– Это ты хорошо придумал, муженек, – сказала Элеонора, подходя к нему, чтобы вознаградить его поцелуем в лоб. Но, прикоснувшись губами к коже Роберта, Элеонора нахмурилась и резко выпрямилась. – Да ты весь горишь, – воскликнула она – Может, у тебя лихорадка? Ты заболел, Роберт? Ты выглядишь очень усталым.

– Я и чувствую себя усталым, – неохотно признал он, – и у меня болит голова. Похоже, я слишком много ездил сегодня верхом.

Но Элеонора положила ему руку на лоб и отрицательно покачала головой.

– Думаю, что тебе лучше не ходить сегодня со мной на прогулку, а лечь в постель и отдохнуть. Ты и правда весь пылаешь.

Роберт обнял жену за талию и заставил удержать руку там, где она была.

– Ах как приятно, – проговорил он, улыбаясь жене. – У тебя такая прохладная ладонь. Я почти уверен, что головная боль пройдет от одного твоего прикосновения.

– Как бы то ни было, а я думаю, что тебе лучше лечь в постель, а я приготовлю лекарство и принесу наверх.

Роберт сморщился.

– Знаю я твои лекарства, – сказал он Элеонора рассмеялась.

– Ну прямо как ребенок, – вздохнула она – Но как бы ты не морщился, а тебе все-таки придется его выпить, хотя бы для того, чтобы сделать мне приятное. Давай-давай, ты же знаешь, что сейчас, когда роды на носу, тебе надо выполнять все мои желания.

– Ну, разве только для того, чтобы сделать тебе приятное, – пробормотал Роберт, тяжело поднимаясь на ноги. В глубине души он был даже рад, что Элеонора укладывает его в постель. Роберт чувствовал себя гораздо хуже, чем говорил жене, и мечтал о том, как это будет приятно – отдохнуть под прохладными простынями, поглядывая на заботливо суетящихся вокруг женщин, – даже если придется выпить один из этих горьких травяных настоев Элеоноры.

Пажи помогли хозяину подняться наверх, раздели его и уложили в постель, а чуть позже появилась Элеонора с настойкой в буковом кубке.

– Что это? – подозрительно спросил Роберт, глядя на зеленоватую жидкость и вдыхая кисловатый запах снадобья.

– Не спрашивай, что это, – произнесла Элеонора. – Просто возьми и выпей.

Он сделал глоток и весь скривился.

– Не пробуй его на язык, как какая-нибудь жеманная девица, а осуши кубок залпом.

– Не раньше, чем ты мне скажешь, что это такое, – упрямо, почти по-детски заявил он.

Элеонора нетерпеливо вздохнула.

– Рута и розмарин от головной боли, белладонна от лихорадки и мандрагора, чтобы ты лучше спал.

– Ах вот как, – кивнул Роберт. Он никогда особенно не интересовался лекарственными травами – Элеонора и Джоб сами выращивали их в одном из уголков сада, истово ухаживая за заветными грядками, – хотя в последнее время у людей его круга вошло в моду много и подолгу рассуждать о медицине и лекарственных растениях и обмениваться рецептами всяких снадобий. Роберт одним глотком выпил настойку, и его опять передернуло, когда горечь обожгла ему язык.

– Прекрасно, – похвалила мужа Элеонора, забирая у него кубок. Она отдала его служанке, а та протянула ей чашку, над которой поднимался парок. – А теперь выпей кодл, чтобы отбить неприятный вкус.

– А, это уже лучше, – обрадовался Роберт, беря чашку в обе руки и принюхиваясь. – Только все-таки, что это такое?

– Молоко с медом, корицей, мускатным орехом и яичными белками, – быстро ответила Элеонора. – И после того, как ты это выпьешь, ложись и отдыхай. Хочешь, я тебе почитаю?

– Нет, нет, дорогая, тебе не следует утомляться, – покачал головой Роберт. – Со мной посидит мой паж. Я и сам чувствую, что мне надо немного поспать.

Через полчаса лекарство начало действовать, и Роберт задремал. Элеонора пощупала его лоб, который показался ей уже не таким горячим, как раньше, и решила, что причиной головной боли стало просто слишком долгое пребывание на солнце. Роберт спокойно проспал всю ночь, но на следующее утро, открыв глаза, Элеонора обнаружила, что он весь в поту и что его по-прежнему лихорадит. Сердце у неё упало.

– Я пошлю за лекарем, чтобы он осмотрел тебя! – воскликнула Элеонора.

– Нет, нет, дорогая, мне надо вставать. Слишком много дел накопилось, – заволновался Роберт.

Элеонора ласково, но решительно толкнула мужа назад на подушки.

– Здесь достаточно людей, чтобы присмотреть за поместьем. За это ты и платишь им деньги. А тебе надо лежать в постели и ждать врача. Ты же знаешь, мне нельзя волноваться!

Еще раз прибегнув к этому доводу, женщина заставила мужа подчиниться и смирно лежать в постели, но согласился он с большой неохотой. Покидая спальню, Элеонора столкнулась с Джобом, который, как хороший слуга, ждал свою госпожу за дверью.

– Хозяин заболел, мадам? – спросил он. Элеонора пожала плечами.

– Я не знаю, Джоб. Кажется, его немного лихорадит, и я взяла с него слово, что он будет лежать, пока не придет доктор. Должно быть, Роберт перегрелся на солнце... Как бы то ни было, отдых ему не повредит.

– Пошлите за врачом Оуэна, мадам, – предложил Джоб. – Оуэн хорошо соображает, и если доктора не окажется дома...

– Да, конечно, – согласилась Элеонора. Если доктора не будет дома, Оуэн обязательно разыщет его в городе, а не поступит как какой-нибудь глупый паж, который просто вернулся бы в поместье и заявил бы, что не смог найти врача. – Джоб, после того, как ты отправишь Оуэна в Йорк, думаю, тебе лучше подняться к хозяину и заверить его, что в имении все в порядке. Так Роберт будет меньше волноваться.

– Хорошо, госпожа, – сказал Джоб, улыбаясь при мысли об этой маленькой хитрости. – Я спрошу у Рейнольда, что сегодня надо сделать, и отдам все необходимые распоряжения.

– Отлично, – кивнула Элеонора и, с благодарностью взглянув на Джоба, на миг задержала руку на его плече. Потом женщина заторопилась по своим домашним делам.

Доктор Брэкенбери приехал как раз перед обедом на своей превосходной гнедой кобыле, которая была таким же непременным атрибутом его профессиональной экипировки, как и трость с золотым набалдашником. Пациенту сразу становится лучше, если он верит в своего врача, а это случается быстрее, когда доктор выглядит богатым и преуспевающим человеком. Черная мантия господина Брэкенбери была сшита из самой лучшей материи и оторочена дорогим мехом; на шее лекарь носил толстую золотую цепь, которой сам придавал чуть не мистическое значение. Поговаривали, что эту цепь доктору преподнес великий граф Уорвикский после того, как Брэкенбери вылечил его от малярии. Предполагалось, что и красавица гнедая тоже была подарком от некоего влиятельного лица, но доктор Брэкенбери по скромности предпочитал не распространяться на эту тему.

Доктор имел превосходную репутацию и богатых покровителей; он решительно отвергал все эти новомодные чудодейственные средства лечения, оставаясь ярым приверженцем старых добрых трав и амулетов, в силу которых искренне верил. В этом он был похож на Элеонору; отчасти из-за этого она и остановила свой выбор на нем – ибо всегда с сомнением смотрела на людей, не соглашавшихся с ней в тех вопросах, в которых, как ей казалось, она и сама разбирается совсем неплохо. К тому же он был славным человеком, умевшим ласково поговорить с больным, что было особенно важно, когда приходилось лечить кого-нибудь из занемогших слуг Элеоноры, которых охватывал панический ужас, стоило им столкнуться с каким-нибудь недугом.

Вот и в этот раз Брэкенбери добродушно болтал с Робертом, пока осматривал его: потрогал лоб, пощупал пульс, заглянул в рот и потом засопел, закрыв глаза, посасывая золотой набалдашник своей докторской трости и словно ожидая озарения свыше. Посидев так несколько минут, лекарь поднял веки, улыбнулся Роберту и распрощался с ним. Выйдя из спальни, врач обратился к Элеоноре, поджидавшей его у двери вместе с Энис и Джобом, присутствие которых придавало женщине храбрости.

– Небольшая лихорадка, как мне кажется, госпожа, – ласково проговорил доктор, все время кивая и улыбаясь, чтобы смягчить немного пугающий смысл своих слов. – Пока трудно понять, чем она вызвана. Это вполне может быть и болотная лихорадка – ему в последнее время не доводилось бывать в какой-нибудь болотистой местности?