Над ним издевались и буквально "куражились" всяких наименований комитеты. Имя его трепали на митингах. Его обезволили, сорвали погоны и, по меткому выражению генерала Деникина, "плюнули в душу".

А когда тому же трусливому шуту Керенскому понадобились козыри для рекламы, он под Калушем в 1917 году послал того же офицера на сознательный убой во имя "завоеваний революции".

Какая ирония!

И офицер пошел. Пошел, чтобы быть преданным своим же солдатом и никогда уже больше не вернуться...

История военного искусства имеет много примеров, когда во главе армий стояли великие полководцы. На протяжении многих столетий можно проследить, что армиями командовали посредственности, как французский генерал Шерер, бездарности, как австрийский генерал Макк, были авантюристы, как Валенштейн, были патриоты, были неудачники, но никогда ни одна армия не опускалась до того, чтобы во главе ее стоял шут или бандит. Пробел этот суждено было заполнить бедной Русской армии: в 1917 г. она получила и того, и другого в лице Керенского, а потом Крыленко...

Разве это не трагедия, которая ждет своего Шекспира?

Если русский офицер, брошенный всеми на распутье, по счастливой случайности избегал чрезвычайки, его встречала пьяная петлюровщина или махновщина.

На Днестре его расстреливал румынский пулемет, а в Польше стерегла проволока концентрационного лагеря. И даже в период успехов Добровольческой армии, куда он нес огонь своих желаний и лучшие движения души, в Таганроге, Ростове и проч., и проч. - его травили усердные не по разуму контрразведки и "неудачные копии" чрезвычаек, вроде особых реабилитационных и следственных комиссий и судов, которые изматывали душу и нервы, лишали Государем дарованных чинов и приговаривали к каторге.

В то время, когда в 1919 году при наступлении на Москву фронт Добровольческой армии таял, когда армия являла собой типичную мозаику среди океана земли, в тылу десятки тысяч офицеров без денег и белья месяцами ждали решения своей участи, ходили опозоренными и теряли веру и огонь, а их семьи голодали. Ко всему следует прибавить алчную и безответственную королеву тыла - спекуляцию, которая сторожила офицера и была его самым неотступным спутником всегда и везде. Правительство будто умышленно платило ему гроши, сознательно обрекая на нищету или толкая на мародерство, а спекуляция, этот неизменный союзник большевизма, росла и крепче стягивала узел.

Даже в период расцвета Добровольческой армии уже предчувствовалась какая-то жуткая атмосфера, которая зарождала в сердце офицера тревогу за ее судьбу. Тревога эта создавалась и тем, что старые полковники, опытные командиры частей назначались рядовыми в обидное подчинение вчерашним прапорщикам, может быть, даже и храбрым, но со странной военной психологией. Тревога, наконец, усиливалась и тем, что когда одни разжаловывались в рядовые, другие делали головокружительную карьеру, которой позавидовал бы Наполеон, и вокруг которой расцветали анекдоты.

Оптовое производство в генералы (и кто только не производил?), фабрикация полковников носили характер несерьезного бутафорского акта.

Они разрушали красоту авторитета долголетних опыта и знаний, породили какую-то хлестаковщину и в довершение всего создали самозванство. "Вундеркинд" вытеснял ветерана...

Кому это было нужно?

И как часто потом эти "стратегические мальчики" внезапно померкали: одни из них делались скандальной сказкой тыла, другие попадали под суд, а третьи просто изгонялись.

Чтобы исчерпать полностью хождение по мукам русского офицерства, следует остановиться еще на одном серьезном этапе. Российская, именуемая "бескровной" революция расколола русское офицерство на два враждебных лагеря. Одни оказались по тем или иным причинам с врагами человеческой культуры - большевиками. Потеряли ли они сердце, соблазнились ли они полуголодным пайком, озлобились ли, продались ли или просто смалодушничали - Господь им Судья! Другая часть офицерства создала белую армию. И вот вчерашние друзья, а иногда и братья, люди одного мышления, одного измерения, сегодня стали врагами не на жизнь, а на смерть... Началось какое-то самоистребление, которое ужаснет наших потомков...

И вот в таких сумерках протекло мучительных шесть лет. Русский офицер потерял Родину и стал изгнанником и пришельцем на чужбине. Перенеся все унижения, вплоть до вероломства и оскорбления союзников, выросших на его мученической крови, офицерство, которое никогда никому не изменяло, оказалось за бортом.

Разъединенное и разбросанное по всем материкам земного шара, придавленное и бесправное, растерявшее зачастую своих детей и зачастую же искалеченное, оно тем не менее не утратило красоты духа и не растеряло своих сил, которые приводят в изумление и друзей, и врагов.

Куда только не бросила судьба офицера!

В далекой знойной Аргентине и Бразилии, в рудниках Калифорнии и в Канаде, в Китае и джунглях Индии, на Филиппинских и изнурительных Зондских островах, в Абиссинии и даже в иностранном легионе Туниса и Мадагаскара везде слышится русская речь...

Казалось бы, все испытано и все исчерпано до дна, пройдены все этапы... Болгарские злодеяния, казалось бы, явились последней точкой в трагедии русского офицерства. А между тем она еще не изжита, ибо чувствуют враги, что еще не сломлена наша упругость, не смята еще наша воля.

И вот то культивируя и разжигая среди нас, людей единой веры, раскол, то сея рознь, то пугая или заманивая слабых чарующими обещаниями всяких организаций, репатриаций или просто провокаций - наши враги не останавливают своей работы по ослаблению или уничтожению командного состава той единственно русской армии, которая сохранила свою душу и которая одна только и опасна красному владычеству...

Но если сдают и уходят слабые, то сильные остаются, и не смутят их дух никакие обещания и угрозы. И мы имеем все данные, чтобы всем нашим врагам ответить словами одного патриотического стихотворения:

...Вы, которые попрали Престол, царивший триста лет, Над нами вы не одержали Своих решительных побед!

Как железо, пройдя через огонь, становится сталью, так и русский офицер из горнила бедствий вырастает в того великана, который понесет одним освобождение, другим - кару.

Там, в России, поруганы все святыни, повержены все идеалы. Но мы храним их в глубине души и бережно вынесем на родной простор...

А пока целы эти идеалы, цела еще и Россия...

А если мы умрем, то мы завещаем эти идеалы нашему юношеству, нашим детям, которые сохранят их непорочность.

Пусть идут годы, пусть торгующая Европа совершает свои сделки, пусть еще торжествует порок и беззаконие, - будет день - от четырех ветров слетятся русские витязи, они оживят свою Родину и покажут всему миру Правду, ибо есть только одна Правда и она - наша...

И тогда, может быть, будет многим стыдно: одним за то, что толкнули Россию в бездну и бросили ее в минуту скорби, другим за то, что допустили поругание над человеческой правдой и не подали руки миллионам умирающих детей, а третьим - за конвенции, конференции и прочие лукавые тенденции...

Но как бы ни были тяжки наши испытания, как бы ни была велика наша горечь пережитых обид, мы должны пройти еще через один самый трудный этап: это победить себя, победить в себе чувство гнева и чувство, может быть и справедливого, отмщения.

Только проникнутые великой жалостью, с крестом всепрощения, мы сможем поднять наш упавший и обманутый народ, и все забыв и все простив, будем опять чистыми руками строить нашей Родине славу на веки веков...

Над Европой со времени минувшей войны повисли тяжелые тучи, разрядить которые, может быть, придется мечу. И, может быть, никогда еще человек не был так близко к войне, как теперь. Где бы ни началась эта война, она неизбежно захлестнет и нас.

Если наша цель - освобождение Родины, то наша первая задача - это сохранение себя, сохранение своих сил, как бы ни была трудна жизнь. Вот почему теперь, как никогда, нам необходимы - всем русским людям, временно лишенным своей Родины, - спайка, единение и братство.