Ангажированный социолог пытается не применять свои политические убеждения как регуляторы профессиональной деятельности. Различие "истина/не-истина" не должно стать политическим вопросом - вот к чему он стремится. Вместе с тем, ангажированный социолог осознает, что его наука не способна производить "окончательные результаты", поскольку во многих сферах социального мира невозможно достичь консенсуса по поводу "образа желаемого результата", и полярные концепции могут различаться не столько своим когнитивным статусом, сколько объективированными в них интересами (ср. [97]).

Различие наивной и ангажированной социологии, выявляя два подхода к доксе, - в одном случае она имплицитно принята, в другом эксплицитно внеположена, - имеет принципиальное значение для понимания сути "политического участия" социолога. Наивный социолог стремится поучать и руководить (вспомним "социологию перестройки" и сменившую ее "социологию перехода к рынку"), определяет себя и политического агента через взаимную рефлективную подмену - социолог как политик, а политик как социолог,- и поэтому его научный текст имплицитно содержит в себе фигуру чтения и понимания, свойственную автобиографии [98]; ангажированный социолог лишь предоставляет в распоряжение агентов неизбежно ограниченные и исторически условные объяснения социального мира. Наивный социолог пишет непосредственно, ангажированный - опосредствует свои тексты предвосхищением их рецепции. Наивный социолог стремится непосредственно - через политические институты или "элиту" - влиять на "реальную политику", причем hic et nunc, а импульсы, исходящие от ангажированного социолога, действуют лишь через письмо, причем это действие отложено: он пишет для будущего.

Энкратический - в терминологии Р. Барта - язык наивной социологии "...нечеток, расплывчат, выглядит как "природный"...; это язык массовой культуры (большой прессы, радио, телевидения)..." [99]. Напротив того, акратический язык ангажированной социологии "...резко обособлен, отделен от доксы (то есть парадоксален); присущая ему энергия разрыва порождена его систематичностью..." [там же].

Социология не может реализоваться как поиск и истолкование смысла доксических истин. Поэтому ангажированная социологическая теория не только социализирует доксу в качестве своего необходимого условия, но и разрывает с нею, пытаясь объяснить ее, установить границы, вычленить и адекватно отрефлектировать "политическое бессознательное", содержащееся в здравом смысле. Ангажированная социология объясняет и критикует доксу, а наивная определяет и утверждает, воспроизводит ее.

(((

Социальная действительность выступает условием и конечной целью социологии. Поэтому социолог занимается всеми конкретно-историческими социальными вопросами, которые могут в том или ином смысле, прямо или косвенно, иметь своим следствием изменение социального мира. По этим вопросам он занимает позицию внутри самой социологии. Но эта внутринаучная позиция объективно коннотирует с какой-либо из актуально существующих политических позиций. Социологическая теория политически ответственна, все понятия и утверждения в ней обозначают определенную позицию, причем не только по отношению к другим социологическим теориям, но и по отношению к социальной действительности, полю политики и государству (ср. [100]). Однако коннотация социологической и политической позиций не обязывает его к политической и общественной деятельности или участию в партийном строительстве. Политическое участие социолога составляет политическую проблему, разрешаемую по-разному в зависимости от научной позиции. Политическому выбору социолога предшествует социологический выбор.

Присутствие легитимирует притязания социологии на эпистемологическую и нормативную общезначимость. Отказ от субстанциального характера присутствия приводит к невозможности обоснования социологического познания с помощью трансцендентальных сущностей. Претензии социологической концепции на общезначимость неизбежно выступают как властные и могут быть подтверждены в символической борьбе не в силу метафизической фундированности очевидным присутствием или непосредственной достоверностью концепции, а в силу ее социального превосходства. Социологическая теория завоевывает право на существования благодаря гомологии между научной позицией и доминирующей социальной позицией. Подобно тому, как любая критика метафизических оснований социальной теории сама метафизически нагружена, любая критика социальной ангажированности социологической теории как таковой является, в свою очередь, социально ангажированной. Поэтому мы не уповаем на то, что настоящая социология еще впереди, что завтра она состоится в полной мере. Это также несбыточно, как и социология вне социальной действительности. Мы не пытаемся воплотиться во что-то большее, нежели мы сами, но желали бы открыть для всех социологов возможность стать теми, кем они в действительности являются - социологами и/или политиками - по выбору.

глава 9

О СОЦИАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ

Всякое человеческое знание - начиная с повседневного знания, лежащего в основе нашей практической жизни, и кончая высшими достижениями и самыми углубленными открытиями науки и философии - отвечает на вопрос: что подлинно есть? каково содержание реальности?

С.Л. Франк. Реальность и человек. Метафизика человеческого бытия

Перед социологией все еще стоит вопрос о природе социальной реальности. До сих пор мы имеем на него два противоположных "идеальнотипичных" ответа: ответ объективизма и ответ субъективизма. Их полярность и обусловливает радикальность вопроса.

Социальная действительность, безусловно "богаче всяких схем", поэтому чтобы адекватно "отобразить" ее, возможно и даже необходимо использовать альтернативные системы описания, например, структурализм и конструктивизм. Социологически насыщенно этот эпистемологический принцип дополнительности [101, с. 215] разворачивается в концепции "конструктивистского структурализма" П. Бурдье.

Ее ядро - принцип двойного структурирования социальной действительности П. Бурдье излагает следующим образом:

"С одной стороны, объективные структуры, которые конструирует социолог в рамках объективизма, отстраняясь от субъективных представлений агентов, лежат в основе субъективных представлений и содержат структурные принуждения, влияющие на взаимодействия; но, с другой стороны, эти представления должны быть усвоены, если хотят, чтобы с ними считались, в частности, в индивидуальной или коллективной повседневной борьбе, нацеленной на трансформацию или сохранение объективных структур" [102, с. 184-185.].

Для того чтобы снять противоречие "структуры - практические схемы105", П. Бурдье предлагает отказаться от субстантивизма в понимании социальной реальности и идентифицировать ее не с сущностями, якобы данными в обыденном опыте агентов, а с умопостигаемыми, но от этого не становящимися менее реальными "социальными отношениями". Проявлением социальных отношений выступают соотносительные позиции:

""Социальная реальность", о которой говорил Дюркгейм, есть ансамбль невидимых связей, тех самых, что формируют пространство позиций, внешних по отношению друг к другу, определенных одни через другие, по их близости, соседству или дистанции между ними, а также по относительной позиции: сверху, снизу или между, посередине" [102, с. 185.].

В конструктивистском структурализме задействована реляционная модель социальной действительности, артикулирующая, что все существующее в социальном мире - это субъект-объектные отношения: не интеракции между aкторами или интерсубъективные отношения, но "независящие от воли и сознания индивида" социальные отношения. Социальная действительность, согласно П. Бурдье, представляет собой пространство объективированных различий, связанных с распределением между агентами различных капиталов опредмеченных социальных отношений. Устойчивые сочетания капиталов оформляются в позиции социального пространства, через которые как раз и возможно исследовать социальные отношения: