В общем, товарищи, стиль и методы товарища Ельцина, для которых характерны псевдореволюционная фраза, псевдорешительность, оказались несостоятельными. Как показала жизнь, его хватило лишь на произнесение призывов и лозунгов, а когда настало время подтверждать слова конкретными делами, проявились беспомощность, суетливость, панические настроения. Судя по всему, он почувствовал и снижение поддержки со стороны коммунистов Москвы.

Б.Н. Ельцин. Никаких умыслов я не имел...27

Я думаю, нет необходимости давать здесь себе оценку, поскольку мой поступок просто непредсказуем. Я и сегодня, и на Пленуме Центрального Комитета, и на Политбюро, и на бюро горкома, и на нынешнем пленуме много выслушал того, что я не выслушал за всю свою жизнь. Может быть, это и явилось в какой-то степени причиной того, что произошло.

Я только хочу здесь твердо заверить и сказать, Михаил Сергеевич, Вам, и членам Политбюро, и секретарям ЦК, здесь присутствующим, и членам горкома партии, всем тем, кто сегодня на пленуме горкома, первое: я честное партийное слово даю, конечно, никаких умыслов я не имел и политической направленности в моем выступлении не было.

Второе: я согласен сегодня с той критикой, которая была высказана. Наверное, т. Елисеев сказал правильно: если бы это было раньше, то было бы на пользу28.

Я должен сказать, что я верю, убежден по-партийному абсолютно твердо в генеральную линию партии и в решения XXVII съезда. Я абсолютно убежден в перестройке и в том, что как бы она трудно ни шла, она все равно победит. Другое дело, что она, и в этом иногда действительно у нас были разные нюансы ее оценок, она по разным регионам и даже по разным организациям идет по-разному. Но, конечно, я в перестройку верю, и здесь не может быть никаких сомнений. Я перед вами, коммунистами, проработавшими два года вместе в партийной организации, я заявляю абсолютно честно. И любой мой поступок, который будет противоречить этому моему заявлению, конечно, должен привести к исключению из партии.

В начале прошлого года я был рекомендован Политбюро и избран здесь на пленуме первым секретарем горкома партии, сформировалось бюро29. И надо сказать, бюро работало очень плодотворно. Сформировался исполком Моссовета, в основном я имею в виду председателя, его заместителей, которые, конечно, и это отмечали многие, стали заниматься конкретной работой. Но, начиная примерно с начала этого года, я стал замечать, что у меня получается плохо. Вы помните, мы на пленуме городского комитета партии говорили о том, что надо каждому руководителю, если у него не получается, всегда честно сказать, прийти и честно сказать в свой вышестоящий партийный орган, что у меня не получается. Но здесь, конечно, была тоже тактическая ошибка. Видимо, это было связано с перегрузкой и прочим. Но оно, действительно, стало получаться у меня, я не могу сказать про все бюро, стало получаться в работе хуже. Сегодня, пожалуй, наиболее четко это выразилось в том, что легче было давать обещания и разрабатывать комплексные программы, чем затем их реализовывать. Это, во-первых. И во-вторых, именно в этот период, то есть в последнее время, сработало одно из главных моих личных качеств - это амбиция, о чем сегодня говорили. Я пытался с ней бороться, но, к сожалению, безуспешно.

Главное сейчас для меня, как для коммуниста Московской организации, это, конечно, что же все-таки сделать, какое решение принять, чтобы меньше было ущерба для Московской организации. Конечно, ущерб он есть, и ущерб нанесен, и трудно будет новому первому секретарю городского комитета партии, бюро и городскому комитету партии сделать так, чтобы вот эту рану, которая нанесена, этот ущерб, который нанесен и не только Московской организации, чтобы залечить ее делом как можно быстрее.

Я не могу согласиться с тем, что я не люблю Москву. Сработали другие обстоятельства, но нет, я успел полюбить Москву и старался сделать все, чтобы те недостатки, которые были раньше, как-то устранить.

Мне было сегодня особенно тяжело слушать тех товарищей по партии, с которыми я работал два года, очень конкретную критику, и я бы сказал, что ничего опровергнуть из этого не могу.

И не потому, что надо бить себя в грудь, поскольку вы понимаете, что я потерял как коммунист политическое лицо руководителя. Я очень виновен перед Московской партийной организацией, очень виновен перед горкомом партии, перед вами, конечно, перед бюро, и, конечно, я очень виновен лично перед Михаилом Сергеевичем Горбачевым, авторитет которого так высок в нашей организации, в нашей стране и во всем мире.

И я, как коммунист, уверен, что Московская организация едина с Центральным Комитетом партии, и она очень Уверенно шла и пойдет за Центральным Комитетом партии.

М.С. Горбачев. Политически он оказался не на высоте30

(...) Сегодняшний пленум - еще один трудный, но поучительный урок. А трудные уроки усваиваются непросто и не всеми. Иной, послушаешь, горой за перестройку, и выводы сделает, и заверяет в преданности передовым идеям. Но когда слушаешь его, то чувствуешь такой застойный нафталин в заявлениях и заверениях, что невмоготу становится. Сегодня нам нужны дела, а не заверения, действия, а не обещания.

Нынешний урок не должен быть забыт. Это урок и для ЦК КПСС. Не буду сейчас оправдываться, подробно рассказывать, что предпринималось, чтобы не допустить ошибок в работе руководства горкома, которые мы сегодня обсуждали. Лично я переживаю за то, что произошло. Ведь у меня были беседы с Борисом Николаевичем Ельциным. Причем острые, откровенные, один на один.

Должен сказать, Борис Николаевич, помешали тебе амбиции твои, очень помешали. Накануне январского Пленума и на самом Пленуме ЦК мы тебя поправляли основательно. Накануне июньского Пленума опять был разговор.

Хочу поддержать товарищей, которые говорили о положительных сторонах в работе Б.Н. Ельцина. Но все-таки политически он оказался не на высоте, ему не по силам возглавлять такую парторганизацию, какой является Московская городская.

Когда на январском (1987 г.) Пленуме ЦК мы анализировали причины застоя, причины того, почему Политбюро и Секретариат ЦК на каком-то этапе в прошлом оказались неработоспособными и что нужно сделать, чтобы такого не повторилось, в своих выводах были едины. Нужно, чтобы везде была атмосфера подлинной партийности, критики и самокритики, коллегиальности. Никакого самодовольства. Товарищеское открытое партийное обсуждение - самая лучшая атмосфера, в которой только и могут формироваться плодотворные замыслы, проверяться правильность политики. Коллективность и коллегиальность огромная сила.

На октябрьском (1987 г.) Пленуме ЦК, когда все товарищи высказались и дали оценку выступлению товарища Ельцина как политически ошибочному, я спросил, есть ли другие предложения. Товарищ Затворницкий В. А., известный наш строитель, поднял руку и подошел к трибуне. Я не против, сказал он, решения ЦК. У меня вопрос к товарищу Ельцину. Как это вы, такой большой руководитель, думаете не о стране, не о партии, а заболели карьеризмом, сводите счеты, забыв о трудных делах, на которые мы поднялись. Разве это позволительно? Непозволительно!

Меня эти слова Владимира Андреевича Затворницкого прямо по сердцу полоснули.

Мы - партия рабочего класса, всего народа. Мы несем ответственность за каждое свое решение, за каждый практически шаг. Рабочий класс выстрадал перестройку, он горой стоит за перемены, за обновление, за нравственное оздоровление общества.

Нас недруги называют утопистами, предрекают, что мы провалимся. Говорят они это из-за страха перед нашей перестройкой. До январского Пленума они заявляли: это, мол, очередная кампания. Новая бригада управляющих страной пришла, старую критикует, счеты сводит, значит, дела не будет. Когда январский Пленум прошел, прошел июньский, они запаниковали. Теперь делается все, чтобы посеять сомнения у рабочего класса, неверие у трудящихся, скомпрометировать перестройку.

Пусть говорят! Злословить по нашему адресу - привычное дело для них.