– Пока я жив, вы его не получите! – свирепо вскричал Ральф.

Макторп хищно улыбнулся.

– Как забавно слушать вас! Нет, я не угрожаю – оставим угрозы детям. Вы знаете, что я могу сделать. Верный слуга в вашем доме будет докладывать мне обо всем, что вы собираетесь сделать, и рано или поздно я узнаю то, что захочу. Тогда в моих руках будет и замок Морлэндов, и вы, и ваша женщина, ваша жена, эта...

– Не смейте так говорить о ней! – терпение Ральфа лопнуло окончательно.

Внезапно маска исчезла с лица Макторпа, а из-под нее выглянул оскал дикого зверя.

– Слишком много чести называть ее женщиной! Она католичка, а все католики годятся только на пищу псам! Нет, даже для собак будет позором есть грязное мясо католиков!

Такова была беспричинная ненависть множества людей к католикам. Отец Макторпа был мясником, и Макторп был заражен предрассудками своего сословия. В то время как его склонность к пуританам была лишь поверхностной, ненависть к католицизму пропитывала его до мозга костей. Ральф упал на подушки, бледный и изможденный.

– Убирайтесь! – сказал он. – Убирайтесь отсюда и не смейте никогда больше появляться здесь!

На лице Макторпа вновь оказалась непроницаемая маска. В полном сознании собственной силы и правоты он изрек:

– Я ухожу, а когда вернусь, то стану хозяином этого дома.

– Прежде я убью вас.

– Да, вам придется сделать это, – усмехнулся Макторп, – ибо кроме смерти ничто не сможет удержать меня.

Он повернулся и вышел. Мгновение в комнате стояла тишина. Беспомощным жестом подозвав своего камердинера, Варнаву, Ральф наклонился с постели, борясь с тошнотой.

– Мы должны выяснить, кто он, – уже в который раз повторил Эдуард. Они с Ральфом находились одни в комнате. Обоим казалось ужасным подозревать собственных слуг, которые до сих пор заслуживали полного доверия. – Надо найти и выгнать его отсюда.

– Знаю, но как это сделать? – устало проговорил Ральф.

– Разве ты всем доверяешь? Ведь у тебя должны быть подозрения.

– Конечно, доверяю. Слуг, вызывающих подозрения, я уже давно бы выгнал из дома.

– Тогда это гиблое дело, – заключил Эдуард. – Ты слишком доверяешь людям.

– А как я могу не доверять им? – ответил Ральф, раздраженно отбрасывая волосы со лба. – Все слуги – мои давние друзья, я знаю их всю свою жизнь. Старшие слуги постоянно живут в нашем доме, младшие – дети местных крестьян. Никто из них не питает склонности к Макторпу. Не могу поверить, что в моем доме есть предатель... – внезапно в его голове промелькнула мысль. – Это неправда! Наверное, Макторп сказал это, только чтобы запугать и встревожить меня, заставить не доверять своим людям и таким образом вывести из игры.

Эдуард укоризненно посмотрел на него.

– И ты этому веришь?

– Нет, – признался Ральф и опустил глаза. – Все верно, он сказал правду – кто-то сообщил ему о нашей ночной поездке. Нет, он не врал, говоря, что одна из моих собак ест из его рук.

– Значит, мы должны найти ее. Кто выходил из дома? Кто мог рассказать обо всем Макторпу?

– Господи, да любой из слуг! Все приходящие работники, большинство домашних слуг время от время уходят из дома. Тем более что мы не знаем, когда все было рассказано Макторпу. Он не появлялся здесь четыре дня – значит, ему могли рассказать в любой из этих дней.

– Тоже верно, – подтвердил Эдуард и надолго замолчал. – Нет, это безнадежное дело, – наконец признал он. – Нам остается только наблюдать за всеми, кто ведет себя подозрительно.

– Не можем же мы следить за каждым слугой! – ответил Ральф. – Здесь их слишком много. Кроме того, некоторые из них вне подозрения: не могу поверить, что Клемент, или Клем, или Джейк, или Джек, или Артур, или Варнава...

– Или любой другой, – с усмешкой остановил его Эдуард. – Мы вернулись к тому, с чего начали, Ральф. Ты отказываешься верить тому, что кто-то из них – шпион. Как я уже сказал, надо последить за всеми, и вести себя как можно осторожнее.

– Интересно, – вдруг проговорил Ральф, – знает ли Макторп о том, что с нами была Аннунсиата…

– Он не упомянул про нее, – задумчиво ответил Эдуард. – А ведь если ему рассказал кто-то из слуг, он должен был знать.

– Если только этот слуга не счел нужным упоминать об этом. Будем надеяться. Я ни за что не хотел бы ввязывать ее в эти неприятности. Лучше бы Аннунсиата никогда не знала о существовании Макторпа... – он задумался, а потом просиял: – Нет, клянусь Девой Марией, она храбрая девчонка!

Эдуард отвел глаза.

– Она пристыдила меня, – признался он. – Я должен был сделать то, что пришлось делать ей, Ральф. А я испугался.

– Нет, – возразил Ральф, – ты правильно сделал, что не отпустил лошадей. Без них нам пришлось бы еще хуже, так что тебе нечего стыдиться.

– Я не думал о лошадях, я просто боялся, Ральф. Я видел эти мечущиеся копыта и испытывал настоящий страх. А Аннунсиата не струсила.

– Она просто думает быстрее нас, вот и все, – примирительно произнес Ральф. – Еще минута – и ты бы сам бросился мне на помощь, верно? Ты отдал бы ей поводья и спрыгнул в ров.

– Да, но...

– Значит, все в порядке – тебе не следует стыдиться, Эдуард. Мы таковы, какими сотворил нас Господь. Ну, ну, Нанкл, взбодрись! Никто не считает тебя трусом.

Давнее шутливое прозвище заставило Эдуарда улыбнуться, и они переменили разговор, хотя Ральф видел, что Эдуард не забыл о нем. Ральф решил впредь не упоминать при Эдуарде о том, как смело действовала Аннунсиата, или о том, что она спасла ему жизнь, так как Ральф любил Эдуарда и ни за что не хотел причинять ему боль. Однако Ральф не забыл свой долг перед Аннунсиатой и решил в знак признательности сделать ей подарок – оставалось только выбрать, какой именно.

Аннунсиата почти полностью отвергла слова Эллин о том, кто был ее отцом. Время от времени она изучающе поглядывала на Кита и удивлялась, как много между ними фамильного сходства. Оба были стройными и темноволосыми, и Аннунсиата испытывала к Киту самые родственные чувства. И все-таки она не верила Эллин. Сходство между ними было не слишком заметным, а сестринские чувства Аннунсиата объясняла тем, что выросшие вместе с самого рождения дети не могут не любить друг друга.

Аннунсиата очень мало знала о своей матери – Руфь была скрытной, редко говорила с дочерью и никогда не распространялась о собственных чувствах.

Девушка удивлялась, как мать решилась на такой шаг. Как такое могло случиться? Неужели она втайне любила человека, несмотря на непреодолимое препятствие? Аннунсиата пришла к выводу, что Руфь просто-напросто был нужен ребенок. Но если ей хотелось иметь ребенка, которому она могла бы оставить наследство, не желая при этом связывать себя брачными узами и разделять власть с мужчиной, разве не могла Руфь выбрать мужчину и забеременеть от него точно так же, как могла подобрать любимой кобыле хорошего жеребца, чтобы получить от них здоровое потомство?

Эта мысль вызвала у Аннунсиаты неприятные чувства. Значит, ее мать все холодно рассчитала, чтобы на свет появилась Аннунсиата? Внезапно обратив все в шутку, она подумала, что если бы мать поступила именно так, она по крайней мере выбрала бы лучшего мужчину в графстве. А может, в ее жилах течет королевская кровь – потому Эллин так гордится ею!

Вошедшая Эллин обнаружила, что Аннунсиата сидит, подперев рукой подбородок и улыбаясь своим мечтам.

– Да что это с вами, мисс, – вы мечтаете, как язычница? Вставайте, пора собираться. Мы уезжаем – завтра утром мы должны быть в замке Морлэндов. Вы уже помолились?

– Конечно, Эллин, – спокойно ответила Аннунсиата, поднимаясь на ноги.

– Что-то мне не верится, – прищурилась Эллин. – И успели почитать молитвенник?

– Да, Эллин.

– И о чем же вы читали? – невзначай поинтересовалась Эллин. Аннунсиата ответила ей обезоруживающей улыбкой.

– О терпении, – ответила она, чувствуя, что ей не удалось рассеять подозрения няни.