку посредством несоответственного поведения". Известно, например, что получение Георгиевского креста налагает обязательство быть храбрым. Поэтому чувства эти: а) сильно поддерживают в борьбе с чувством личного страха в бою, не давая ему по возможности ничем высказаться{66}; б) после первого одержанного успеха они заставляют нас напрягать все наши силы, чтобы в следующем деле вновь добиться успеха, поддерживая свою репутацию хорошего начальника и т.п.
В этом гордость близко соприкасается с любовью к одобрению. Одобрение, согласие с нами другого лица, не только поддерживает и укрепляет нас в наших мнениях и чувствах, но может еще и значительно усилить напряженность этих чувств. Вот почему так важно наличие полного согласия между начальником и его начальником штаба. Значение одобрения еще больше сказывается в случае восхваления нас над другими; здесь примешивается также чувство соревнования, которое, как мы видели, может играть весьма важную роль в числе положительных эмоций. Наконец, всякое одобрение усиливается в своих результатах, если оно исходит от любимого начальника. Значение одобрения на войне всегда было известно и практически применялось. Прибавлю только, что если захваливание может иметь отрицательные результаты, когда похвала за всякий ничтожный поступок набивает нравственную оскомину и начинает уже приниматься как своего рода недоверие к возможности совершить что-либо более серьезное, то отсутствие похвалы, когда она действительно заслуженна, тоже не может рекомендоваться; это действует как чувство обиды и может повести к нелюбви подчиненными своего начальника.
Другой вид одобрения - похвала общественного мнения, и желание заслужить ее может стать как бы бичом, понуждающим нас напрячь все силы к борьбе со страхом и к достижению успеха. Но этот вид одобрения имеет тот крупный недостаток, что при сильном опасении не заслужить его может превратиться, как уже замечено раньше, в сковывающее чувство бессилия.
Любовь к одобрению, представляя возвышенную форму самодовольства, может, однако, выродиться в тщеславие. Тем не менее и это чувство может быть использовано с успехом. Установление всюду спокон веков наград и всяких отличий служит тому наглядным доказательством. Замечу при этом, что только награждение за действительные заслуги, поддерживая ценность внешних знаков отличия, может сохранить за последними значение действительного побудителя; в противном же случае ордена постепенно приобретают характер котильонных и является погоня исключительно за этими украшениями, взамен стремления отличиться на самом деле. Большое спасибо в этом отношении Георгиевской думе за то, что она в минувшую войну круто поддерживала ценность белого крестика.
Другим отрицательный чувством, могущим иметь положительное значение, является страх, сравнительно в слабой форме{67}, к высшему начальнику, как следствие стремления избежать будущего страдания - кары за неисполнение законных требований. Воздействие при известной системе воспитания во всяком случае может быть весьма существенным, особенно влияя на мотивы, борющиеся с чувством самосохранения. Так, я видел под Мукденом, как генерал Ренненкампф жестоко распек офицера Генерального штаба, доложившего ему о необходимости незначительного отступления войск с участка позиции, где он находился, - и участок был удержан. Я видел, как тот же генерал отнял батальон, находившийся в горячем бою, у его командира за то, что тот отступил на несколько сот шагов, - и батальон этот более не отступал. Мера, правда, весьма решительная и требующая большой уверенности в себе; но именно эта-то уверенность и передавалась таким путем войскам и их частным начальникам, в то же время давая последним поддержку в виде спасительного страха к высшему начальнику.
То же значение поддержки имеет и обратное чувство - симпатия, уважение к начальнику. Стремясь, с одной стороны, доставить ему удовольствие, заслужить его одобрение, мы, с другой стороны, невольно, в силу основных свойств всякой симпатии, стараемся подражать ему. В результате же мы напрягаем наши способности и получаем новый мотив для решения - в подражании. Мысленно поставить на свое место этого начальника, решить за него вопрос и затем стараться поступать так же, как поступил бы он, - вот прием поддержки, которую мы находим в подражании; и прием весьма действенный, как пришлось мне самому испытать.
Во всяком случае, влияние высшего начальника становится весьма осязательным при умении его внушать свою волю или идею. Внушение "усиливает чувства и стремления, поднимая до необычайной степени активность народных масс"{68}. Без сомнения, "дисциплина и сознание долга создают из войск одно могучее колоссальное тело; но последнее, для того, чтобы проявить свою мощь, нуждается еще в одухотворяющей силе, и эта сила заключается во внушении той идеи, которая находит живой отклик в сердцах воюющих. Вот почему умение поддержать дух войск в решительную минуту составляет одну из величайших забот знаменитых полководцев. Этой же силой внушения объясняются геройские подвиги и самоотвержение войск под влиянием одного возбуждающего слова своего любимого военачальника, когда, казалось, не было уже никакой надежды на успех"{69}. ...>:
Заканчивая этот очерк, вместо сводки всего сказанного, я позволю себе бегло, вкратце набросать те теоретические требования, которые могут быть предъявлены психологиею к военной системе с точки зрения воспитания и содействия самовоспитанию воли.
Прежде всего система эта не должна ставить косвенных препятствий, отнимая время непроизводительным образом. Из таких препятствий как на главные можно указать на существование "войскового" хозяйства и обилие переписки в войсках и управлениях. При этом, если хозяйство почему-либо не может быть совершенно изъято из ведения войск, то оно не должно, по крайней мере, являться воспитателем безволия, сковывая всякую самостоятельность то сметами, то отчетами, то предельными ценами, то разрешениями свыше, взамен требования строго ответственной самостоятельности, могущей оказать крупную поддержку воспитанию воли.
Способ комплектования армии офицерами обусловливает состав той товарищеской среды, в которой подготавливается будущий начальник, с ее влиянием в смысле общественного мнения, формирования привычки и снабжения многими идеями как источниками решений; поэтому нужно, чтобы товарищи были действительно равны между собой по тому умственному и нравственному багажу, с которым они являются на формирование офицерской среды{70}; иначе дурное влияние менее культурных из них неизбежно скажется.
Воспитательное значение системы прохождения службы обусловливается применением принципа справедливости; нравственный закон должен быть руководителем законодателя так же, как долг - руководителем деятеля. Вспомнив, однако, что добром в военном деле является все то, что ведет к победе, добро это не всегда будет таковым по отношению к отдельным личностям, жертвуемым ради целого. Поэтому, относясь строго одинаково ко всем прочим, военная система необходимо должна выбрасывать лиц негодных и, наоборот, выдвигать тех, которые оказываются наиболее годными для занятия более высоких, т.е. более трудных и ответственных должностей.