Видно, сардельки, которые я ел сегодня, были не очень хороши

потому что живот мой болел все сильнее. А, может быть, это пото

му, что я ел их сырыми? А, может быть, боль в животе была и чис

то нервной.

Я сижу и курю. И минуты бегут за минутами.

Весеннее солнце светит в окно, и я жмурюсь от его лучей. Вот

оно прячется за трубу противостоящего дома, и тень от трубы бе

жит по крыше: перелетает улицу и ложится мне на лицо. Я вспоми

наю, как вчера в это же время я сидел и писал повесть. Вот она:

клетчатая бумага и на ней надпись, сделанная мелким почерком:

"Чудотворец был высокого роста."

Я посмотрел в окно. По улице шел инвалид на механической ноге

и громко стучал своей ногой и палкой. Двое рабочих и с ними ста

руха, держась за бока, хохотали над смешной походкой инвалида.

Я встал. Пора! Пора в путь! Пора отвозить старуху на болото!

Мне нужно еще занять деньги у машиниста.

Я вышел в коридор и пошел к его двери.

- Матвей Филиппович, вы дома? - спросил я.

- Дома, - отозвался машинист.

- Тогда, извините, Матвей Филиппович, вы не богаты деньгами?

Я послезавтра получу. Не могли бы вы одолжить мне тридцать руб

лей?

- Мог бы, - сказал машинист. И я слышал, как он звякал клю

чами, отпирая какой-то ящик. Потом он открыл дверь и протянул

мне новую красную тридцатирублевку.

- Большое спасибо, Матвей Филиппович, - сказал я.

- Не стоит, не стоит, - сказал машинист.

Я сунул деньги в карман и вернулся в свою комнату. Чемодан

спокойно стоял на прежнем месте.

- Ну теперь в путь, без промедления, - сказал я сам себе.

Я взял чемодан и вышел из комнаты. Марья Васильевна увидела

меня с чемоданом и крикнула: - Куда вы?

- К тетке, - сказал я.

- Шкоро приедете? - спросила Марья Васильевна.

- Да,- сказал я. - Мне нужно только отвезти к тетке кое

какое белье. А приеду, может быть, и сегодня.

Я вышел на улицу. До трамвая я дошел благополучно, неся чемо

дан то в правой, то в левой руке.

В трамвай я влез с передней площадки прицепного вагона и стал

махать кондукторше, чтобы она пришла получить за багаж и билет.

(Я не хотел передавать единственную тридцатирублевку через весь

вагон и не решался оставить чемодан и сам пройти к кондукторше.)

Кондукторша пришла ко мне на площадку и заявила, что у нее нет

сдачи. На первой же остановке мне пришлось слезть.

Я стоял злой и ждал следующего трамвая. У меня болел живот и

слегка дрожали ноги.

И вдруг я увидел мою милую дамочку: она переходила улицу и не

смотрела в мою сторону.

Я схватил чемодан и кинулся за ней. Я не знал как ее зовут, и

не мог ее окликнуть. Чемодан страшно мешал мне: я держал его пе

ред собой двумя руками и подталкивал его коленями и животом. Ми

лая дамочка шла довольно быстро, и я чувствовал, что мне ее не

догнать. Я был весь мокрый от пота и выбивался из сил. Милая да

мочка повернула в переулок. Когда я добрался до угла - ее нигде

не было.

- Проклятая старуха! - прошипел я, бросая чемодан на землю.

Рукава моей куртки насквозь промокли от пота и липли к рукам.

Я сел на чемодан и, вынув носовой платок, вытер им шею и лицо.

Двое мальчишек остановились передо мной и стали меня рассматри

вать. Я сделал спокойное лицо и пристально смотрел на ближайшую

подворотню, как бы поджидая кого-то. Мальчишки шептались и пока

зывали на меня пальцами. Дикая злоба душила меня. Ах, напустить

бы на них столбняк!

И вот из-за этих паршивых мальчишек я встаю, поднимаю чемо

дан, подхожу к подворотне и заглядываю туда. Я делаю удивленное

лицо, достаю часы и пожимаю плечами. Мальчишки издали наблюдают

за мной. Я еще раз пожимаю плечами и заглядываю в подворотню.

- Странно, - говорю я вслух, беру чемодан и тащу его к трам

вайной остановке.

На вокзал я приехал без пяти минут семь. Я беру обратный би

лет до Лисьего Носа и сажусь в поезд.

В вагоне, кроме меня, еще двое: один, как видно, рабочий, он

устал и, надвинув кепку на глаза, спит. Другой, еще молодой па

рень, одет деревенским франтом: под пиджаком у него розовая ко

соворотка, а из-под кепки торчит курчавый клок. Он курит папи

роску, всунутую в ярко-зеленый мундштук из пластмассы.

Я ставлю чемодан между скамейками и сажусь. В животе у меня

такие рези, что я сжимаю кулаки, чтобы не застонать от боли.

- 44

IV

М А Л Е Н Ь К И Е П Ь Е С Ы

- 47

ДЕВИЦА.

Подруги! Где вы?! Где вы?!

Пришли четыре девы,

сказали:"Ты звала?"

ДЕВИЦА (в с т о р о н у).

Я зла!

ЧЕТЫРЕ ДЕВИЦЫ НА ПОДОКОННИКЕ.

Ты не хочешь нас, Елена.

Мы уйдем. Прощай, сестра!

Как смешно твое колено,

ножка белая востра.

Мы стоим, твои подруги,

места нету нам прилечь.

Ты взойди на холмик круглый,

скинь рубашку с голых плеч.

Ты взойди на холмик круглый,

скинь рубашку с голых плеч.

ЧЕТЫРЕ ДЕВИЦЫ, СОЙДЯ С ПОДОКОННИКА.

Наши руки поднимались,

наши головы текли.

Юбки серенькие бились

на просторном сквозняке.

ХОР. Эй вы, там не простудитесь

на просторном сквозняке!

ЧЕТЫРЕ ДЕВИЦЫ, ГЛЯДЯ В МИКРОСКОП.

Мы глядели друг за другом

в нехороший микроскоп.

Что там было, мы не скажем:

мы теперь без языка.

Только было там крылечко,

вился холмик золотой.

Над холмом бежала речка

и девица за водой.

Говорил тогда полковник,

глядя вслед и горячо:

"Ты взойди на этот холмик,

обнажи свое плечо."

ЧЕТЫРЕ ДЕВИЦЫ, ИСЧЕЗНУВ И ЗАМОЛЧАВ.

ПОЧ - ЧЕМ - МУ!?

В с ё

18 февраля 1927 г.

Петербург.

- 49

лодка созданная человеком

дом на площади моего пана

не улететь мне совсем навеки

цветы кидая с аэроплана

как же я в тигровой шкуре

позабытый всем огулом

удержу моря и бури

открывая ход акулам

о прибрежные колени

ударяет вал морской

сквозь волну бегут олени

очи полные тоской

небо рухнет - море встанет

воды взвоют - рыба канет

лодка - первое дитя

нож кремневый; он свидетель

зверем над водой летя

посреди воздушных петель

надо мной сверкает клином

обрывает веточки малинам.

Чем же буду я питаться

на скале среди воды?

Чем кормить я буду братца?

Что Ку есть будешь ты?

КУ. Похлебка сваренная из бобов

недостойна пищи Богов

и меня отшельника Ламмед - Вов

люди, птицы, мухи, лето, сливы

совершенно меня не пленяют

красные плоды

яблоки и сады

звери жмутся они трусливы

лапы точат на все лады

козы пестрые - они пугливы

реки, стройные пруды

морские пучины, озера, заливы

родник пускает воды струю

около я с графином стою

буду пить эту воду на земле и в раю.

ТАРФИК. Ку ты выше чем средний дуб

чем я который суть глуп

на скале живу орлом

хожу в небо напролом

все театр для меня

а театр как земля

чтобы люди там ходили

настоящими ногами

пели, дули, говорили,

представляли перед нами

девы с косами до пупа

выли песни, а скопцы

вяло, кисло, скучно, тупо

девок ловят за концы