- Видела, видела, есть у нас такая, давай дальше, - Нина разлила по стаканам водку.

- Ну и все, - рассмеялся Марданов. - Стекло в осколки, и полнейшая темнота, хоть глаз выколи, а ребята только начали пить. Чуть не убили меня. Сапогами. Я лежу в углу пьяный, а они в меня сапогами своими. Сто человек.

- Это от ста пятидесяти граммов-то?

- От ста пятидесяти, - радостно согласился Марданов, - они только начали, а я уже пьяный, но ведь никто не знает, первый курс еще, думали, нарочно, а стекла больше нет, вот и давай сапогами кидать. Сто человек, чуть не убили.

- Тогда ты больше не пей.

- Еще по рюмке можно, моя норма сто пятьдесят.

- В этих стаканах сто. Попозже еще полстаканчика выльешь, а пока ешь.

Нина отобрала у Марданова стакан и наложила ему полную тарелку еды. И так как аппетит у него открылся необыкновенный, то, пока она опрокидывала второй стаканчик, он старательно ел, не отводя глаз от тарелки, и думал о том, что опять болтает то, чего никогда не стали бы говорить ни Керимов, ни Рахманбеков, ни любой другой мало-мальски смышленый человек. Вместо того, чтобы повернуть беседу на их с Ниной взаимоотношения, он только и делает, что выставляет себя в невыгодном свете.

- Ну, как самочувствие? - спросила Нина.

- Отличное, - встрепенулся Марданов. - Я вот все думаю над вашими словами, которые вы сказали, когда пригласили меня сюда. Могу ли я считать, что вы имели в виду при этом на всю ночь или только поужинать?

- Это от твоего поведения зависит, - рассмеялась Нина. - Будешь дурака валять - выгоню.

Марданову не было ясно, что имеет в виду Нина, но тоя, которым она их произнесла, ему понравился.

- Вы прекрасный человек, Нина, - сказал он. - Таких людей очень мало, я вам совершенно искренне говорю, такие люди постепенно вымирают, как мамонты, их будет все меньше и меньше, останутся, конечно, какие-нибудь жалкие слоны, но таких мамонтов, как вы, уже не будет. Уж поверьте мне, мне незачем кривить душой, вы мне самый близкий человек, у меня никого нет. Вы редкой душевной красоты человек. Я хочу выпить за вас.

- Только душевной? - усмехнулась Нина.

- Вы самая красивая женщина из всех, кого я знал, - Марданов вдруг вспомнил другую свою вчерашнюю знакомую и поправился. - Кроме одной.

Марданов рассказал о первом из вчерашних своих приключений, а Нина, по мере того как он это делал, смеялась и заставляла его есть, чтобы он не опьянел. Заботы эти были так приятны Марданову, что, вспоминая о другой своей вчерашней знакомой и ощущая вдруг, что любит ее, Марданов в то же время твердо знал, что будущая жена его должна быть такой же, как Нина сейчас, - заботливой и мудрой, иначе и смысла нет жениться, попадешь в кабалу, и никакой радости. Да, это очень ответственный шаг - женитьба, и он как человек мыслящий должен суметь сделать правильный выбор: первая его вчерашняя знакомая, например, дьявольски красива, но кто может поручиться, что она хороший человек, такой же хороший, как Нина; вот если бы их объединить - молодость и внешность той а все остальное от Нины, тогда бы у него была идеальная жена...

Эта идея о совмещении двух человек в одном напомнила Марданову легенду, которую Рахманбеков рассказывал своим невестам, прежде чем на них жениться, и он решил рассказать ее Нине.

- Нина, - начал Марданов, - когда-то очень давно люди были едины во плоти. Много лет спустя обстоятельства сложились так, что человеку пришлось разделиться на две половинки, и их разбросало по всему свету. Это было давно, но с тех пор,, не зная покоя, ищет одна половина человека другую, чтобы вновь соединиться с нею. Иногда им везет, но часто соединяются половинки разных людей, и тогда они снова расходятся, чтобы продолжить свой долгий поиск...

- Ты к чему это? - спросила Нина, когда он кончил.

- Да так, - многозначительно сказал Марданов.

- Ты азербайджанец или армянин? - спросила Нина.

- Азербайджанец.

- А я знала одного азербайджанца. Кемалом его звали. Я в Туле тогда работала, а он там тренером был по борьбе. Ох, и шпанистый же был. Высокий, красивый, чуть что не по его - как врежет! Но я никогда не плакала, сколько бы ни бил. На танцах однажды в санатории железнодорожников - уже целый год мы с ним ходили - прицепился ко мне инженер один, приглашает и приглашает. Кемалка злится, а на меня дурь напала - иду и иду. Так он меня вывел и как даст по носу, кровь во все стороны, а я молчу, не плачу. Он еще раз - я молчу, хоть бы хны, вся в крови, а молчу. Упрямая была - страшно. - Нина счастливо улыбнулась и разлила остаток водки по донышкам стаканов. - Ну, ладно, выпьем за хороших людей, за годы наши молодые...

- А меня никто не любил, - пожаловался Марданов. - Только сумасшедшая одна любила, дочь скульптора, соседа по двору. Мне лет двадцать было, все с девушками ходят, а меня сумасшедшая только любит. Как приду к ним, она бросается ко мне при всех и начинает шептать: "Алтай, Алтай" - и гладитг руку или плечо. А я злился очень, ух, как злился, и гнал ее к черту.

- Выпьем, ты тоже выпей свои полстакана, тут даже меньше, не повредит.

Они взялись за стаканы.

- Раньше я плевал на все это, - продолжал Марданов. - К черту, думал, это, обойдусь, проживу как-нибудь, главное - наука. Всю жизнь так думал. А оказывается, - нет, у нее еще спросить нужно, так ли я ей необходим с этим самопожертвованием... Она ведь тоже очень разборчива, о-о-ч-чень... Ей Бутковские нужны, раз-два, и готово, а я три года сидел, голову ломал...

- Плюнь ты на это, все образуется. Сегодня он, а завтра ты...

- Нет, ты подожди... ведь жизнь-то проходит...

- Да молодой ты еще, у тебя все впереди, чего ты себя хоронишь. - Нина погладила ему голову. - Если б я такая образованная была, у меня и забот-то не было бы... Ты не пей больше, хватит тебе...

Нина опять взялась за свой стакан, но выпить не успела, потому что в наружную дверь позвонили.

- Три, - сосчитала звонки Нина. - К нам. И кого черт несет в такое время?

Она тяжело поднялась и пошла в коридор. Марданов пересел на диван и откинулся на спинку. "Значит, по носу", - думал он, пытаясь определить в то же время, на самом ли деле качается абажур или это ему кажется. Чуть что не по его - р-р-раз по носу! Вот что значит уметь находить общий язык с женщиной! Вот он ведет сейчас какие-то разговоры, расчувствовался, делится с ней, а вместо этого, оказывается, надо по носу, и тогда все будет в порядке, будет тебе почет и уважение на всю жизнь. И уж если не по носу, то что-то другое сделать обязательно надо - обнять, поцеловать что ли, ну, как это обычно делается, иначе она его совсем дураком посчитает, или, как они это говорят, фраером, да и все другие будут такого же мнения, если узнают, и он сам тоже... И не беда, что он на ней не женится, совсем это не обязательно - жениться в таких случаях. Он будет часто приезжать в Москву, они будут видеться, летом ездить куда-нибудь вместе, если она захочет, конечно, навязываться он никому не собирается. Все должно быть по обоюдному согласию...

- Ну, что ты разлегся? - прервала Нина его раздумья. - Садись к столу.

- Кто это был?

- Садись, садись, не обращай внимания.

Марданов вернулся на свое место за столом. Нина была занята какими-то своими мыслями, да и Марданову было над чем задуматься.

На что это он не должен обращать внимания, думал он, разве кто-то посягает на их покой? И кто этот КТО-ТО, кому не нравится, что он, Марданов, первый вечер в своей жизни проводит по-человечески, почему от него это скрывают? Неужели здесь готовится предательство? Если нет, то почему она молчит, почему не скажет; так, мол, и так, приехал Кемалка или какой-нибудь другой тренер по борьбе и хочет предъявить претензии по поводу того, что некто Марданов позволил себе зажить, как все люди, побеседовать с женщиной, выпить свои сто пятьдесят граммов, ну, в общем, позволил себе кое-что из того, что все они проделывают ежедневно. А если никого за дверью нет, а просто его дурачат с тем, чтобы выставить на улицу (так ведь тоже бывает иногда, и даже часто, с теми, кого не принимают всерьез, им морочат голову, чтобы повеселиться за их счет, его предупреждали и о таких штучках, "провернуть динамо" это называется), так вот, если его хотят выставить на улицу из-за того, что ужин кончился и пришла пора спать, то он предпочитает, чтобы ему сразу об этом сказали, без фокусов разных, электрических.