Чарли показался ей таким подавленным, каким она еще никогда его не видела. «Неужели это откровения прошлой ночи так мучают его? И вообще, верю ли я по-настоящему, что Чарли способен на те преступления, в которых его обвиняет рейнджер? Имеет ли значение для моей миссии, виновен он или не виновен?»

Задумавшись, Анжелина оступилась, и Чарли протянул руку, чтобы поддержать ее. Она поблагодарила его рассеянной улыбкой, ибо была занята поисками истины.

Она видела свое предназначение в том, чтобы спасти Чарли от него самого. То обстоятельство, что он убил Клэр или же не убивал ее, не могло отразиться на ее соображениях. Если только Чарли действительно убил Клэр, он тем более нуждается в спасении. Анжелина не верила, что он когда-нибудь сможет нанести ей вред или даже причинить боль. Но даже если и так, то оставит ли она, несмотря на это, выполнение своей миссии?

«Нет!»

Этот ответ был ей так же ясен, как яркий солнечный свет, немилосердно лившийся на ее непокрытую голову.

Они поднялись на верхушку холма, и Анжелина отошла от Чарли, направившись проведать пациента. Увидев ее, рейнджер улыбнулся и она ответила ему улыбкой. Он разместился на наскоро сооруженной волокуше, привязанной к лошади Анжелины. Поперек его ног лежало одеяло, прикрывая распухшую больную ногу, на которую еще нельзя было натянуть даже разрезанную по шву штанину.

– Я хочу еще раз взглянуть на вашу ногу, мистер Уинстон, прежде чем мы тронемся в путь. Если, по вашему мнению, мы будем двигаться слишком быстро, вы обязательно дайте нам знать. – Анжелина отбросила одеяло, открыв длинное мускулистое бедро, и оттянула полоску своей нижней юбки, которой накануне забинтовала рану. Довольная тем, как заживает рана, она коротко кивнула и заново перевязала его ногу.

– Знайте, я все равно стану его разыскивать. – Уинстон проговорил это очень тихо, и Анжелина поймала себя на том, что вслушивается в его слова. – И вас тоже, если вы по-прежнему останетесь с ним.

Анжелина кивнула и оглянулась назад. Чарли уже сидел в седле и не мог их расслышать.

– Вы верите, что поступаете правильно, а я о своих поступках думаю точно так же. В жизни каждого из нас есть свое призвание, мистер Уинстон.

Он насупился:

– Какое отношение имеет ваше призвание к Колтрейну?

Она нежно улыбнулась и встала:

– Ему нужна моя помощь. Вы ведь не знаете о демонах, которые терзают его? Ему очень хотелось изменить свою жизнь, когда вы начали его ловить.

Уинстон недобро рассмеялся, словно фыркнул:

– Да уж, наверное, очень хотелось.

– Он не грабил тот злополучный поезд и, уж конечно, не убивал машиниста.

– Мне кажется, вы чересчур в нем уверены, мэм.

– Я и в самом деле уверена. Как и в том, что вашу Клэр... – Анжелина запнулась, когда он нервно вздрогнул от удивления, поняв, что и она тоже обо всем знает, затем продолжила, стараясь успокоить его и отогнать боль, промелькнувшую в его глазах. – Должно быть, ее утрата причинила вам неизмеримое горе, и я понимаю, что с горя мы иногда совершаем такие поступки, которые не стали бы совершать в иных обстоятельствах. Может, вам следовало бы заново изучить все обстоятельства ее гибели и убедиться, что вы действительно имеете в виду этого человека. Ведь речь идет о его жизни.

Уинстон сердито взглянул на нее и отвернулся.

– Чем он вам заморочил голову, что вы поверили его лживым россказням?

– Ничем. – Она снова оглянулась на Чарли, и прежние сомнения охватили ее с новой силой. Анжелина заколебалась, потом выпрямилась. Если она полагалась на Чарли, значит, верила ему. Она могла бы говорить всем о своей вере в него целыми днями, но единственный способ заставить Чарли поверить в себя состоял для нее в том, чтобы верить в него – и не только словами, но и делом. Анжелина повернулась к рейнджеру, чтобы завершить разговор. – Я могу поверить, что он наделал много такого, чего Господь Бог не одобрил бы. Но я верю и в то, что он хочет изменить свою жизнь. Мы должны научиться прощать, мистер Уинстон. Казалось, что его взгляд прожигает насквозь.

– Ни в коем случае, мэм. Некоторые вещи не подлежат ни забвению, ни прощению.

– Боюсь, что у Чарли на этот счет такие же представления. У вас обоих есть много общего. Гораздо больше, чем вам кажется.

И прежде чем рейнджер успел ответить, она повернулась и вспрыгнула в седло. Чарли нетерпеливо взглянул на нее:

– О чем вы так долго болтали?

– Немного поговорили о прощении.

Он рассмеялся и повернулся в седле, чтобы взглянуть на рейнджера.

– С ним? Да вы с ума сошли. Что вы пытаетесь сделать, сестра? Спасти весь мир?

– И вовсе не весь мир, – Анжелина, улыбаясь, ласково похлопала по шее свою лошадь, – а только свой маленький уголок.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

– Мне по-прежнему не нравится, что мы оставляем его здесь, – сказала Анжелина, поворачиваясь в седле, чтобы в последний раз посмотреть на маленькую лачугу, в которой они оставили рейнджера.

– С ним все обойдется. Та женщина носится с ним как медведица с медвежонком-последышем, и ему будет гораздо удобнее здесь, на кровати, чем на волокуше, тащившейся за лошадью.

– Я понимаю. – Анжелина вздохнула и постаралась выбросить из головы беспокоившее ее чувство неловкости. – Вы правы.

– Я прав? – Чарли рассмеялся. – Мне понравился даже звук слов, которые вы произнесли. Продолжайте так же думать и дальше, сестра, и тогда оставшаяся часть пути пройдет как по маслу.

С наступлением ночи они разбили лагерь. Пока Анжелина мыла посуду, Чарли заговорил снова:

– Кое-что мучает меня весь день. Вы вдруг стали ужасно сговорчивой по многим вещам. Например, о том, ехать ли нам в Мексику и оставлять ли рейнджера. С чего бы эти перемены?

– Я... гм-м, – она запнулась и замолчала. Не могла же она признаться ему в том, что невольно подслушала их разговор с рейнджером в ручье. Если бы Чарли только узнал, что Анжелина собиралась очистить его душу от ненависти к янки, как и то, что она увидела в нем объект своего призвания, он немедленно убежал бы от нее. И так же решительно, как все эти годы убегал от себя. Она многое слышала об упрямых людях, которым не нравится выслушивать правду. И их приходилось мало-помалу заставлять видеть эту правду, чтобы они воспринимали любую перемену в своих взглядах, как собственную. Анжелина с детства знала обо всех этих сложностях. Хотя, честно говоря, ее матери, Терезе Рейес, никогда не удавалось сладить со своими упрямыми мужчинами.

– Анжелина? – Чарли подошел и взял кофейник из ее застывших пальцев.

– Да? Вы меня о чем-то спросили? – Его близость волновала ее. Всякий раз, когда он приближался к ней, ее тело реагировало волной ощущений – живот начинало жечь, руки становились холодными, как лед, разум захлестывала масса путаных мыслей. Священник в Блю-Крик сказал ей, что она должна бороться со своими слабостями к этому человеку и следовать промыслу Божьему. Прежде такой совет никогда не вызвал бы у нее проблем. Так что же случилось теперь? Ей бы следовало сосредоточиться на своем желании помочь Чарли вплоть до того, чтобы отказаться от всего остального. А вместо этого, в самые неподходящие моменты, она начинала думать о том, какие сильные у него руки, когда он помогает ей взобраться в седло или снимает оттуда, или о резком звуке его болезненно-хриплого голоса, заставляющего ее кожу покрываться мурашками всякий раз, когда Чарли заговаривает с нею. И хотя она пыталась изо всех сил, все равно не могла противостоять желанию снова и снова ощущать прикосновение его нежных и упругих губ к своим губам.

Анжелина прикусила губу. Она опять замечталась. Эту игру воображения следовало бы прекратить, если она действительно намерена помочь Чарли. Взглянув на него, она увидела, что он внимательно и хмуро смотрит на нее, несомненно размышляя над тем, не перегрелась ли она опять на солнце, раз никак не могла ответить на, казалось бы, простой вопрос.