63

Саид сидел на полу, обхватив руками колени и прижавшись спиной к стене. Его подташнивало от сильного запаха краски и растворителя, заполонившего квартиру Генри. В этом вонючем месте они проведут всю ночь. Запах уже въелся в слизистые оболочки. Даже вода, которую он пил, пахла так же. Неужели последним его воспоминанием будет этот тошнотворный, нестерпимо-едкий запах?

Он бросил взгляд на двух других — на лысого и на молодого парня восточноевропейской внешности. С виду ему вряд ли больше двадцати, скорее лет восемнадцать.

Лысый сидел на стуле возле кухонного стола и пялился в голое окно, на снегопад. Он сидел так уже целый час, не говоря ни слова. Парень, как и Саид, сидел на полу, справа от него, возле штабеля десятилитровых банок с краской. Сидел, опустив глаза, вытянув ноги, положив руки на колени.

Марван Ханжур ушел два часа назад. Дал им последние инструкции и напутствия, снова и снова заверяя, что они попадут в Рай. Все это время Саид только задумчиво смотрел на него. Теперь, когда до акции остались считаные часы, слова Марвана казались совсем неважными и бессмысленными.

— Демократия делает их всех совиновными, — говорил Марван. — Неверные сами выбрали своих лидеров в ходе свободных выборов и потому должны теперь ответить за их действия.

Вот почему можно их убить — женщин, мужчин, детей, всех виновных в нападках на ислам и мусульманский мир.

Но в голове у Саида крутилась еще одна мысль, еще один вопрос, который не мешало бы задать: сам-то Марван готов пожертвовать жизнью? Или он избавлен от обязанности умереть во имя ислама?

Саид услышал, как парень что-то пробормотал. Он по-прежнему тихо сидел на полу, теребя в руках цепочку. Губы шевелились, но голос был едва внятен. Самым заметным в его облике был остекленевший взгляд решительных глаз. Неужели им тоже двигала ненависть?

Еще некоторое время Саид сидел, слушая бормотание парня, потом бросил взгляд на часы, встал и пошел в спальню. Закрыл за собой дверь, приоткрыл окно. Ветер усилился. Ледяные порывы проникали под тонкую рубашку. В комнату летела снежная крупа. Саид оперся на подоконник, глубоко вдохнул свежий, обжигающе-холодный воздух. Но едкий привкус краски во рту перебивал ощущение свежести. Удушливая вонь облепила рот, нос и горло. Через несколько секунд он почувствовал, как весь покрылся гусиной кожей, и захлопнул окно. Но закрывалось оно неплотно, и, положив ладонь на подоконник, он ощутил ледяное дуновение.

Саид поежился, подошел к письменному столику у стены напротив и включил маленький черно-белый телевизор. Отыскал первый канал, поправил антенну, чтобы картинка и звук стали четче, и сел на край кровати.

Сейчас начнутся девятичасовые новости. Саид наклонился вперед, внимательно глядя на экран, где появилась новостная заставка. Главной темой были мороз и снегопад, обрушившийся на страну. Во многих городах возникли перебои с электричеством и водой. После этого сообщили о землетрясении в окрестностях Токио и обрыве переговоров в ВТО.

О «Глобал кэпитал» и исламских террористах по-прежнему ни слова.

Но внезапно кое-что произошло. Саид задрожал всем телом, увидев, что возникло на экране. Фотография Стиана Мидтгорда. Затаив дыхание, он следил за репортажем. Сперва показали сотрудницу полицейского управления, которая что-то сказала об этом деле, потом показали снимки дома, где жил убитый. Полицейская попросила телезрителей помочь следствию.

Когда выпуск закончился, Саид взял шерстяное одеяло, лежавшее в ногах кровати, и завернулся в него. Он дрожал от озноба, зубы стучали.

До акции оставалось меньше двенадцати часов.

Он закрыл глаза и, медленно раскачиваясь, попытался вызвать в памяти образ Нуры.

64

— Остановите здесь.

Они проехали несколько сотен метров по Скуввейен, почти до французской школы. Таксист свернул к обочине. Дворники еле справлялись, сметая с лобового стекла лед и снег. Неистовый ветер намел сугробы вдоль тротуара. Машина остановилась, водитель положил руку на спинку сиденья и обернулся к Томми, будто проверял, на месте ли пассажир.

— Вы сюда хотели доехать?

— Да, спасибо.

Водитель такси взглянул сквозь боковое стекло. Впереди тащился красный автобус. Водитель провел кредитку сквозь считывающее устройство и нажал несколько клавиш на таксометре.

Томми подписал счет, забрал кредитку и квитанцию и вышел из машины. Постоял, глядя вслед такси, пока оно не исчезло за углом Фрогнервейен в клубах выхлопных газов и взметнувшегося снега. Температура, похоже, упала еще на несколько градусов. Томми достал мобильник, пересек мостовую и зашагал к Оскарс-гате. Окоченевшими пальцами набрал номер Микаеля. Но услышал лишь автоответчик. Попробовал позвонить ему домой. После четвертого гудка кто-то наконец снял трубку.

— Алло?

Томми вздрогнул — незнакомый мужской голос.

— Кто у телефона?

— А вы, позвольте спросить, кто? — отозвался голос.

Томми отключил трубку. Они и там тоже, подумал он.

Сунув мобильник в карман, он пошел дальше, свернул направо, на Фрогнервейен, потом налево, на Нильс-Юэльс-гате, а оттуда на Бюгдёй-алле.

Обогнув угол, он замер как вкопанный. Потому что там, прямо у входа в офис, на широком тротуаре стоял фургон. Задние дверцы были распахнуты настежь. Томми недоуменно смотрел на возню, которая шла там полным ходом, потом попятился назад, повернулся и поспешил обратно.

Это она, думал он, шагая прочь в своих скользких ботинках, а ветер швырял снег ему в лицо.

Это Шира.

65

Нура аль-Харби смотрела в иллюминатор на множество огней, которые возникли во тьме далеко внизу. Их становилось все больше. Когда самолет, вылетевший рейсом из Хитроу, пошел на снижение и пробил тонкий слой облаков, постепенно прорисовались подробности пейзажа. Нура, почти прижав лицо к стеклу, смотрела вниз. Вдоль освещенных шоссе все было белым-бело от снега и почему-то мерцало золотистыми отблесками. Ничего подобного ей раньше видеть не приходилось.

За свои двадцать девять лет она вообще по-настоящему не видела зимы. Только в кино.

Через несколько минут она будет в городе, где находится ее брат-близнец. Она сплела руки, к горлу подкатил комок. На мгновение ей показалось, что неотвязная боль в левой половине головы прошла.

На соседнем сиденье сидела девчушка лет пяти-шести в теплом цветастом платье, с длинными светлыми, почти белыми волосами. Нура посмотрела на нее. Девчушка наклонилась к окну, пытаясь разглядеть, что там делается, но Нура загораживала окно. С улыбкой Нура кивнула ей и откинулась на спинку кресла. Чтобы девчушке все было видно. Та наклонилась к иллюминатору как можно ближе, стараясь, однако, не тревожить Нуру, и большими печальными глазами смотрела наружу. Нура хотела сказать ей что-нибудь хорошее, однако промолчала. Женщина, сидевшая рядом с девочкой, все время бросала на Нуру подозрительные взгляды, да и говорили они с девчушкой на совершенно непонятном языке. Вероятно, по-норвежски. Была и еще одна причина, по которой Нура даже не пыталась говорить с иностранцами, — страх. Как только решила покинуть тихий, сонный городок Скоттсдейл, штат Аризона, и отправиться в Осло, в ней ожил страх, неделями обуревавший ее после бегства из Саудовской Аравии.

Через несколько месяцев до нее дошла жуткая весть о том, что натворил Саид. Королевская семья предпочла скрыть эту историю. Было категорически запрещено официально высказываться о происшедшем. Поэтому информация о покушении на принца не попала в СМИ, и Нура ничего не знала. Только спустя четыре месяца ее навестил первый гость — дядя, который и забрал ее из госпиталя в Джидде, — от него-то она и услышала о том, что случилось. И сразу же уверилась, что родители совершили ошибку. Решение спасти ей жизнь, переправив в США и снабдив новыми документами, обернулось катастрофой и для брата, и для остальной семьи. За то, что натворил Саид, семью строго наказали: отобрали паспорта, долго допрашивали, а когда отпустили, установили за ними постоянный надзор. И попросту травили — дядя не стал этого скрывать. Изъятие паспортов означало самое худшее: скорее всего, она никого из них больше не увидит.