Кровь.

– Джордан… – мертво выдохнул Фрэнк.

Он вылетел из ванной и сбежал вниз по лестнице. Шаги гулким эхом разносились по опустевшему дому. Затем выскочил на улицу. Куда бежать? К кому? Где искать жену и дочь?!

Сердце бешено колотилось, дождь хлестал по лицу, отвешивая мокрые пощечины. Он ничего не замечал, как безумный, мечась по опустевшему раю. Опустевший рай – это ад… Где они? Кто причинил им вред?

Почудилось, что за поворотом мелькнула машина. ТА САМАЯ, которой так боялась Кэтрин. Которой так боялся он. Или… не почудилось?

Господи, если тебе нужны их жизни, лучше возьми мою!

Где их искать? Фрэнк ринулся к машине. Сперва – в полицейское управление. Боб должен помочь. Потом в "Миллешгум" – там тоже окажут помощь.

Уже на середине лужайки он услышал, как неподалеку хлопнула дверь.

– Фрэнк! Подождите, Фрэнк! Куда же вы?

Фрэнк резко обернулся и увидел своего соседа, Джека Мередита, бегущего к нему со всех ног.

– Фрэнк!

– Вы видели Кэтрин и мою дочь? – закричал Фрэнк, вцепившись в рукав соседа, словно в спасительный круг.

Мередит возбужденно кивнул. Он тяжело дышал, а круглое лицо покраснело от напряжения. Он успел лишь наполовину надеть плащ и теперь тщетно пытался натянуть капюшон. Потом оставил эти попытки, все равно уже промок.

– Я как раз шел к вам, чтобы оставить записку. Она не смогла разыскать вас и просила меня сделать это…

– Где они?

– Поехали в больницу.

– Что случилось?

Мередит сглотнул, тщетно пытаясь отдышаться;

– Ваша дочурка – у нее был какой-то приступ.

Но Фрэнк уже не слышал его. Джек Мередит остался один, стоя под проливным дождем и глядя вслед Фрэнку, рванувшему к машине. Мгновение спустя "чероки" уже выворачивал на проезжую часть. Сосед молча помахал ему на прощание, а затем повернулся и побрел назад к дому.

ГЛАВА 19

На протяжении своей жизни Фрэнку достаточно часто приходилось бывать в различных больницах, и лишь одно из этих посещений он любил вспоминать – ночь рождения Джордан, почти семь лет назад. Легкий успокаивающий запах дезинфицирующих веществ и кондиционеров, непрерывная череда звуков – передаваемые по системе оповещения объявления, сигнальные и телефонные звонки, тихое журчание голосов. Бледное лицо Кэтрин в перерывах между схватками, когда он гладил ее по руке, успокаивая: "Все хорошо, дорогая, все хорошо!" И потом – вопящий комок с завитками рыжих волос. Первый крик. И голос акушерки: "Ваша девочка родилась в рубашке!"

Джордан действительно родилась в рубашке, родилась вопреки всем прогнозам и пророчествам. Но иногда Фрэнку казалось, что за дочь он, сам того не зная, заплатил непомерную цену. И дело вовсе не в нем, а в ней, Джордан. Были симптомы, пугающие его, та же боль в висках, медленно сползающая к зрачкам, те же страшные картины, от которых девочка просыпалась с криком ужаса. Они никогда не говорили ОБ ЭТОМ с Кэтрин, но они оба знали печальную истину: их дочь НЕ ТАКАЯ, как все, И все же тот день, проведенный в больнице, он очень любил вспоминать.

Все остальные случаи были похожи друг на друга, и ничего, кроме боли и покалывания в глазах, не вызывали. Кровь, перепутанные трубки капельниц, ржавые присохшие к коже бинты, растерянное лицо врача, сообщающего дежурную фразу: "Мы пытались сделать все возможное, но…"

Сейчас, по дороге в госпиталь Сиэтла, Фрэнк больше всего на свете боялся услышать эту фразу. "Все возможное"… Но когда речь идет о жизни ребенка, твоего единственного ребенка, она воспринимается циничной насмешкой. Сделайте невозможное, черт побери, ведь она – ребенок! Мой ребенок!

Когда Фрэнк влетел в отделение неотложной помощи, он походил на сумасшедшего. Мокрое, исказившееся от страха и волнения лицо, костюм весь в грязных дождевых потеках. И надежда, переходящая в панику и отчаяние.

Все вокруг казалось ему неизъяснимо зловещим: врачи, стоявшие в коридоре и совещавшиеся приглушенными голосами; стайка медсестер у главного поста; сновавшие туда-сюда лаборанты в зеленых халатах. Больные. Посетители. Каталки.

Фрэнк беспомощно стоял посередине коридора, не зная, к кому обратиться. И тут он увидел двух санитаров, толкавших по длинному извилистому коридору больничную каталку, на которой лежала маленькая фигурка, до самого подбородка укрытая простыней. Лицо ребенка закрывала кислородная маска, так что Фрэнк не мог разглядеть, Джордан это или нет. Следом за каталкой шел доктор, просматривавший медицинскую карту и на ходу делающий пометки. На халатах санитаров и на простыне, закрывавшей тело ребенка, виднелись следы крови.

– Джордан, – прошептал Фрэнк.

Как слепой, он бросился вслед за каталкой, едва не сбив с ног случайную медсестру – и тут же обратился к ней с вопросом:

– Моя дочь поступила сюда! Ее зовут Джордан Блэк.

Медсестра наморщила лоб:

– Джордан Блэк? – она меланхолично посмотрела на стопку бумаг у себя в руках. Чужое волнение ее не задевало. Женщина вяло начала перебирать медицинские карточки в поисках карточки Джордан.

Прежде чем она успела что-либо ответить, Фрэнк услышал другой голос:

– Фрэнк!

– Кэтрин! – он поспешил к жене, стоявшей около входа в лифт, и отчаянно схватил ее за плечи:

– Что с ней случилось?

Кэтрин отвернулась, пытаясь сдержать слезы. Потом заплакала.

– Я была на кухне. Услышала крик и глухой звук, будто что-то упало наверху. Я нашла ее на полу в ванной. В крови. Она потеряла сознание и ударилась головой о ванну. Сейчас врачи делают необходимые анализы. Пока они не могут сказать, с чем это связано…

– Где она?

Слабым движением Кэтрин указала на лифт:

– В отделении интенсивной терапии. Она сейчас спит. Ей дали снотворное. Она так еще и не приходила в сознание. Вдобавок у нее очень сильный жар. Фрэнк, я не знаю, что делать!

Она снова заплакала.

Двери открылись, и Фрэнк последовал за женой в кабину лифта, проталкиваясь сквозь медсестер и врачей, отпихнув локтем какую-то женщину, державшую в руках надутый гелием воздушный шар в форме сердца и плюшевого медвежонка.

Когда они вышли на нужном этаже, он оцепенело пошел следом за Кэтрин. Нарядные желтые стены, увешанные разноцветными плакатами и детскими рисунками, казались ему чудовищной насмешкой над теми бледными фигурами, которые ему удавалось мельком разглядеть внутри палат, мимо которых они проходили.

Вот тоненькая, как призрак, остриженная наголо девочка переключила телевизор.

Вот мужчина средних лет застыл на краю узкой больничной койки. На койке – маленькое страдающее существо.

Вот два маленьких мальчика ссорятся со своим старшим братом, дергая его за рукава больничной пижамы…

Его дар и здесь сыграл злую шутку. Ему, в отличие от остальных, было видно то, что не замечали другие. Он видел печать смерти. Смерть заранее оставляет отметину на лбах тех, кому суждено вскоре последовать за ней. Иногда, правда, опадает небольшую отсрочку. Год, два, пять лет. Кому как повезет. За кого как попросят. Но потом она возвращается. Она всегда возвращается за теми, кого выбрала. Уже после, перебирая фотографии близких, невольно задаешься вопросом, почему ничего не замечал раньше. Ведь вот оно – предупреждение… на лбу. Сеть морщинок или темное пятно, которые складывается в клеймо.

Сейчас Фрэнк машинально выделил из вереницы осунувшихся лиц несколько, отмеченных страшным клеймом. Одному осталось жить совсем немного – сутки. Другим чуть больше. Он чувствовал себя ангелом, явившимся сообщить смертным печальную новость.

И тут Фрэнк похолодел от мысли: а если и на лбу Джордан он заметит не видимую для других отметину? Для других, но не для него. Как можно жить, зная, что твой ребенок обречен, что вот-вот умрет?

Кэтрин заметила его волнение. Они давно уже общались на телепатическом уровне, скорее угадывая, нежели читая, мысли друг друга. Иногда Фрэнку было достаточно лишь взгляда, чтобы понять, о чем думает Кэтрин, и наоборот. Бывало, они даже шутили по этому поводу: "Слезь с волны! А то я даже не могу подумать о чем-нибудь секретном!" Хотя какие могут быть секреты у любящих людей? Разве что самые маленькие.