Достаточно вспомнить последователей культа индийской богини Кали – тагов. Историки предполагают, что, по самым скромным подсчетам, это тайное общество в угоду своей богине уничтожило более миллиона человек. Все захваченные британцами таги признавались в убийствах и не скрывали своих подвигов. Так, сто лет назад, один из приговоренных к казни заявил, что собственноручно удавил 931 человека. Официально – секта уничтожена. Однако в некоторых провинциях Индии, по некоторым данным, это сообщество действует и поныне.

Фрэнк саркастически хмыкнул. Еще бы ей не действовать! И не только в Индии. Религия не терпит географических расстояний. Два года назад в одном из городков штата Монтана стали исчезать молодые мужчины. Потом находили их расчлененные тела. Позже выяснилось, что вес жертвы быстро и профессионально удавлены шнурком. Экспертиза показала, что шнурок был натерт маслом и окроплен неуточненной жидкостью В Индии с помощью таких шнурков члены тайного братства тагов приговаривали к смерти случайных путников. Как бы искореняли зло, на самом деле исполняя древний языческий обряд жертвоприношения.

Если бы не Фрэнк, убийцу никогда бы не нашли Им оказался молодой парнишка лет семнадцати, служивший в местной гостинице посыльным. Он искренне верил в то, что, если человека во время жертвоприношения не умертвить, то из каждой капли его крови обязательно появится демон. В комнате молодого тага полиция обнаружила статую индийской богини смерти – Дурга, или Кали. На шее Кали висело ожерелье из черепов, в двух руках – отрубленные человеческие головы. Две другие руки держали меч и жертвенный нож – кхадгу. Выразительной была и физиономия богини с широко разинутым ртом, свисающим языком, окрашенным кровью расчлененных жертв. Молодой таг оказался разговорчивым. Сверкая темными глазами фанатика, он подробно рассказывал Фрэнку о том, как убивал.

– Почему ты убивал только мужчин? – спросил тогда Фрэнк.

– Кали не разрешает трогать женщин и детей. Нельзя также убивать и больных и прокаженных, потому что те сами обречены. Она берет в жертву только мужчин. Она их любит.

После удушения, во время которого таг читал специальный наговор, привлекавший внимание богини Кали: "Кали! Кали! Богиня смерти! Железная богиня-людоедка! Рви зубами моего врага, выпей его кровь, победи его, мать Кали!" – он относил жертву в потайное место. И производил над ней жестокие и кровавые экзекуции. Выкалывал глаза, разрезал тело на части.

– Зачем?

В ответе арестованного удивительным образом переплелись европейский и восточный взгляды на проблему убийства. Новая философия нового поколения.

– Расчленение затрудняло опознание убитых, но главное, так было угодно богине.

Фрэик не нашелся что ответить. Мальчик ни о чем не жалел, разве что его богиня осталась недовольна. Слишком мало людей он убил. Всего десять человек. Когда Блэк уходил, юный убийца вдруг сказал:

– А знаете, что мне больше всего при этом нравилось? Они были готовы на все, чтобы остаться жить. Даже заняться со мною любовью. И я иногда это пробовал. Кали была довольна…

И таких случаев в жизни Фрэнка было немало. Каждый из преступников решался на убийство, руководствуясь собственными мотивами и представлениями о ценности человеческой жизни. Однако гибель Пандемии действительно была особой. Блэк чувствовал, что в пакете, который ему принес Питер, находилась ниточка, дернув за которую, можно было бы раскрутить весь клубок.

Словно старый курильщик, хрипло заперхал модем, набирая номер. Убедившись в том, что соединение установлено, Фрэнк взял пакет и осторожно вскрыл, высыпав на стол его содержимое: фотографии, аудиокассета, видеокассета, факсы и несколько страниц печатного текста.

На мониторе высветилось всего два слова:

ПРИВЕТ, ФРЭНК

Ну-ну. И вам того же! Как говорится, давно не виделись.

Фрэнк вставил видеокассету в плейер. Развернул стул таким образом, чтобы видеть телеэкран, положил на колени блокнот. Взял в одну руку пульт дистанционного управления, а в другую – авторучку.

На экране проявились крупнозернистые черно-белые мерцающие изображения.

Фрэнк нахмурился: качество записи на редкость отвратительное! Не сразу и разберешь, что к чему.

Ага! Запись сделана камерой скрытого наблюдения в кабинке "Рубинового коготка". Вид сверху, под большим углом – оттуда, где, собственно, и находилась камера. Справа на экране тускло мерцала некая наклонная поверхность – очевидно, стеклянная перегородка. За ней едва просматривалась темная фигура девушки. Соблазнительный танец превратился в едва различимые из-за помех блики на заднем плане. Большая часть экрана занята тенью, склоненной к стеклу. При пристальном рассмотрении и нескольких стоп-кадров тень – это силуэт мужчины в профиль. Черты лица почти полностью скрыты надвинутой на лоб бейсбольной кепкой. Сквозь ритмичную музыку, гремевшую из колонок, Фрэнку удалось различить и другой звук – мужской голос настойчиво шептал Пандемии какие-то слова.

Фрэнк придвинулся вплотную к экрану, перемотал пленку и пустил запись с начала.

Вслушиваясь и вслушиваясь, вглядываясь и вглядываясь.

… Кровавый занимается прилив… Кровавый поднимается прилив… И рождество… И торжество невинности…

"И торжество невинности"… Он застыл, пытаясь вспомнить. Очень знакомая фраза. Где же он ее слышал? Остановил видеозапись, прекратил писать. Слова о невинности эхом откликались в его памяти. Фрэнк закусил губу, повернулся к полке с книгами, потянул за корешок "Знакомые цитаты? – Бартлетта. Открыв объемистый фолиант в самом конце, быстро пролистал, пока не наткнулся на:

Торжество, различные торжества, различающиеся по характеру, с. 101 а: торжество невинности, с. 882а

Так! Страница 882. Ну?

"Второе пришествие" – Йейтса, смутно знакомое со времен изучения английского в колледже:

«Сокольничий никак не докричится, До сокола, взмывающего ввысь, Все выше, выше, выше по спирали; Нарушена былая связь вещей; Анархия открыто правит миром; Кровавый поднимается прилив, И торжество невинности в крови Повсюду тонет…»

Он пробежал глазами до конца стихотворения, остановившись на финальных строках:

«И что за грубый зверь, чей пробил час, Торопится родиться в Вифлееме?»

Вот оно! Точка отсчета!

"Страшная чума в городе у моря", – тем временем все громче кричал хриплый голос Француза. – "Живые брошены в озеро, горящее огнем и серою"…

Фрэнк захлопнул книгу и задумчиво посмотрел на прикноплепные к стенду малоаппетитные фотографии. Снимки с места преступления, на которых запечатлены отдельные фрагменты изуродованного тела: вывернутая нога, скрещенные на окровавленной груди руки с отрезанными пальцами, отрезанные, спутанные пряди волос. Черный след на ковре… Видимо, мерзавец просто взял женскую голову за длинные волосы и потащил к выходу. И уже рядом с дверью положил ее в сумку. На трех висевших в ряд фотографиях – крупным планом фрагмент, покрытой синяками и пятнами крови, бледной плоти, принадлежавший непонятно к какой части тела. На одном из трех снимков, в центре круга, жирно обведенного красным маркером, отчетливое маленькое черное пятнышко.

"Но я обнаружил след от укола на внутренней стороне бедра…" – Питер Уотте.

Что же случилось, Пандемия? Почему ты впустила его в дом? Кто сделал укол – ты или он? Почему он выбрал ТЕБЯ?

Фрэнк порывисто схватил пульт и вновь включил запись. Прислушиваясь к искаженному звуку, он взял стопку фотографий, лежавшую подле клавиатуры, и еще раз просмотрел их, надеясь все-таки увидеть нечто. Нечто, помимо крови и обугленной плоти.

"Страшная чума в городе у моря", – завывал голос на пленке. – "Живые брошены в озеро, горящее огнем и серою"…

Итак, фотоснимки с места преступления, где он побывал сегодня утром. Развороченная листва. Мужские следы. Развороченная земля. Гроб. Крышка гроба, на которой, словно предупреждение, нацарапано одно-единственное слово: